Испанский сон
Шрифт:
«А ремонт потолка отнесем на твой счет», — добавляют официальным тоном.
Я плюнул да и пошел.
Приехали, конечно, люди от этого Эдвардса, давай носом крутить — представьте себе, им еще и не каждый город подходит! Жаль, что меня в тот момент уже не было. Небось застрелил бы парочку таких посланцев — вопрос бы раз и навсегда решился сам собой.
А так они говорят: «Прекрасный у вас городишко! Самое приятное, это горячие источники». Вы представляете, джентльмены? Они собираются лишить нас нашего ясного, конкретного имени — и хвалят то самое, за что это имя дано. О, fuckin’ циники и лицемеры! Конечно, согласились… еще бы.
Так и подоспело голосование. Ну, что такое голосование в маленьком городишке? Был бы, говорю, город побольше — хрен бы им. А когда все друг друга знают… разве трудно облапошить людей, пользуясь личными отношениями? Тринадцать сотен «за». Тьфу!
И все же три сотни моих сторонников — «против». Почтмейстер, молодчага, с год держался, исключительно старое имя употреблял. Пришлось нам устроить комитет спасения имени, а им — еще одно голосование провести… Тут уже, ясно — на принцип…
Но мы и тогда не сдались. Повели среди масс кропотливую разъяснительную работу. Демократия так демократия, мать вашу! Вместо комитета создали АПЕЛЗСИН — Ассоциацию Против Единогласного Легкомыслия, За Сохранение Исторических Наименований. (Хотели «апельсин», да слова на мягкий знак не нашлось. А знаете почему именно апельсин? Это слово-символ; как установил мистер Хаммерфест, мой заместитель и лингвист по образованию, оно происходит из тех незапамятных времен задолго до короля Артура, когда англо-саксонские языки были едва ли не одним целым; означает это слово «китайское яблоко» и до сих пор таковым существует в немецком языке, тогда как англичане в XIV веке сменили его на французское словцо, в угоду тогдашней конъюнктуре; да и это французское, кстати, тоже не исконно — у вашего брата испанца позаимствовано. Простое же яблоко — не китайское, я имею в виду — в английском осталось, но тоже было изгажено, правда много позже — за тем как великие Битлз создали под этим словом торговую марку, а после перессорились из-за нее; глядя на такое, Макинтош взял да и содрал словцо в свою очередь — разумеется, я имею в виду того Макинтоша, который компьютеры, а не того, который плащи.)
Но ладно… главное, АПЕЛЗСИН была создана и приступила к действию; минуло лет пятнадцать, и мы решили, что подготовка реванша завершена. Рановато, видно: устроили опять голосование — а нас опять по мордасам… а мы, года через три — еще одно… и опять…
И все равно мы не теряем надежды на справедливость; при смене тысячелетия торжественно отметим полвека нашей борьбы. Жаль только, что каждый год приходится начинать заново. Этот Ральф Эдвардс, видите ли, ежегодно приезжает сюда с голливудскими красотками и устраивает праздник для горожан. Кому не охота повеселиться? В такие дни АПЕЛЗСИН вынуждена свою работу сворачивать. А тут еще какой-то новый охотник до славы снял кино под названием «Правда или Последствия, Н.М.»… дрянной фильмец, право дело! и город в нем показан черт-те как. Но что до того выборным! Их уж сколько поколений сменилось, а только и знают, что от радости за паблисити ручки потирать. Много, много препон восстановлению исторических наименований…
Старина Эбенизер сокрушенно умолк.
— А в чем заключалась игра? — спросил Сид, чтобы нарушить это тяжкое молчание.
— Какая разница? — пожал старина плечами. — Ну, загадывают загадки… а ответить не дают: сразу врубают этакую глушилку… Не смог ответить — то есть, сказать правду — плати за последствия.
— Чем платить?
— Должен что-то сделать… типа игры в фанты, знаете? Да черт с ней, с этой игрой.
— Но за какие еще наименования вы боретесь? — осведомился Вальд. — Насколько я понимаю, речь идет об одних-единственных Горячих Ключах…
— Не совсем так, — покачал головой Эбенизер. — Дело в том, что еще раньше город назывался не Горячими Ключами, а Голубиными — тут в тополях по-над речкой голубей было до черта. В результате АПЕЛЗСИН разделена на две фракции. Мы вместе, плечом к плечу, боремся против ненавистных Правды Или Последствий, но вот за что именно — здесь мнения расходятся; одни за Горячие Ключи, другие за Голубиные…
— А вы за какие? — спросил Вальд.
