Испанский сон
Шрифт:
— Конечно, Гринечкино здоровье для меня важнее всего, — размеренно, как голубка, ворковала Анна Сергеевна, — но посудите сами, милочка: как же мне бросить работу? Последний год перед пенсией; Гринечка, слава Богу, отмучался, а я еще нет… Если я не дотяну, мне положат какие-то гроши. Да, на еду Грининой пенсии хватит, но ведь мы еще вовсе не старики; мы привыкли ходить в гости, в театр… обновлять гардероб, проводить отпуск на юге… На детей я рассчитывать не должна; они и сами остро нуждаются; позволительно ли нам будет сидеть у них на шее?
— Но зачем же вам бросать работу, Анна Сергеевна? — спросила Марина. — Вы сказали, что сын с женой живут вместе с вами; неужели две женщины не в состоянии распределить между собой заботу о выздоравливающем?
— Ах, Мариночка! — с грустью сказала Анна Сергеевна. — Вы деловая, активная; такой же в молодости была я и сама… Но не все же такие. Наташа — хорошая девушка; тихая, милая… но она слишком погружена в себя… попросту, она ужасно рассеянная; вечно все забывает, портит, никогда ничего не может найти… не было случая, чтобы она положила какую-нибудь вещь на одно и то же место… Вы не подумайте, — спохватилась она, — я ничего не имею против выбора моего сына; уже и то хорошо, что она любит Сереженьку… вот его первая жена, она-то была настоящей мегерой. Я так страдала! Я плакала, пила бром… Когда они наконец развелись, у него возникла просто идиосинкразия к браку. У него…
Анна Сергеевна огляделась, доверительно взяла Марину за руку и понизила голос.
— У него начались случайные связи. Я испугалась… я сама толкнула его найти кого-нибудь! Слава Богу, он выбрал не самый плохой вариант… хотя, к сожалению, и не самый хороший. Вы понимаете, милочка. Ну, и подумайте теперь — могу ли я доверить ей Гриню? Тем более, в такой ответственный, реабилитационный период? А если она перепутает дозировку или еще что-нибудь? Я вам самого главного не сказала…
Она заговорила еще тише, почти шепотом.
— …ведь она вдобавок на сносях — девятый месяц уже! Ну, куда ей ухаживать за Гринечкой? Дай-то Бог за собой уследить… а потом, если… тьфу-тьфу-тьфу! — еще и за маленьким…
Она скептически покачала головой и добавила:
— Дешевле будет нанять медсестру.
Да уж, подумала Марина, физически ощущая, как растут ее шансы. Правда, квартира в Уланском переулке очень скоро превратится в сумасшедший дом. Но разве она не работала в сумасшедшем доме?
Рано, сказал Марине внутренний голос. Молчи.
Она послушалась голоса.
— Вы уж простите меня, милая; у вас и своих забот полно, — опять заворковала Анна Сергеевна, — и я туда же… Правду говорят — ищи друга в беде. В нашем доме живет одна Тоня, примерно моих лет — через стенку, в соседнем подъезде; несколько раз была замужем, мужья вылетали от нее, — она улыбнулась, — на второй космической скорости… Осталась одна — ни детей, ни близких… ужасно! один только Тима, старенький пуделек… абрикос… Я как-то расположилась к ней — не потому что она мне особенно нравилась, просто жаль ее было… иногда мы гуляли с ней, оказывали друг другу небольшие услуги… Вчера я предложила ей посидеть с Гриней. «Антонина Ивановна, — сказала я ей, — Вы давно нигде не работаете; с одной стороны, у Вас масса свободного времени, а с другой стороны, Вы сами рассказывали мне, что вынуждены продавать старые вещи… Почему бы Вам…» — и так далее. И что вы думаете, Мариночка, она мне ответила?
— Даже не знаю, — честно сказала Марина.
— Она мне сказала буквально следующее: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Вы представляете?
— Что вы говорите, — поразилась Марина. — Не может быть!
— Я тоже не поверила бы, если бы не услышала своими ушами. Она всю жизнь была вульгарной женщиной… если не сказать больше… но чтобы вот так! И я еще жалела ее, гуляла с ней… пару раз даже — когда она была плоха — с ее пуделем Тимой! У меня просто слов не нашлось.
Анна Сергеевна помолчала с негодующим видом, как бы вновь переживая полученное оскорбление.
— Я точно знаю, что она могла бы посидеть… да и хватка у нее не то что у Наташи… Ну, не хочешь — хотя, согласитесь, это тоже странно, если деньги дают — скажи просто: «Не могу»… или, допустим: «Анна Сергеевна, я бы с радостью; но силы уже не те, да и у самой на руках старенькая собачка»… Всегда можно отказать прилично. Но зачем было вот так — портить отношения?
Она опять помолчала.
— Очень неприятно, — сказала Марина.
— Не говорите, — сумрачно отозвалась Анна Сергеевна. — Это же намек на то, что мы с Гриней были счастливы всю жизнь! А вы знаете, Мариночка, сколько мы пережили невзгод? Если бы не эти невзгоды, может быть, не было бы сейчас никакой операции… И все равно, — голос ее зазвенел, — несмотря ни на что, мы были очень, очень счастливы! Все нам завидовали, все!.. и уж конечно, Тоня в первую очередь…
— Да, — растроганно сказала Марина, потому что ничего другого в этот момент ей на ум не пришло.
— Если уж ты своих мужей сама, извините, расфутболила, то зачем вымещать злобу на окружающих? — воскликнула Анна Сергеевна. — Тем более, в такой момент… Как подло, как несправедливо! Ведь она знала, что после этого мы обязательно поссоримся. Ну — почему?
— Не волнуйтесь, — сказала Марина и погладила Анну Сергеевну по плечу. — Вам сейчас очень важно следить за собой и ни в коем случае не обращать внимания на подобные выходки. Многие люди вокруг вас теперь снимут маски и постараются вас уколоть. Если вы будете принимать это близко к сердцу, то навредите сами себе и Григорию Семеновичу, а им только доставите радость. Они не посмеют, если вы будете сильны.
— Мариночка, золотко мое! — заплакала Анна Сергеевна. — Ты все правильно говоришь, не по годам правильно… но откуда же взять силы? Откуда их взять?
Фас, сказал внутренний голос.
— Анна Сергеевна! — расчувствованно сказала Марина и прижала к себе плачущую даму, которая при этом, как ребенок, уткнулась в ее плечо. — Ну, не плачьте вы, ради… ради Григория Семеновича! Ведь все у вас хорошо… операция прошла удачно… дети… У меня просто сердце разрывается, когда я смотрю, что вы страдаете почем зря. Ну — хотите, я вас выручу? Похожу к вам какое-то время, пока все не наладится?
Анна Сергеевна подняла на нее заплаканные глаза.
— Ты… правда? Это серьезно…
— Ну, а что еще делать? Выхода-то нет!
— Мариночка, — засуетилась Анна Сергеевна, вытирая слезы, — если ты и вправду попробуешь… клянусь, ты не пожалеешь… Признаюсь: я уже и сама думала обратиться к тебе… я на «ты» — ничего? ты же мне уже как родная… но ведь ты и так столько для нас сделала… и я решила отложить это на самый крайний… самый последний момент…
Нужно слушаться внутреннего голоса, подумала Марина; вдруг бы она нашла кого-то еще.