Испанский сон
Шрифт:
А еще ни разу — ни до того, ни после — ни разу в рот не кончал. То есть кончал, но искусственно — если очень просили… ну, трахаешься как обычно, подплываешь уже, а она вдруг кричит: «Кончи мне в рот!» — тогда быстренько вынимаешь, а она изгибается, ртом его ловит… Тоже, если кричит: «В меня не кончай!» — значит, нужно вынуть вовремя, чтоб на волосы… или на живот… вредно же для потенции! Я тогда говорю: «Значит, рот подставляй» — вроде как заменитель вульвы… Многие подставляют…
В общем, эта — опытная минетчица, по всему — довела меня до точки. Приготовился я кончать… и тут она… Бля!!! Падла такая — ка-а-ак!!! Ой, мама…
(При этих словах Этот шумно вдохнул, закрыл лицо руками и изогнулся назад, как бы заново переживая рассказываемое.)
В первый момент я подумал, что точно, тварь, откусила. Или почти — ну, что на ниточке болтается, так что теперь только отрезать, чтоб конвульсии прекратить. Зубы острые, гад… челюсти что у бультерьера… Кровища как хлынет! Слава Богу, что стоял как всегда, толстый был такой — я же, сука, кончать собрался! Был бы потоньше или послабже — п--дец бы ему. Смотри, какой шрам.
(Этот приподнял волосы и показал скрытый под ними большой шрам, опоясывающий Царя у самого основания.)
Следы от швов — видишь? Зашивать же пришлось. Она же, сука, мне вену перекусила! А снизу — чуть до уретры не добралась… Скользом, однако, прошло, в наклонной позиции… не ожидала, сука такая, что corpus cavernosum у Васи — что твой железобетон! Как до меня дошло, что еще вроде как можно исправить, я тут всякую осторожность побоку. Быстрей в операционную… шок у меня, даже почти и не больно… где вы, думаю, друзья-хирурги? Пока отыщу вас, да пока приедете, весь кровью изойду… Хватаю одно, другое… все, что краем уха слыхал, в такую минуту припомнилось… Сам и пришил. Шью и кричу от куража, от злобы. Гнида ты мутная, кричу, хотела Васю кастрировать! а вот х-- тебе, кричу, цел Васятка останется и всех еще, начиная с тебя, как положено пере--ет. Ох, злоба была! Наверно, со злобы и пришил. Уникальный случай в истории хирургии. При других обстоятельствах, небось, прославился бы. А так — никто и не знает.
После этого случая я уже в рот — никому. Нормальным в том числе — я же не только с одними психичками баловался… Слишком большое потрясение пережил. Понимаешь теперь, почему я?.. Ну прикинь: падает, первый раз в жизни, а тут ты еще — мол, минетчица. Одно к одному. Вот я и взъярился.
И вообще не даю даже дотрагиваться. Ведь подстерегали и другие опасности… оторвать сколько раз пытались… риск риском, а такое уже чересчур. Но все же такой беспредел был больше как исключение. Все же в основном стоило рисковать, был от этого кайф. Чего только они не отчебучивали! Одна, например, не подмахивала, а дрожать вульвой начала, крупно так, всеми сфинктерами. Нормальные так не могут. Выжала меня, как тряпку. Два раза кончил не вынимая, представляешь себе? Никогда — тоже вот, ни до, ни после — два раза не получалось. А с другой, наоборот, кончить никак не мог. Две ночи подряд дрючил по нескольку часов, подменился специально… Не кончается, и все тут! Удовольствие есть между тем. Странно, скажи? Под конец просто устал, кулачком это дело исправил… А одной, помню, мало было спермы, так она меня давай уговаривать, чтоб я ей туда поссал.
