Исполнитель
Шрифт:
Как-то в середине сентября Константин Рябоконь, возвращаясь из театра-кино "Палас", где он в четвёртый раз посмотрел кинокартину "Умирала цветущая роза, осыпались её лепестки", остановился на углу Таганрогского проспекта и Большой Садовой улицы. Здесь, в витрине магазина, висела огромная карта боевых действий. Он с интересом стал рассматривать последние изменения на фронте, который был обозначен густой линией трёхцветных бело-сине-красных флажков.
– Эх, растянул силы командующий генерал Деникин! А ведь выпускник Академии Генерального Штаба! Это же чистой воды – авантюра! – услышал вдруг Константин резкий комментарий за своей спиной. Он обернулся. Перед ним стоял пехотный штабс-капитан в старом прожженном кителе и стоптанных сапогах. Будто бы не замечая Рябоконя, он с горечью в голосе осуждающе бросил:
– Это, так называемое, широкомасштабное наступление совсем скоро завершится, к сожалению, полным крахом!
Вечером в дом к Рябоконям пришёл чиновник по мобилизации в сопровождении офицерского патруля.
– Мобилизации в Добровольческую Армию подлежат лица мужского пола в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет. Проживают таковые в этом доме? – выпалил заученные фразы чиновник в военной форме, но без погон.
– Таковых в нашем доме не проживают! – ехидно-вежливо ответил Константин. – Мне всего пятнадцать лет, а моему отцу сорок семь. Но он к тому же ещё и инвалид.
– Ясно, – неопределенно произнёс чиновник и поинтересовался:
– А Вам, юноша, когда исполняется шестнадцать лет?
– Через полгода, – не моргнув глазом, соврал Костя.
– Я, честно сказать, подумал, что Вам не больше четырнадцати лет, – признался чиновник.
– Идиот! – обозвал его про себя Костя, закрывая за незваными гостями дверь.
Дарья Константиновна, не дождавшись помощи от сына, решила возложить на свои плечи все хлопоты по бакалейному магазину. Теперь она весь день находилась внизу с Ермолаем и продавцом, недавно принятым на работу. С Константином мать старалась вообще не разговаривать. Евлампий Васильевич иногда с помощью Ермолая и кухарки Кати спускался в магазин. Там он, заикаясь и брызжа слюной, пытался всех учить, как надо правильно торговать.
В последнюю неделю октября с фронта стали приходить шокирующие новости. Красный конный корпус Семёна Будённого неожиданно для всех ворвался в Воронеж и захватил его. Затем атаковал белогвардейские части в районе Касторной и погнал их без остановки на юг. В тылу Добровольческой армии активизировались партизаны Нестора Махно. В Ростов хлынул нескончаемый поток беженцев. Город захлестнула волна дезертиров и уголовных элементов. В Ростове было введено обязательное военное обучение для всех чиновников правительственных учреждений. Их обучали владеть винтовкой и штыком.
В начале ноября Дарья Константиновна с самого утра находилась в магазине. Костя недавно поднялся и завтракал. На улице, рядом с домом, послышались беспорядочные выстрелы и чьи-то крики. Потом громко хлопнула дверь парадного:
– Дарью Константиновну у-би-ли-и-и! – раздался душераздирающий вопль кухарки Кати.
Костя, мгновенно швырнув чашку с кофе в сторону, выскочил из-за стола и побежал в коридор. Здесь он столкнулся с отцом, который, сильно хромая, быстро ковылял к лестнице, опираясь на свой костыль.
– Папа, не ходи! Подожди, я сам! – крикнул ему Костя.
Но было уже поздно. Евлампий Васильевич стал спускаться по лестнице. Он сделал один шаг, второй… Ноги у него неожиданно заплелись, и он покатился по каменным ступенькам.
Костя быстро спустился по лестнице. У самого входа лежало бездыханное тело его отца. Из разбитой головы натекла лужица крови. Константин выскочил на улицу. На тротуаре, напротив их парадного и входа в магазин, стояла толпа людей.
– Уби-ли-и-и Дарью! – причитала Катя, ударяясь лбом о стену.
Костя кинулся в магазин. Здесь на полу лежала его мама. Рядом – продавец. Ермолай с бледным лицом зажимал рану на левой руке, из которой сочилась кровь.
– Врача! Срочно маме врача! – закричал Костя.
– Ей нужен священник, – тихо произнёс молоденький прапорщик из офицерского патруля.
– Ермолай, как это случилось? – заорал Константин.
– Банда приехала на двух подводах. Зашли человек пять вооружённых и приказали всем поднять руки. Сказали, что только заберут продукты и уедут. Дарья Константиновна толкнула того, кто был рядом с нею, и хотела выбежать… началась пальба. Прибыл патруль… Вот и всё, – объяснил Ермолай, корчась от боли.
– В несколько минут я стал сиротой, – вдруг дошло до Константина. – Но, может, оно так и должно было быть?
Юноша выскочил из магазина, вбежав в дом, сорвал с шеи мёртвого отца ключ от сейфа, который тот носил на шнурке вместе с нательным крестом. Затем побежал в кабинет Евлампия Васильевича. Здесь, дрожащими от возбуждения руками, открыл дверь мощного сейфа.
– Так, что здесь? Ага, пачки "николаевок", пачки деникинских "колоколов", один столбик золотых пятирублёвых монет. Сколько же их? Двадцать. Хорошо! Столбик золотых десятирублёвок. Тоже двадцать штук. Акции, облигации, расписки… И всё?! Неужели больше ничего нет?!
Костя стал судорожно шарить по сейфу. Больше ничего не было.
– Так куда же папенька миллионы дел? Ку-да? – заорал он от возмущения.
– Нет, надо успокоиться… Надо успокоиться! – приказал сам себе Константин. – Это знак судьбы, что надо срочно менять жизнь. Надо строить свою судьбу!
Всех бумажных денег, найденных в отцовском сейфе, Косте Рябоконю хватило на достойные похороны родителей. После чего он стал разрабатывать план дальнейшей своей жизни. Он мало ел и почти не спал. Бродил по пустому дому, шептал что-то себе под нос и иногда делал какие-то записи в блокноте.
Потом он поехал на Богатяновку. Клык встретил Константина очень любезно:
– А, Костик! Здравствуй! Что-то давно ты у нас не показывался, – произнёс он, пожимая гостю руку.
Клык изменился. Потолстел. Стал лысеть.
– Иван, мне документы нужны, на чужое имя, разумеется, – без предисловий произнёс Рябоконь.
– Костик, такого добра у меня цельный ящик, – похвастался Клык, доставая из сундука металлический ящичек.
– На, смотри. Только на что они тебе сдались? – на всякий случай поинтересовался Иван.