Испанский театр "Золотого века". Пьесы (сборник)
Шрифт:
Глядит на ярость волн, на плеск прибоя злого.
И что ж, моя судьба щадить меня устала.
Красу небесную мне милой Теодоры
Она тогда своим орудием избрала.
Я красоту ее в дни бури, в дни позора
Сумел завоевать. О, как она блистала,
Чиста, верна, мила для сердца и для взора!
И я, гордясь моей прелестною подругой,
Мечтал ее назвать любимою супругой.
Я был к тому готов; но тут придворным шумом
Сеговия встревожилась глубоко,
Смутился
Насилья вашего, взнесенного высоко,
Чтоб силу новую придать ревнивым думам,
Изведать на себе позор руки жестокой,
Узнать позор сестры: за все обиды эти,
За каждую из них, мне ваша жизнь в ответе.
Вот повесть обо мне, о граф! Я рад безмерно,
Что я еще живу, земной исполнен силы,
Что кровь моя кипит, рука мне служит верно.
О нет, не чудо я, не страшный гость могилы!
Здесь за свою теперь расплатитесь вы скверну.
Пусть властная рука, что столько причинила
Бесчестья, здесь на жизнь отважно ополчится,
Пусть сталью дерзкою она вооружится. (Обнажает шпагу.)
Граф. Но раз Фернандо вы и брат вы доньи Анны,
А я ее супруг – так в чем причина злобы?
Дон Фернандо. Честь возвратив сестре, вы ей супруг желанный,
Я ж честь свою верну, открыв вам двери гроба.
Граф. Я вас не оскорблял, мне ваши речи странны,
Безумье дел моих смущать вас не должно бы.
Фернан Рамирес вы, а оскорблен был ими
Какой-то жалкий ткач, носил он Педро имя.
Дон Фернандо. Лицо все то ж оно; как прежде, вам являет
Печать бесчестную оно руки презренной.
Да, ткач был оскорблен и ткач вас убивает,
А не Фернандо здесь, признайтесь в том смиренно.
Вот сердце и его, как прежде, оскорбляет
Любовь к жене моей…
Граф. Красавицы надменной
Любви я не достиг, в чем мужу оскорбленье?
Дон Фернандо. Обидны для него и самые стремленья.
Дерутся, граф падает.
Граф. Убит я! Как меня караешь справедливо
Ты, праведный Творец! Внимай же: умирая,
Тебе открою все: свидетелем был лживым
Против тебя и твоего отца тогда я,
Но был склонен к тому своим отцом кичливым,
Так сильно мной и им владела зависть злая.
Но ты христианин: предсмертного мольбою
Молю, прости меня! (Умирает.)
Дон Фернандо. Умри! Прощен
Сцена XIX
Чичон, один.
Чичон. Я вижу: буря пронеслась,
Готов поверить я молчанью.
Тихонько выглянем! Ушел
Ткач-кабальеро. А какие,
Однако, здесь узнал я вещи!
Должно быть, помогает Педро
Сам черт. Так, значит, он – Фернандо
Рамирес! А ведь я тогда же
Сказал, что ткач такой отважный
В себе скрывает, верно, тайну.
А граф-то мой! Он мертвой рыбой
Простерт передо мной недвижно.
Однако за пределы дома
Фернандо зашвырнул ключи.
О, горе мне! Что делать стану
Я взаперти вот с этим трупом?
Никак нельзя назвать приятным
Такое общество! Я весь
Дрожу. Признаться, впрочем, должен,
Что и с живыми я всегда
Был мокрой курицей, а с мертвым
Совсем размякну. Погляжу,
Нельзя ль спуститься из окна мне?
Уж направляется к горам
Толпа разбойников свирепых.
Сооружу я из простынь
(Покрыто ими ложе графа
Несчастного) себе подобье
Висячей лестницы… Признаться,
Так плохо пахнет здесь, что я
Совсем задохся и теряю
Сознанье, хоть не знаю, кто
Из нас обоих плохо пахнет —
Я иль мертвец, лежащий здесь!
Перевал в Гуадарраме
Сцена XX
Дон Фернандо, Гарсеран, Камачо, Корнехо, Харамильо, разбойники. За сценой слышен шум битвы.
Дон Фернандо. Друзья! Вот он, желанный случай!
Уверен я, что он поможет
Нам искупить грехи былые,
Достойный положив конец
Скитаньям нашим. Побеждает
Свирепый мавр, неудержимо
Вперед идет он. Перед ним
Отходят в беспорядке наши.
Здесь многих тысяч стоит сотня
Лихих бойцов, как мы, привыкших
Вести борьбу в горах. И если
На мавров мы ударим дружно,
То от кастильцев отведем
Их ярость. Так вперед, друзья!
За короля, за нашу мать
Отчизну и за веру! Тех,
Кого мы жизнью оскорбляли,
Обяжем смертью здесь своей!
Гарсеран. С таким вождем, с такой высокой
Задачей – молнией рука,
Скалою сердце станет наше!
Корнехо. На них веди нас, капитан!