Испорченная кровь
Шрифт:
насколько хорошо спала бы, если бы Айзек не
охранял дверь. И спала бы вообще. Диван был
слишком коротким, слишком коротким для его шести
футов, и был меньшим из двух, что были у меня.
Однажды, когда доктор был в больнице, я отвлеклась
от разглядывания огня, чтобы передвинуть диван
побольше перед дверью. Я оставила ему подушку
получше и плед потеплее.
Как-то
вечером доктор вернулся почти в
одиннадцать.
что наши странные отношения, наконец, изжили
себя. Я поднималась по лестнице, когда услышала
тихий стук в дверь. Просто тук, тук, тук. Это мог
быть порыв ветра, настолько был слабым звук. Но,
благодаря моей надежде, я услышала его. Айзек не
смотрел на меня, когда я открыла дверь. Не хотел.
Или не мог. Он, казалось, обнаружил, что мои полы
очень интересные, а затем место чуть выше моего
левого плеча. У него были тёмные круги под глазами,
две полые луны, отороченные ресницами. Было
практически невозможно решить, кто выглядел хуже
— я в слоях одежды или Айзек с повисшими
плечами. Мы оба выглядели изрядно побитыми.
Я пыталась притвориться, что не наблюдаю за
ним, когда он зашёл в ванную и плеснул на лицо
холодной воды. Когда доктор вышел, две верхние
пуговицы рубашки были расстёгнуты и рукава
закатаны до локтей. Айзек никогда не приносил
сменную одежду. Мужчина спал в том, в чём был, и
уходил рано утром, по -видимому, чтобы попасть
домой и принять душ. Не знаю, где он жил, сколько
ему было лет, или какую медицинскую школу
окончил. Всё то, что можно узнать, задавая вопросы.
Я знала, ч т о он водил гибрид. Его лосьон после
бритья пах как чай масала ( Прим. пер.: «чай со
специями»
—
напиток
родом
с Индийского
субконтинента
, получаемый путём заваривания чая
со смесью индийских специй
и трав), пролитый на старую кожу. Три раза в
неделю Айзек покупал продукты. Всегда в бумажных
мешках; большая часть Вашингтона состоит из
людей, пытающихся спасти планету. Одна баночка
колы в день. Я всегда выбирала пластик, просто ради
вызова. Теперь в моей кладовой была куча бумажных
продуктовых сумок,
друга. По четвергам он начал прикатывать зелёный
мусорный бак к моей обочине. Я официально и не
добровольно стала частью зелёного культа людей. По
воскресеньям Айзек крал газету моего соседа. Это
единственное, что я действительно в нём любила.
Доктор открыл холодильник и заглянул внутрь,
одной рукой потирая шею.
— Здесь ничего нет, — сказал он. — Давай сходим
поужинать. — Не то, чего я ожидала.
Я сразу почувствовала, что не могу дышать. И
пятилась, пока пятки не упёрлись в лестницу. Я не
выходила из дома в течение двадцати двух дней. Я
боялась. Боялась, что ничего не будет как прежде,
боялась, что всё будет по-старому. Боялась этого
человека, которого не знала, и который говорил со
мной так фамильярно. Давай сходим поужинать.
Как будто мы делали это всё время. Он ничего не
знал. Не обо мне, по крайней мере.
— Не убегай, — произнёс он, подходя к месту, где
кухня соединялась с гостиной. — Ты не выходила из
дома три недели. Это всего лишь ужин.
— Убирайся, — ответила я, указывая на дверь. Он не
двигался.
— Я не позволю чему-нибудь случиться с тобой,
Сенна.
Тишина, которая последовала, была настолько
громкой, что я слышала, как капал кран, как бьётся
моё сердце, как сковывавший мои ноги страх
просачивался сквозь поры.
Тридцать секунд, две минуты, минута, пять. Не знаю,
как долго мы стояли в немом противостоянии. Он не
произносил моё имя с ночи, когда нашёл меня на
улице. Мы были двумя незнакомцами. Теперь, когда
доктор произнёс его, всё вдруг стало реальным. « Это
на самом деле происходит», — думала я. Всё это.
Но он добил.
— Мы пойдём к машине, — сказал Айзек. — Я
открою для тебя дверь, потому что это то, что я
всегда делаю. Мы поедем в замечательный греческий
ресторан. Там лучшие гирос ( Прим. ред.:
блюдо греческой кухни
, сходное с турецким донером (дёнер—кебабом
) или арабской шаурмой
. Разница в том, что в гирос с мясом и соусом
кладут картофель фри. В качестве соуса