Испанский сон
Шрифт:
— Да что вы, Анна Сергеевна, — сказала она. — Не нужно никого искать… пока что по крайней мере.
— Ты не передумаешь? Это очень важно для меня.
— Я понимаю.
— Ты все понимаешь, — обрадованно согласилась Анна Сергеевна. — Храни тебя Бог! Да, кстати, — спохватилась она, — ведь это работа, как и любая другая… я должна платить за нее; и не вздумай отказываться, иначе я буду считать, что это несерьезно… иначе нельзя…
— Хорошо, Анна Сергеевна, — кротко согласилась Марина, — как скажете; однако я не хочу, чтобы эта сумма была больше, чем вы бы платили кому-то еще — хоть той же Антонине Ивановне.
— Договорились, — сказала Анна Сергеевна. — Мариночка, как хорошо! Ты с моей души камень сняла. Ты веришь в Бога?
Бляха! Вопрос застал ее врасплох.
— Ну конечно же, Анна Сергеевна, — говорила она, растягивая слова и лихорадочно думая, что теперь делать. А вдруг она предложит пойти помолиться? Я же ни одной молитвы не знаю… а потом, это же моментально войдет в систему! Змей, давно нужно было задать себе этот вопрос… — Как же без Бога?.. — мямлила она, с трудом выискивая хоть что-нибудь. — Только, знаете ли, — нашлась она наконец, в то время как Анна Сергеевна уже открыла рот, вероятно, и впрямь собираясь пригласить ее, — вера моего Отца была не православная, так что и я сейчас…
— Не православная? — искренне удивилась Анна Сергеевна. — А какая же — католическая, что ли?
Марина выматерилась про себя. Все-то ей нужно знать… А что, другая конфессия — это идея. Молодец Анна Сергеевна. Почему не католическая? Католиков в Москве раз-два и обчелся… Уважаемо… не экзотично… не какие-нибудь кришнаиты… Где же церковь? Как-то раз мимо шла… забыла, где… придется вспомнить…
— Вы угадали, — сказала Марина, — католическая, и притом весьма старого завета. Дело в том, что я польского происхождения; мои предки приехали в Китежскую губернию очень давно, то есть после первого раздела Польши. — Она вскочила на своего конька и могла теперь врать без остановки. — При царе… я хочу сказать, при государе императоре, они делали вид, что перешли в православие, а сами между тем тайно исповедовали свою старую веру. То же продолжалось и позже, когда вера была фактически запрещена… Извините, — скромно закруглилась она, — я не хотела бы особенно вдаваться в эти вопросы.
— Конечно, конечно, — с готовностью закивала Анна Сергеевна, — это у каждого свое… Давай знаешь что? давай я тебе объясню, как к нам добраться…
Через много дней после того, как Наташа увезла малыша на прогулку, и старинное, слегка потускневшее, очень роскошное зеркало изумленно отразило ритуальный Маринин оргазм, стало ясно, что новый ее Господин по всем статьям превосходит предшественника. Одновременно с осознанием этого у нее родилось две мысли: одна хорошая и одна плохая. Плохая мысль была о том, что Господин слишком стар, а самое главное — не слишком здоров, несмотря на все прилагаемые ею усилия. Через самое позднее несколько лет ей опять предстояло искать Господина. Когда она это поняла, поздно было бросать Григория Семеновича: она уже слишком сильно Его любила.
А вторая мысль — хорошая — была о том, что каждый последующий Господин, возможно, будет все лучше и лучше. Если так (а это могло быть так благодаря ее прогрессу в технике поиска), то впереди ее ожидала чудесная, светлая, полная счастья и радости жизнь.
