Испанский сон
Шрифт:
— Возможно, прав твой приятель, — сказал Он и налил себе чаю. — Хотя, по поводу концентрации — чай для Меня слабоват. А ты знаешь, что определенные сочетания сменяющихся цветов, по интенсивности вполне нормальных, могут сильно действовать на психику?
— Знаю, представь Себе, — сказала она, — как и то, что такое воздействие считается патологией. А почему оно считается патологией? А потому что проявляется у меньшинства. Если бы оно проявлялось у подавляющего большинства, то считалось бы нормой. И, может быть, светофоры выглядели бы совсем по-другому. А те, что мы видим на улицах, считались бы таким же неприличным, как пукнуть… Скушаешь яблочко?
— Давай.
Они помолчали.
— Но тогда, — сказал Он, — у тебя должен развиться комплекс полноценности. Ты должна как бы презирать нас, обонятельных психопатов.
— Почему? — спокойно пожала она плечами. — Здоровые же не презирают больных… Они их любят, жалеют… если, конечно, нормальные люди — Ты же мне сам целую лекцию прочел по этому поводу! А некоторые патологии даже бывают забавными… Знаешь ли Ты, например, что у Тебя одно яичко ниже другого?
— Где ниже? — спросил Он. — Не может быть! Ну-ка дай Мне очки; Мне без очков не разглядеть.
Она принесла Ему очки. Он нацепил очки на нос и стал крутить головой, разглядывая Свои яички справа и слева.
— Ничего такого не вижу. Какую-то ерунду говоришь.
— Ну как же… Вот смотри…
Она приблизилась к Его мошонке, покрытой мягкими, кудрявыми, седеющими волосками, поцеловала ее и, отведя в сторонку Царя, приподняла ее на ладони… и ей почудилось невозможное: в мошонке будто бы покоилось одно-единственное яйцо. Насторожившись, она пощупала мошонку и похолодела от ужаса. Только левое яичко и оставалось где положено; правого яичка не было вовсе. Она лихорадочно общупывала мошонку со всех сторон, пытаясь найти пропажу, но так и не нашла.
— Что там такое, — забеспокоился Он.
— Не знаю, — мрачно сказала она. — Яичко куда-то пропало, никак не найду.
— Как? — удивился Он. — Ну-ка… И правда! Но оно же было?
— Было, — подтвердила она. — Еще вчера…
— Я понял, — сказал Он сокрушенно. — О-о…
— Что такое?
Он сел на кровати, вздохнул и покачал головой.
— Что это? — в ужасе вскрикнула она. — Говори!
— Оно рассосалось. Слишком активный половой процесс… в моем возрасте… после долгого перерыва…
— Как… рассосалось?
Он невесело развел руками.
— Как рассасываются яйца — что, первый раз слышишь? Я вот думаю… не рассосалось бы и второе, а то, глядишь, и не встанет. И ты уйдешь от Меня.
Она сглотнула.
— И Ты… так спокойно об этом говоришь…
— А что поделаешь? Плакать, что ли?
— Конечно. — И она заревела.
— Эй, — захлопотал Он, — прекрати. Ты что, шуток не понимаешь?
— Каких шуток?
— Деточка! — передразнил Он самого Себя годовалой давности. — Да где вы учились? Если бы кто-то мог пронаблюдать, как яички рассасываются, это была бы Нобелевская премия!
Она прекратила реветь.
— Так оно — не рассосалось?.. Ты наврал?
— Выходит, наврал…
— А где же оно тогда? Где?!
— Вот…
Сконфуженный неожиданным поворотом — ведь Ему и в голову не могло прийти, что она поверит! — Он погрузил руку в густую поросль, окружающую Царя, нажал там и, как иллюзионист, выкатил из тех мест исчезнувшее яичко. Она заревела опять, теперь от радости; набросилась на это яичко, как сумасшедшая — плакала, целовала яичко и одновременно лупила Его ладошками по груди.
— Бессовестный! Меня чуть кондрат не хватил… Я знаю, как Ты это сделал… хитрец! специально заставил меня пойти за очками…
Он хохотал.
— Смешно дураку… что яйцо на боку, — сказала она, успокоившись, — но все же? я уже и спрашивать боюсь… почему у Тебя левое ниже?
— Потому что оно ниже у всех, не только у Меня. Если есть с чем сравнивать, конечно… Норма, — съехидничал Он, — то есть проявляется у большинства…
— Я не знала.
— Очень странно. И это — дипломированная медсестра… На что же тогда государство потратило деньги?
Она пожала плечами.
— Не понимаю. У тебя же была тысяча мужчин! Как ты могла не заметить?
— Я смотрела… не на яички…
— А на что же?
— Ты знаешь на что.
— Да? А зря… Яички, как видишь, тоже таят в себе массу интересного… Откровенно говоря, — сказал Он доверительно, — у Меня тоже есть теория, только не о запахах, а о яичках. Мне кажется, что они не должны бы висеть; их нужно запрятывать.
— Почему? — спросила она.
— Ошибка природы, — сказал Он, — эволюционный сбой. Обрати внимание на какого-нибудь дога. Я уже обращал. Яйца висят — во! Представь себе, он подрался не на жизнь, а на смерть, с какой-нибудь маленькой, но очень хитрой собачкой. И эта собачка, видя, что дело швах — хоп! — и откусывает ему эти висящие яйца. Что тогда этот дог?
— Плохо догу.
— Вот именно это Я и хотел сказать. У быков тоже висят… вообще у всех, казалось бы, сильных.
— У птиц не висят.
— Ты же видишь — эволюционный сбой на пути от птиц к млекопитающим. Организмы становятся более сложными, но зачем эта подчеркнутая уязвимость? У млекопитающих и без того хватает ахиллесовых пят.
— У грызунов, кажется, не висят.
— Да? Куда им… и так маленькие…
— Заяц, например, вовсе не маленький. Большой заяц не меньше, чем тот же дог. Ну, доберман.
— Не может быть.
— Может. Я раз видела такого в лесу.
— Правда? Настоящего? Расскажи!
— Да что там рассказывать…
— Ну пожалуйста. Мне интересно.
— Хорошо… Мы с девчонками, — начала она, — пошли по грибы, грибов было мало… Мы разбрелись. В какой-то момент мне показалось, что на меня смотрят.
— Ага.
— Я огляделась и увидела зайца.
— Большого?
— В том-то и дело, что да. Ведь я до этого зайца видела только на картинке. Может, по телевизору… Я никогда даже в зоопарке не была.