Сами, кстати, ссались систематически, замучился бельишко менять. Это понятно… недержание здесь у многих… Побочный эффект. Но если я как медбрат на это внимания не обращаю, почему бы должен как мужик? Опять же, об Оле напоминает, о моей любви, что на меня насикала… да и о первой моей женщине, богодулке… Так что для меня зассанные трусы — милое дело. Ну, вонь; а неизвестно еще, чем те же духи лучше… Собаки, к примеру, от духов нос воротят, а зассанные трусы им в кайф. И понятно — природный запах, не какая-то синтетика… Человек, видно, просто тварь такая, сама себя испортившая в смысле этих запахов, да и вообще.
Конечно, кроме природных запахов, медикаментами тоже прет — один раствор Синицына чего стоит… но ведь это не только от конкретной п--ды, а вообще от всей больницы, верно? Со временем начинаешь их просто не замечать. От меня, например, сейчас пахнет конкретно… а я как-то даже… А от тебя? Пахнет или нет — ты сама как чувствуешь?
При своих последних словах Этот наклонился и стал обнюхивать Марину — ее одежду, руки, волосы — и она подумала, что это удобный момент прервать его рассказ.
— Я привыкла к этим запахам, как и ты, — сказала она. — Ничего особенного не чувствую… вот только мне кажется, ночь уже наступила.
Этот посмотрел на часы.
— Да. Заговорился я что-то…
— Я хотела бы, чтобы ты отвел нас с Отцом в кабинет. Пока мы будем там, ты… ты знаешь, что нужно делать.
— Хорошо. Пойду посмотрю.
Он ушел. Очень быстро вернулся.
— Все путем. Пошли.
Они завернули за угол коридора; дверь кабинетика была уже открыта. Здесь было тепло. Тусклый отблеск уличных фонарей, проникающий через верхнюю, не закрашенную часть окна, был единственным источником освещения. Одна из двух коек была в беспорядке.
— Перестелешь, — сказал Этот, — белье в шкафу… И жди. Свет не включай. Запру снаружи.
Он опять ушел. Она перестелила койку, села на нее и стала ждать. Хорошее освещение. Тоже — для синяков… Она подошла к окну, посмотрела глазком сквозь срыв краски посреди буквы «Х», помечтала о вагонном окошке.
Наконец-то — шаги в коридоре, лязг замка.
Отец.
— Все, — сказал Этот, — теперь запрись изнутри и ключ поверни набок. Если кто и дернет — значит, нельзя. Поняла? Ничего не бойся. Свет не включай. Я приду… э-э… часа в три устроит?
— Да. — Отец рядом, и они сейчас останутся одни. Ноги ее слабели; она почти теряла сознание.
Этот что-то почуял в ее голосе, скроил озабоченную рожу, попытался при свете, идущем из коридора, рассмотреть ее лицо — не худо ли тебе, девка? — но, видно, решил, что показалось, отступил в коридор.
— Значит, в три. Постучу вот так…
Она еще оказалась в силах бесшумно закрыть дверь и освободиться от части одежды. Бесшумно — только одна пружинка скрипнула — сесть на койку и притянуть к себе Его, до сих пор стоящего недоуменно. Сбросить с себя оставшуюся часть одежды, самую докучную. Залезть под Его халат. И даже успеть получить короткое острое наслаждение от Царя, коснувшегося ее рук, губ, всего, от молнии ощущений, ударившей по ее размякшему, жаждущему ласки телу.
— Эй, доченька… Дочь… Очнись же, милая…
Она не сразу поняла, где находится. Отец Вседержитель, подумала она, что за ужасный сон… будто их разлучили, и она скиталась по городам, блуждала среди незнакомых, враждебных ей комнат… другие люди — не Отец — овладевали Царевной, но так почему-то было надо… И она пыталась закричать, но не могла.
Ах, да, сообразила она, это не сон… резкий запах, подмешенный к такому родному, с детства знакомому, вернул ее к жизни, и она в ужасе бросилась к окну, к букве «Х», чтобы рассмотреть циферблат часов — единственного, что на ней оставалось. Он сказал, в три. Сколько же это длилось? О, Царь… слава Тебе, всего полчаса. Истеричка сопливая… дура… так бездарно потерять полчаса… и Отец, ведь Отец мог рассмотреть ее синяки… и вообще, подумать все что угодно…