По всему, что касалось Царя и змея, Господин напоминал ей ни много ни мало Отца. Не будь она профессором по господам, она бы могла связать это с возрастом (хотя Отец был все-таки намного моложе). Но она была профессором, а может, уже академиком — многие сотни, если не тысячи змеев вздымались на ее пути, и половина из них была изгнана более сильными Царями. Как-то раз, давно, она начала программу, посвященную влиянию возраста. Ясно, что селекция безжалостно отмела подавляющее большинство кандидатов в группу, но в самой группе дела оказались весьма неплохи; самому старшему из сильных Царей было под девяносто. К несчастью, он умер на следующий день после их волнующей близости. Она плакала, предполагая, что именно эта близость угробила старика. Если это действительно так, думала она, то у нее оставалось единственное оправдание: она подарила ему прекрасную смерть, о которой он сам, конечно, не мог и мечтать. В тот же день она прекратила программу.
Нет, дело было не в возрасте; это было непостижимое сходство. А еще одно сходство заключалось в том, что Господин умел разговаривать. Мало с кем ей везло на разговор. Она подумала, что это привилегия интеллигентов. Классическое определение интеллигентов: учителя, адвокаты, врачи… Кто же учитель? Впрочем, ясно кто — Отец… Из ее мужчин — кроме Отца — она могла вволю поговорить лишь с Корнеем; но Корней не был Господином, а Григорий Семенович — был.
А еще Он был прикольщик. Корней тоже был прикольщик, но Господин был круче. Видно, Ему нужно было дожить до пенсии — а может, до нее — чтобы из Него поперли все приколы, накопившиеся под спудом за всю Его долгую трудную жизнь.
Когда Его привезли домой, она в первый же день приоткрыла Ему Царство. Частично — ей не хотелось, чтобы Он знал о роли Отца. Вопреки ее опасениям, Он моментально врубился. Он даже не спросил, откуда она все это взяла; вероятно, многолетняя практика отучила Его задавать такие вопросы. Она рассказала Ему о своих изысканиях. Их разговор напоминал медицинский диспут.
В конце диспута она объяснила Ему, почему она здесь. Он надолго задумался.
— Скажи, — спросил Он наконец, — как это у тебя получится в данной бытовой ситуации? Ведь здесь и так целый кагал… а скоро прибудет еще…
— Если это все, что Вас беспокоит… — начала она.
— Нет, не все, — живо сказал Он. — Но давай по порядку. Мы закроемся на крючок, да?
— Это мои проблемы, — сказала она, — я знаю, как их решать… Крючок не исключается тоже.
— То есть, — уточнил Он, — все заботы по организации этих встреч ты берешь на себя. Так?
— Так, — улыбнулась она.
— Тебя не коробят мои вопросы? Ты же знаешь, кем я работал. Я привык предусматривать.
Тебе не все удалось предусмотреть, подумала она.
— Кстати, — спросил Он, — ты случайно не занималась своими исследованиями у Меня в отделении?
— Нет, — сказала она, — я же тогда училась всего лишь на первом курсе.
— А! да, не сообразил.
— Но у Вас были какие-то вопросы еще?
— Это не вопросы. — Он помолчал. — Я очень люблю Анну Сергеевну.
— Я понимаю; но при чем здесь Царь?
— Царь, — задумчиво повторил Он. — Слушай, а нельзя как-нибудь по-другому?
— Что по-другому?
— Ну, назвать как-нибудь по-другому. Хотя бы Король… королей в мире сейчас много… а еще лучше — Президент. Царь — это как-то архаично звучит, как-то не созвучно эпохе. И слишком высокопарно.
Он откинул одеяло и посмотрел на Царя.
— Ну, что это за Царь? Если это Царь, то я, наверно, далай-лама… или даже Стинг… Президент лучше, ей-Богу.
— Президент, — хмыкнула она. — Но это же выборная должность.
— Действительно, — огорчился Он, — я об этом не подумал. Такоговряд ли выберут.
Да Он смеется надо мной, подумала она.
— Впрочем, — продолжал Свою мысль Господин, — чего только не происходит… с применением современной технологии выборов — так сейчас говорят?