— Я президент, — строго сказал Эбенизер, — по уставу обязан воздерживаться… Кстати! вы подали мне одну интересную мысль. Как, бишь, Санта-Фе по-настоящему?
— Вы имеете в виду La Villa Real de Santa Fe de San Francisco de Asis? — уточнил Сид. — Это значит Королевское Поместье Святой Веры Святого Франциска Ассизского. Красиво, что и говорить.
— Опять предвижу две фракции, — озабоченно пробормотал старина, строча под диктовку Сида. — Одни захотят по-испански, другие в переводе. Заведу-ка я, пожалуй, регистр.
— В таком случае, — посоветовал Сиду Вальд, — продиктуй ему Лас-Вегас тоже.
— Надеюсь, здешний? — живо спросил старина.
— Конечно, — снисходительно ответил Сид. — Вашему лет триста, не меньше; тот, что в Неваде, против него сущее дитя. Настоящее название — Nuestra Se~nora de los Dolores de Las Vegas; буквальный перевод, пожалуй, бесполезен, а по смыслу это — Богоматерь Долин.
— Дальше, — потребовал Эбенизер, шустро записывая вслед за Сидом и проставляя в списке номера.
— Само собой, Сокорро; но учтите, я точно не знаю — Тейпана это или Пилабо…
— Не беда, — сказал Эбенизер, — создадим топонимическую комиссию; кадры есть, время тоже… Для начала достаточно. Предвижу вдумчивую, серьезную работу. — С этими словами он встал, выпрямился и высокопарно произнес: — Джентльмены! Вы внесли весомый вклад в дело противодействия легкомысленному единогласию и защиты исконных имен. В качестве президента Ассоциации, выражаю вам свою признательность, — он с чувством пожал руки обоим, — и поднимаю тост за торжество нашего дела.
Бокалы звякнули.
— От имени всех отсутствующих здесь членов Ассоциации, — голос старины Эбенизера неожиданно сделался вкрадчивым, — независимо от фракционной принадлежности… э-э… имел бы честь видеть таких широко информированных и идейно воспитанных джентльменов в рядах… э-э… короче, не желаете ли вступить в АПЕЛЗСИН?
Воздухоплаватели переглянулись.
— Но мы же как бы иногородние, — неуверенно сказал Сид.
— Вы даже иностранцы, — сказал старина, — но тем лучше. Вначале мы примем вас в качестве членов-корреспондентов, а затем обоснованно переименуем Ассоциацию в международную. Пусть знают, что наше дело крепнет и ширится! Итак?
— Мы подумаем, — уклончиво сказал Сид.
Лицо старины Эбенизера выказало нетерпение.
— Неужели, — вопросил он гневно, — в ваших странах нет позорно переименованных городов?
— В Испании как-то не очень, — замялся Сид. — Вот в России, это да…
— Знакомо ли вам чувство патриотизма? — рявкнул Эбенизер с негодованием. — Ведь мы могли бы аккредитоваться при ООН!
— Мы подумаем! — внушительно повторил Вальд. — А сейчас… может, обсудим судьбу страуса?
— Что ее обсуждать, — горько хмыкнул Эбенизер. — Говорите, он ваш? У меня нет основания вам не верить. Забирайте… — Он тяжело вздохнул и беспомощно развел руками. — Я просто хотел завести живое существо.
На глазах у всех троих появились слезы.
— В сущности, я так одинок, — проникновенно сказал Эбенизер. — За моими грубоватыми повадками скрывается простая, где-то детская душа; я всю жизнь мечтал завести хотя бы кролика. Но поглощенность общественной деятельностью… не говоря о суровой профессии…
— А кстати, кто вы по профессии? — бестактно перебил Вальд.
— Не имею права разглашать, — буркнул старина и продолжал прежним проникновенным тоном: — И вдруг, смотрю, во дворе страус. Я так обрадовался! Я подумал: вот и птичка, вестимо, отбившаяся от своих… вдвоем нам будет неплохо… Как жаль!