Испорченная кровь
Шрифт:
из петель. Я заперла дверь ночью, и ему удалось
попасть сюда только при помощи ж ёсткого толчка
плечом. От этого я почувствовала себя плохо.
Я снова приняла душ, на этот раз, отказавшись
от чистящей губки, а используя простое белое мыло с
выбитой на нём птичкой, деликатно втирая его в
кожу. Птица раздражала меня, поэтому я соскребла
её ногтём. Моя розовая кожа, ещё со свежими ранами
с
в порядке, Сенна», — сказал я себе. — « Ты не
единственная, с кем это произошло». Я вытерлась,
осторожно
пропитывая
нежную
кожу,
и
остановилась, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Я
выглядела другой. Хотя не могла точно сказать, что
изменилось. Может быть, б ы л а более бездушной.
Когда я была ребёнком, моя мать сказала, что люди
теряют душу двумя способами: кто-то может
отобрать её у тебя, либо ты отдаёшь её добровольно.
« Ты мертва», — подумала я. Мои глаза
сказали, что это была правда. Я оделась, прикрывая
каждый дюйм тела одеждой. Напялила так много
слоёв, что кому-то придётся вырезать меня из неё,
чтобы добраться до тела. Потом я спустилась вниз,
вздрагивая от дискомфорта между ног. Я нашла
доктора на кухне, сидящим на табурете и читающим
газету. Он сварил кофе и пил его из моей любимой
чашки. Я даже не выписывала газет. Надеюсь, он
украл её у моих соседей, я их ненавидела.
— Привет, — сказал он, опуская чашку. —
Надеюсь, ты не возражаешь. — Доктор указал на
кофейник, и я покачала головой. Мужчина встал и
налил мне чашку. — Молоко? Сахар?
— Нет, — ответила ему. Я не хотела кофе, но
взяла его, когда он протянул. Айзек был осторожным
и старался не касаться меня, чтобы не оказаться
слишком близко. Я сделала небольшой глоток и
поставила чашку. Было странно. Как утром после
одноразового секса, когда никто не знает, где стоять ,
что говорить, и где их нижнее бельё.
— Что ты за врач?
— Хирург.
На этом мои вопросы закончились. Он встал и
понёс чашку к раковине. Я наблюдала, как мужчина
моет её и, перевернув, кладёт на сушилку.
— Я должен ехать в больницу.
Я смотрела на него, не уверенная, почему
доктор рассказывал мне об этом. Теперь мы были
командой? Он вернётся?
Мужчина вытащил ещё одну визитку и положил
её
— Если я тебе понадоблюсь.
Я посмотрела на карточку, простую белую, с
печатными буквами, а затем обратно на его лицо.
— Не понадобишься.
Я провела остальную часть дня на заднем
крыльце, глядя на озеро Вашингтон. Выпила ту чашку
кофе, которую доктор Астерхольдер вручил мне,
прежде чем ушёл. Он давно перестал быть горячим,
но я сжала её между руками, будто пыталась
согреться. Это было действие, язык тела, которому я
научилась подражать. Сама преисподняя могла бы
развернуться передо мной, и я, вероятнее всего, не
почувствовала бы этого.
У меня не было мыслей. Я видела вещи глазами,
и мой мозг обрабатывал цвета и формы, не прививая
им чувства: вода, лодки, небо и деревья, пухлые
гагары, скользящие над водой. Мои глаза осмотрели
всё, от озера до моего двора. Тяжесть в груди
продолжала
давить.
Я
игнорировала
её.
В
Вашингтоне солнце садилось рано, в четыре
тридцать было уже темно, и не на что было смотреть,
лишь на отблески крошечных огней из домов около
воды. Рождественские огни, которые снимут в
ближайшее время. Мои глаза болели. Я услышала
звонок в дверь, но не смогла встать и ответить. В
конце концов, они уйдут, ведь так обычно и бывает.
Они всегда так делали.
Я
почувствовала
давление
на
плечах.
Посмотрела вниз и увидела руки, сжимающие меня.
Руки, как если бы тело не было к ним привязано.
Лишь руки. Что-то оборвалось, и я начала кричать.
— Сенна! ... Сенна!
Я услышала голос. Это был глухой звук, будто
кто-то говорил с набитым сыром ртом. Моя голова
откинулась назад, и вдруг я поняла, что кто-т о меня
трясёт.
Я видела его лицо. Он коснулся пальцем пульса
на моей шее.
— Я здесь. Почувствуй меня. Посмотри на
меня. — Доктор схватил руками моё лицо, заставляя
смотреть на него.
— Тише... тише, — произнёс он. — Ты в
безопасности. Я держу тебя.
Мне захотелось смеяться, но я была слишком
занята, пока кричала. Кто сейчас в безопасности?
Никто. Существует слишком много плохого,
слишком много зла в мире, из-за которого нам
никогда не быть в безопасности.
Он боролся со мной для того, что должно быть
было объятием. Обхватил руками моё тело, а лицо