Испанский сон
Шрифт:
Госпожа ворковала; Марина шла рядом, кивала головой. Ей было все равно. Дом был несносный, но и вне дома все было несносным тоже. Она нигде не могла себя найти.
Месяц спустя Госпожа сказала:
— Придется мне дорабатывать, что называется, до звонка… Ну какие черствые люди. Я действительно могу взять без содержания, но оказывается, в расчет пенсии идет только то, что я заработала за последние два года… Мне говорили, эти правила должны были измениться, а я совсем замоталась с Гринечкой — конечно же, не поудосужилась проверить сама… Ты понимаешь? Если я уйду завтра, значит, до конца моих дней мне будут недодавать
Марина кивала.
Моя судьба — терять, думала она.
Или жизнь кончена в двадцать два года, или опять искать. «Боже, — произнесла она чуждое слово. — Может, ты есть. Тогда помоги. Я одна в моем Царстве, и, вот, Царство слабо».
Время шло. Малыш вышагивал по опустевшим комнатам — чужой, безразличный. Теперь старилась Госпожа. С каждым днем она выглядела немножечко хуже. Иногда она начинала заговариваться, но по-прежнему, как заведенная, ездила на работу. Пенсия сделалась общей целью; наконец, она была выправлена.
— Анна Сергеевна, — сказала Марина тем же вечером, — мне здесь нечего больше делать. Мне пора.
На глаза Госпожи навернулись слезы.
— Моя милая… Я понимаю тебя…
— Вы не в обиде?
— Какие обиды, Мариночка… Ты — моя радость… ты скрасила Ему последний год Его жизни…
Это истинная правда, подумала она.
— Погоди.
Госпожа удалилась.
— Это тебе, — сказала она, вернувшись, привстала на цыпочки и, не обращая внимания на ее слабый протестующий жест, надела на нее золотую цепочку с массивным, тоже золотым кулоном. Она взяла в руки кулон, рассмотрела витиеватую монограмму на нем и нажала на кнопочку сбоку. Кулон раскрылся; взору явилась маленькая фотография — покойный Господин в молодости.
— Что Вы, Анна Сергеевна, — смутилась она, — я не могу… Это Ваша вещь… Ваша память…
— Милая моя… Давай присядем…
Держа ее за руки, Госпожа сказала:
— У меня два таких. Первый Он подарил мне в сороковом году, на серебряную свадьбу… А через пару лет мы поехали на курорт… в Коктебель…
Ее лицо посветлело на секунду воспоминания.
— …и я потеряла его. В самый последний день! Честно говоря, я грешила на хозяйку. Милая женщина… недорого брала… и персики в саду были такие вкусные… По утрам я рвала их прямо с веток и приносила Ему в постель. А хозяйка делала кофе. Я сама ставила на поднос кофе, сливочник, персики и несла в наши комнаты. А хозяйка кричала мне вслед: «Анечка, Вы забыли сахар!» И я возвращалась и брала сахар. Каждое такое утро было праздником для меня. Я вечно спешила к Нему, боялась, что Он проснется, пока я хлопочу — я сама должна была разбудить Его поцелуем! И, конечно, все время что-то забывала — то сахарницу, то ножичек для разрезания персиков… А хозяйка напоминала. Славная женщина! но когда пропал кулон, у меня почему-то мелькнула мысль: не она ли? В тихом омуте… э-э…
— Змеи водятся, — подсказала Марина.
— Змеи?.. — с удивлением переспросила Госпожа. — Может быть… Так или иначе, я плакала… Всю обратную дорогу плакала в купе — а Он меня утешал… Хорошо хоть, купе было на двоих…
Она снова вспомнила что-то особое и улыбнулась.
— И когда мы вернулись в Москву, я была безутешна. Как будто с этим кулоном частичка жизни ушла… А потом наступил мой день рождения, и вдруг… Мариночка! представляешь ли ты мою радость, когда Он преподнес
Госпожа извлекла из-под одежд украшение на цепочке и, не снимая его с шеи, бережно поднесла ближе к глазам Марины. Их головы соприкоснулись. Два золотых кулона, на первый взгляд полностью одинаковых, лежали в мягких, увядающих ладонях Госпожи.
— Видишь эту завитушку? А вот здесь?
— Да… — признала Марина. — Ну Вы, Анна Сергеевна, и следопыт! А какой из них был первый?
— Конечно, этот, — показала Госпожа.
Они сели как прежде.
— И я догадалась, что Он просто заказал дубликат — ведь ясно, что это работа одного и того же мастера… Да и если бы Он нашел тот, то не стал бы дарить мне его на день рождения… как бы вторично…
— А потом первый нашелся, — предположила Марина.
— Ну конечно же. Пришло лето… опять засобирались на юг… я стала готовить вещи…
— Где же он был?
— Это так забавно… Он был…
Госпожа оглянулась по сторонам, хотя в комнате, кроме них, заведомо никого не было, подалась к Марине и, закрывшись ладонью, шепнула ей на ухо:
— Я носила купальный костюм с толстой прокладкой вот здесь… и здесь… специально, чтобы… ну, ты понимаешь, зачем. И он попал…
Госпожа издала короткий смешок, подавилась, закашлялась… Марина бросилась за водой. Госпожа приняла стакан из ее рук и выпила. Лицо Ее раскраснелось то ли от кашля, то ли от пикантного воспоминания. Постепенно кашель прошел. Госпожа сделала глубокий вдох, затем выдох — и облегченно улыбнулась.
— …попал под эту прокладку, — закончила Она вслух. — Но самое удивительное, как я раньше не догадалась?
— Зато у Вас стало два, — сказала Марина. — По очереди надевали, да?
Госпожа скромно потупилась.
— Я сказала Ему, что по очереди. Иначе Он мог бы подумать, что второй кулон подарен мне зря… что подарил бесполезную, в сущности, вещь… и переживал бы…
— А на самом деле?
— На самом деле я, конечно же, всегда носила только первый кулон… и теперь я так рада, милая моя, что могу с тобой поделиться…
— Спасибо… дорогая Анна Сергеевна…
— Значит, уходишь. — Госпожа скорбно смотрела на нее, как бы стараясь запомнить, какова она именно в этот момент. — Ты уже нашла место?
— Какое место? — не поняла Марина.
— Я имею в виду дом, в котором ты была бы нужна.
Да она, догадалась Марина, имеет в виду место домработницы. Как забавно…
— Нет. Я даже как-то не думала…
— А почему?..
Марина пожала плечами.
— Я все же работаю… Позже — газеты посмотрю…
— Ну конечно… да… Скажи, — оживилась она, — ты позволишь мне оказать тебе услугу?
— Услугу? Чтобы Вы утруждались… ради меня…
— О, это совсем не трудно. Это будет скорее приятно… Ты же знаешь, что у нашей семьи много друзей, мы постоянно перезваниваемся… приличные люди… Я просто скажу им, что освобождается чудесная девушка, которая могла бы помогать им по дому. Я дам тебе лучшую рекомендацию… Поверь, это не в пример лучше, чем искать по объявлениям в рекламных листках…
Вот, подумала она. Промысл Божий — это так называется, верно?