Исполнитель
Шрифт:
– Юноша, нельзя терять ни одной минуты! Знание французского языка определит в будущем твоё положение в обществе… – начал он занятие.
– Как можно слушать эту чепуху! – с тоской подумал Костя, вспоминая об очередном томе сочинений Жюля Верна, лежащем у него под подушкой.
Вечером Константин в глубине двора, возле кадки с цветами, поймал маленького ужонка. На следующий день мальчик лично встретил Павла Павловича у входа в парадное. Пока преподаватель снимал свой чёрный плащ, разглагольствуя о капризах погоды, Костя сунул в его портфельчик ужа.
– Итак, юноша,
– Я приготовил, – начал говорить он и вдруг осёкся. Из его портфеля выползал уж.
Павел Павлович рухнул на пол без чувств.
Дарье Константиновне пришлось вызывать карету "Скорой помощи", которая и увезла несостоявшегося педагога.
– Я тебя пороть буду! Плетью! Как… как… – от возмущения отец не мог подобрать слов. – Я тебя запорю! Пошёл вон!
Никогда ещё так Евлампий Васильевич не кричал на своего сына.
– Хозяин, это его сглазили! Завистники какие или просто люди мерзкие порчу наслали! Был хороший мальчик и вдруг на тебе… – убедительно заверил приказчик Ермолай Рябоконя-старшего, узнав о происшедшем. – У меня бабка одна есть. Она порчу разную снимает. Хочите, Евлампий Васильевич, адресочек Вам дам?
– Давай, Ермолай, – равнодушно согласился Рябоконь-старший.
Бабка жила в полуподвальном помещении возле Старого базара. Была она старая и неопрятная. В комнате у неё стояла невыносимая вонь чеснока и нечистот.
– Хлопца давай показывай! – приказала она Евлампию.
Кинув один пристальный взгляд на Костю, от которого мальчика стала бить дрожь, знахарка заявила:
– Не виновен хлопчик! На тебе страшный грех лежит! Присвоил чужое, думал, счастливым оно тебя сделает… Вернуть надо было, а тебе жадность глаза застлала.
У Евлампия от ужаса стали подкашиваться ноги.
– Да, уважаемая, грех на мне! Но я не хочу, чтобы сынок мой его нёс за меня! – прошептал он.
– Молись! Каждый день молись! В церкву ходи! Бедным людям больше денег раздавай! Не скупись! Может, и снимешь с себя грех-то свой!
– Вот, стерва! – прошептал Евлампий, покидая зловонный полуподвал.
Теперь он стал каждый день ходить в церковь, выстаивая долгие службы. Щедро раздавал мелочь нищим, сидящим на паперти. Пожертвовал двести рублей на новый иконостас в храм божий. Невзирая на это, Константин в гимназии был оставлен на второй год. Дома же довёл до истерики очередного преподавателя французского языка, молоденькую и симпатичную мадмуазель Нину, шумно сморкаясь в её присутствии прямо на пол.
Был август. Уже несколько дней из Калмыкии дул горячий ветер, сжигая в Ростове листья деревьев и траву. Как-то Константин возвращался с Дона, куда ходил купаться с двумя сыновьями Ермолая. Полдень был настолько жаркий, что он мечтал быстрее прийти домой и выпить холодного компота. На Таганрогском проспекте они проходили мимо лоточника, торгующего старыми книгами. Рябоконь, не утерпев, задержался на несколько минут, чтобы посмотреть товар. Среди знакомых ему и давно прочитанных книг он неожиданно увидел одну, без обложки и основательно потрёпанную. Взяв её в руки, мальчик принялся
– Ох, ничего себе! – воскликнул Константин от удивления. В книге было множество иллюстраций совокупляющихся мужчин и женщин. Забыв обо всём, он принялся листать её страницу за страницей. Одно плохо: книга была на французском языке.
– Слюшай, малчик, этот книга для взрослых! – пробурчал недовольно продавец– армянин.
– Сколько стоит? – спросил Рябоконь.
– Очень дорогой книга, потому что очень интересный книга! – скороговоркой забубнил армянин, судорожно думая, сколько же можно содрать с этого пацана.
– Сколько? – повторил Константин.
– Для тебя, толко для тебя – одын рубль! – наконец ответил продавец, внимательно наблюдая за лицом мальчика.
– Пожалуйста! – протянул Рябоконь армянину коричневую банкноту.
Дома Константин со словарём пытался прочитать книгу. Но после долгих усилий понял только, что речь в ней идёт о гареме турецкого султана.
– Нет, надо учить французский язык! Серьёзно учить! Тогда я смогу прочитать не только о гареме, но всё, что захочу! – вдруг дошло до Кости.
Через неделю симпатичная и молодая мадмуазель Нина не могла нарадоваться на своего ученика. Константина как подменили. Он делал все домашние задания. Активно работал на занятиях и всё время торопил учителя:
– Мадмуазель, ну почему всё так медленно? Я могу учить в три раза больше, чем Вы мне задаёте!
В гимназии Рябоконь вскоре стал одним из лучших учеников. Особые его успехи отмечали преподаватели немецкого языка и латыни. К Евлампию Васильевичу вернулось хорошее настроение. Он ещё больше стал жертвовать на богоугодные дела.
К ноябрю Константину удалось прочитать книгу. Она его потрясла.
– Надо попробовать всё, что в ней говорится! Почему нет?! – решил он.
В один из дней, сразу после занятий, Рябоконь направился на Богатяновку. Он вошёл в хаос деревянных лачуг, из крыш и стен которых торчали чадящие трубы печки-буржуйки. Под ногами хлюпала грязь от таявшего снега. Узкие улочки заканчивались тупиками или упирались в покосившиеся нужники без дверей. Редкие оборванцы с подозрением внимательно осматривали его с ног головы, такого всего чистенького да ещё и в гимназической форме. Наконец-то, Костя набрёл на какой-то сарай, на дверях которого масляной краской вкривь и вкось было написано "Трактир ивушка". Он вошёл. Земляные полы. Длинные столы из неструганных досок. Скудный свет нескольких коптящих керосиновых фонарей падал на людей, сидящих на лавках, вкопанных прямо в землю.
– Скажите, а где мне Ивана Клыка найти? – обратился Костя к половому с грязным полотенцем в руках.
– А ты хто такой? – поинтересовался тот.
– Знакомый его. Константин меня зовут.
– Садись, подожди, – коротко бросил половой.
Рябоконь присел на краешек ближайшей к нему лавки, стараясь ни на кого не смотреть.
Прошло минут двадцать. Открылась дверь, и на пороге появился Клык.
– О, Костик! Сколько лет и сколько зим! Что тебе нужно, мой лучший друг? – изобразив на лице радость, воскликнул Иван.