Искусство умирать
Шрифт:
– Ты о невидимках?
– Ну да. Я хочу их чем-нибудь приманить.
Надо же чем-то заняться, в конце концов. Надоело даже Ваньку валять.
– Я думаю, что они ничего не едят, – сказал Морис. – Евгения ведь передавала, что у них нет системы пищеварения.
– Но что-то же им нравится?
– Им нравится душить людей, особенно женщин. Попроси Кристи полежать в саду. Вдруг она согласится.
– Не надо так шутить, – сказал Анжел серьезно.
Он просидел все утро с баллончиком краски, и снова зря. После этого его осенила идея. Он провозился несколько часов внутри Зонтика, подбирая нужную автоматику,
– Пропрошу никого не входить в сад, – сказал он. – Я начинаю зверскую охоту. Я развешу на деревьях автоматические баллончики. Если кто-нибудь войдет, пусть отмывается от краски как хочет.
– Если ты поймаешь хотя бы одного сегодня, я обещаю его сьесть в жаренном виде, – сказал Морис.
Из окна второго этажа донесся крик. Это кричал Штрауб. Почему он так много кричит?
– Ты думаешь, это с ним навсегда? – спросил Морис.
– А ничего не думаю.
До обеда ничего не происходило. День стоял жаркий, плотный и прозрачный как стекло. До моря было далеко, но хотелось купаться. Если все будет хорошо, – подумал Икемура, – то нужно будет ездить на пляж. Мы все-таки на курорте. А можно и в горы сьездить, тоже не помешает.
Штрауб лежал пристегнутым к кровати.
– Нравится мне эта планетка, – сказал Икемура. – Такая жизнь как раз для меня.
– Я тебя уууубью, – ответил Штрауб.
Он уже начинал отходить после вторично вколотой дозы и его речь становилась понятнее. Но только когда он говорил тихо. Икемуру это вполне устраивало.
– А не поехать ли мне к морю? – спросил он, глядя в стену. Стена была в параллельных полосах – сложена из настоящих камней.
– Я не-не-не попонимаю, попочему тебе, теббе…
– Почему мне все сходит с рук? Ты это хотел спросить? Просто мне везет. У меня врожденная программа везения. Был когда-то такой генетический эксперимент, но провалился. Я, можно сказать, единственный человек, гений в своем роде. А тебе позволено меня созерцать, свинья. Радуйся, что жив пока.
Он снова набрал шприц и вколол Штраубу в руку. Мышцы пристегнутой руки напряглись как жилы стального каната.
– Ничего, ничего, успокоишься. Хочешь, я расскажу, что с тобой будет дальше? Хочешь, я вижу. Я тебя вылечу. Уже сейчас все считают тебя идиотом, но ты ведь пока не полный идиот. Нельзя обманывать своих друзей. Согласись, это нездоровая ситуация. Поэтому ты станешь настоящим идиотом, стопроцентным.
Еще десяток уколов и все.
Он потрепал Штрауба по щеке. Штрауб попытался укусить руку.
– Ну вот, ты уже и кусаешься. Это хороший симптом. Скоро начнешь пускать слюни и мочиться под себя. А вечером все прийдут и посмотрят на тебя. Ну, скажи что-нибудь. Скажи: «Я тебя уууубью.»
– Я тебя уууубью!
– А, ты все о том же. Я это уже слышал. Забываться начинаешь, мой птенчик, память уже сдает. Но я могу убить тебя быстрее, если ты попросишь. Но просить придется очень хорошо. Смотри, как не стыдно – ты такой большой и сильный мужчина, и так опустился! Фу, неприятно на тебя смотреть. А правда, что тебя вырвало в первый же день – когда вы увидели первого с отрезанным языком?
– По-по-по…
– Только не квакай, пожалуйста.
– Попочему?
– Ах, почему я о тебе так забочусь? Тебе, в
Икемура подошел к окну и стал смотреть на сад. Нет, древние были правы, что-то есть особенное в этих настоящих камнях. Он облокотился на подоконник и стал смотреть, как Анжел дрессирует чудище.
Анжел вывел кузнечика на поводке и привязал его к толстому стволу. Кузнечик уже не пробовал нападать – он однажды получил свое и запомнил с кем имеет дело.
Его голова была скошена набок – кузнечик был одноглаз.
– Прыгай! – скомандовал Анжел.
Человек-кузнечик вяло подпрыгнул на одном месте.
А ведь он прекрасно понимает человеческую речь, – подумал Икемура. – Это ведь замечательное орудие в умелых руках. Как я не подумал об этом раньше?
– Эй! – крикнул он из окна, – а ведь он тебя слушается!
– Еще бы! – гордо ответил Анжел.
– Хорошо, если бы он стал слушаться всех людей. Мы бы его приручили и держали вместо собаки. Ты когда-нибудь видел собак?
– Видел, только маленьких.
Человек-кузнечик сидел, опираясь на хвост, и жевал свой поводок. Нет, эту веревочку ты не перегрызешь, тут никакие челюсти не помогут.
– Давай дадим ему имя, – предложил Икемура.
– Давай, я уже думал, только ничего не придумалось.
– Тогда пусть будет Кузя.
Человек-кузнечик смутно понимал, что разговор идет о нем. Его недавно покормили и дважды ударили по голове. Ударил все тот же, большой человек.
Большому человеку что-то нужно. Куда-то идти. Зачем-то прыгать. Зачем на мне этот поводок? Кузя, кто такой Кузя?
– Кузя, – сказал Аннжел и подошел совсем близко, можно укусить.
Кузнечик попробовал откусить ему голову, но получил еще один удар в морду.
Ну зачем же меня так сильно бить? Я же ничего такого не хотел.
– Кузя! – сказал Анжел. – Не раздражай меня. Прыгай!
Кузя запрыгал по лужайке. Длинный поводок позволял ему доставать до самых яблонь. Он откусил ветку с яблоками и стал ее жевать. Ветка была горькой и пахучей. Он взял ее в передние лапы и стал разглядывать. Вдруг он учуял запах повкуснее.
– Эй, – сказал Икемура, – посмотри на него!
– А что такое?
– Он похож на охотничьего пса.
– А такие бывают?
– Я видел, в горах, на Земле. Не хочешь поохотиться с ним на невидимок?
Анжел подошел к дереву и отвязал поводок. Икемура снова вернулся к пациенту. Штрауб лежал с открытыми, совершенно бессмысленными глазами. Икемура взял его за нижнюю челюсть и подергал голову из стороны в сторону. Никакой реакции. Почти труп.
– Жаль, что ты не можешь меня слышать, – сказал он, я бы рассказал тебе интересную историю. Я бы рассказал тебе о том, как Анжел отвязал дикого кузнечика и пошел с ним в сад. Рассказал бы о том, как кузнечик рано или поздно слопает Анжела, а если не Анжела, то кого-нибудь другого обязательно. Это называется несчастный случай. Я так живо представляю себе это несчастный случай, как будто он уже произошел. Я бы тебе рассказал о том, как это будет. Но ты меня не слышишь, малыш. Спи. Тебе осталось только спать.