Испанский сон
Шрифт:
Тогда я руки вымыл и говорю: «Ваше счастье, уважаемая больная, что вы обратились за квалифицированной помощью вовремя. Еще б пару недель вам так походить — никакой бы профессор Фрейд здесь уже не помог, точно вам говорю, только бы и осталось что резекция шейки матки, а это сами понимаете». Она от ужаса даже всхлипывать перестала. «Так что, — лепечет еле слышно, — вы спасете меня, или как?»
Тут стук в дверь. «Одевайтесь, — говорю, — я должен подумать». А сам смотрю в окошко — рядом с дверью окошечко занавешенное — кого еще черт принес. Глядь, вроде цветы. Такое тоже иногда бывало, на клиентских радостях, бабских конечно. Вот кстати, думаю. Сделал я этой цыпочке знак — спрячься, мол, за ширму — и дверь открыл. Заходит недавняя пациентка, официанточка — простой случай — и говорит: «Здравствуй, Васек, милый ты мой избавитель, хоть за меня тебе и заплачено — и очень даже недурно — но то расчеты мужские, а от меня тебе свое отдельное женское спасибо». Поцеловала меня взасос, вручила цветы, а потом говорит: «Хочешь больше — заезжай за мной на работу. В любой вечер, только позвони перед тем, а то я день через день, да иногда бываю и обещана. Заезжай — не пожалеешь!» И пошла себе.
Ну, как я к той съездил, это неинтересно… влагалище все раздолбанное, сопливое чересчур… вдобавок, спину мне повредила, сука — с такими-то ногтищами страсть изображать! — конечно, съездил по морде, чтоб умерилась… а она, оказывается, еще и мазохистка… Тьфу! Вся-то польза от нее, что мою цыпочку, мечту поэта, навела на правильные мысли, пример ей подала. Да и я повел себя правильно — вызываю ее из-за ширмы и говорю: «Знаете, уважаемая, я бы с радостью, но ваш случай серьезный, дело подсудное, рисковать своей карьерой не хочу и свободой тем более, так что мой вам совет — идите-ка вы в венерологический диспансер по месту жительства, и чем скорее, тем лучше».
Она — опять в слезы. «А если вы… а если все-таки…» Я сигарету закурил, вроде нервничаю, сомневаюсь. «Хорошее слово если, — говорю. — А если ты, милая, меня ни за что продашь? Скажи, откуда мне быть уверенным в твоей надежности и преданности?»
«Да я, — кричит, — что угодно… Хоть…»
Я хихикнул и говорю:
«Звучит соблазнительно».
Тут она хвост распустила, стрельнула глазками — ах, какая цыпа! «Почему же только звучит… Попробуешь — не пожалеешь… — И тут же поправилась: — Как буду в порядке, конечно».
«Ладно, — говорю, — убедила. Гони полтинник на препараты, а то, что сказала, пойдет за лечение».
«Не пожалеешь», — повторила она.
И началась для меня потеха. Ну, взял я у нее мазок… там уж не помню что… гарднерелла, что ли… таблетки, значит, она пьет, а я ей каждый вечер в жопу водичку дистиллированную, да самой толстой иглой. На десятый день говорю: все, подруга, пришла пора для первой провокации. Тащи, говорю, выпивки побольше и готовься трахаться всю ночь. «А сколько всего провокаций?» — «Пока не знаю, — говорю, — это зависит от анализа. Три — самое малое, а там будет видно».
Ох, скажу я тебе, как ее вульва мне впору пришлась! Лишний раз убедился я, что у меня глаз на вульву наметан. Уж она-то свое обещание выполнила, не то что та п--да из ресторана. Но и я ей понравился. Повезло, говорит, мне с врачом. Одно удовольствие у такого лечиться! Уколы вот только болючие. Ну, я ее пожалел, мечту поэта. Если анализ будет отрицательный, говорю, другое будем колоть, полегче. И сдержал слово, на новокаин перешел.
В ночь второй провокации она меня спрашивает: «Вася, а ты сам не подцепишь от меня что-нибудь, что осталось?» — «Нет, — говорю, — я себе вакцину вводил, специально для таких случаев». — «Вася, — говорит она, — а я тебе нравлюсь?» Ну что я ей скажу? «При чем здесь это, — говорю. — Это же провокация, процедура… мой врачебный долг». — «Значит, это не в расчет? А когда же я с тобой рассчитываться буду?» — «А это потом», — говорю. Так и топтал ее еще ночей пять… и вдруг…
(Здесь Этот всхлипнул.)
Короче… в очередной какой-то раз… топчу ее… мечту, блин, поэта… и тут вдруг вспоминается мне девочка Оля, моя единственная любовь…
И так мне сразу противно стало. Я, веришь, тут же вынул из ее красивой п--ды, слез с нее и говорю: «Все, подруга. Лечение окончено, мы в расчете». — «Как, — говорит, — даже не кончишь?» — «Нет». — «Ну, дай хоть до утра доночевать, а то куда я сейчас». — «Нет, — говорю. — Вот тебе три рубля на такси, и чтоб больше я тебя никогда не видел». И она ушла… а я… плакал там до утра…
Этот заплакал опять, и Марина подумала, что рассказ его долгий и дает ей дополнительную возможность дольше держать его в этом состоянии зависимости, а следовательно, больше шансов все-таки выполнить столь желанный и подготовленный план.
— Ты потратил много душевной энергии, — мягко сказала она, прощально пожав Царя, который все это время доверчиво покоился в ее ладони, — да и скоро сюда придут… Тебе нужно отдохнуть и успокоиться. Отложим продолжение на завтра, о’кей?
Этот заплакал еще пуще.
— А вдруг ты… вдруг завтра слушать не станешь…
Она усмехнулась.
— Мы же договорились помочь друг другу, — вкрадчиво сказала она, испытывая удовольствие от этой изящной подмены понятий и от того, что ее слова явственно западали ему в душу. — Тебе действительно нужно отдохнуть… ты разве забыл? Завтра у тебя много работы.
— Я не забыл…
— Ты помнишь все, что нужно сделать?
— Да…
— Ну-ка, — потребовала она, — перечисли.
Он вытер слезы.
— Да помню я.
— Перечисли, — повторила она. — Я должна быть уверена, что твоя душевная травма не отразилась на памяти.
Он начал перечислять. Она пару раз поправила его в незначительных деталях. Она видела, что он готов.
— Видишь, не забыл.
— Да. Молодец. Теперь иди.
— Завтра — во сколько?
Почему бы не остаться на ночь в больнице, подумала она. Лично не проконтролировать… а может — а вдруг? — провести сладкий час с Отцом…
— Спрячешь меня в больнице?
— Спрашиваешь…
— Вот тебе и ответ. Приду как обычно… Пообщаюсь с Отцом… с сестрами… Нет, — сообразила, — лучше в таком виде мне днем не появляться. Приду под вечер, как стемнеет. Как пройти на территорию незамеченной?
— Возле бойлерной. Я открою ворота, но ты… давай лучше, я там тебя встречу.
— Во сколько?
Он пожал плечами.
— Чем раньше, тем лучше…
— В восемь — годится?
— Да.
Она немножко подумала.
— Опять, небось, пьянка будет?