Исповедь Стража
Шрифт:
ГЭЛЕОН АР ИЭРНЭ — ГЭЛЕОН И ИЭРНЕ
…Мастер сбросил промокший плащ и вошел следом за хозяином. Дом был просторный, из крепких дубовых бревен, весь изукрашенный резьбой: на большую семью строили — а вышло так, что жили здесь только двое, отец и дочь. В большой комнате ярко пылал в камине огонь, на столе лежала книга: до прихода гостя хозяин расписывал затейливыми буквицами и заставками тонкие листы снежно-белой — гордость тарно Ноара — бумаги. Рядом на отдельных листах были разложены уже готовые рисунки.
— Красивая книга будет, — сказал Гэлеон, рассматривая искусную работу. — Гэленнар рисунки делал?
Къертир кивнул. Туманные, словно подернутые дымкой рисунки Гэленнара невозможно было спутать ни с чем. Къертир любил его работу и часто просил помочь.
— Хочешь, я сделаю к ней оклад и застежки?
— Кто же откажется от твоей работы, Мастер Гэлеон! Думаю, Сказитель Айолло будет рад, что и ты поможешь ему.
— Так… — задумался Гэлеон. — Хризопраз, халцедон, вечернее серебро… или все-таки аметист-ниннорэ?.. Нет, наверно, хризопраз…
Къертир усмехнулся:
— Однако же!.. ведь не за этим ты пришел, Мастер?
Гэлеон невольно покраснел. Не зная куда девать глаза, он протянул Книжнику небольшой ларец резного серебряного дерева-илтари.
— Вот. Это свадебный дар. Для Иэрне.
Тот рассмеялся.
— Это для меня не новость. Разве я не знаю, что у вас уговор? И я рад, хотя и тяжко мне будет расстаться с дочерью — больше ведь никого у меня нет…
Гэлеон склонил голову; промолчал. Ему и мысль о том, что он может потерять свою къели-мэльдэ была — шагом в омут; будь она Смертной, он не сумел бы, наверно, жить после ее ухода… А вот Къертиру суждено было пережить свою возлюбленную — краток срок Смертных…
Къертир вздохнул тяжело — видно, понял мысли Мастера.
— Ну что ж, — сказал, вставая, — если дочь согласна — да будет так. В конце лета начнем готовить свадьбу, и в день Начала Осени будет у нас большой пир. Идем же, выпьем меду по случаю нашего уговора!
…В сплетении тонких серебряных нитей сгустками тумана мерцали голубовато-туманные халцедоны: осенний туман и звенящие нити дождя, легкие паутинки снов-видений… Кто видел дар Мастера, говорил, что драгоценный эл-коиримэ — «венец нареченной» — будет очень красить Иэрне в свадебном танце.
И говорили еще, что красивая будет пара — ведь хотя Мастер и из Старших, Пробудившихся, но вдохновение хранит его юность. А Иэрне была красавицей, и немного было равных ей и в танце, и в айкъо иллэн — пляске светлой стали…
Здесь было еще много повестей о жизни Эллери Ахэ. Написаны они были с щемящей тоской, которая обычно сквозит в воспоминаниях тех, кто потерял все. Мучительно-болезненное описание мелких подробностей жизни, милых сердцу, незначительных случаев, отрывки из стихотворений и песен… Мне почему-то показалось, что тот, кто это писал, был слегка безумен. Слишком много боли.
ГЭЛЛИЭ-ЛЛАИС — ЗВЕЗДНОЕ КРУЖЕВО
…Такая сумасшедшая выдалась весна — никогда раньше не было такой. Он-то видел все весны Арды и помнил их все. Сумасшедшая весна — кровь бродит в жилах, как молодое вино. Как-то получилось, что он оказался совсем один — всех эта бешеная круговерть куда-то растащила. Утром он столкнулся с Гортхауэром — глаза у того были огромные и радостно-безумные. Он смотрел на Тано и словно не видел его — а может, никак не мог понять, кто перед ним.
— Что с тобой? — изумленно спросил Вала.
Гортхауэр ответил не сразу. Говорил медленно, и голос его снизился почти до шепота.
— Но ведь весна, — непонятно к чему сказал. — Ландыши в лесу…
А потом ушел, словно околдованный луной.
Мелькор засмеялся. Чего уж непонятного — весна, и в лесу ландыши. Конечно. Что может быть важнее? Весна. Ландыши. Брось думы, иди — весна, в лесу ландыши. Ведь пропустишь всю весну! И ему стало вдруг так хорошо из-за этого простого ответа — весна, ландыши… — что он распахнул дверь рывком и вылетел под теплые солнечные лучи. Чего еще нужно? Вот она, эта жизнь, и не ищи ее смысла — просто люби и живи.
Лес был полон весеннего сумасшествия. Даже лужицы меж моховыми кочками неожиданно вспыхивали на солнце, словно смех, доносившийся с реки. Неужели купаются? Ведь вода еще холодная… Он пошел на смех. Здесь берег был самым высоким и лес подходил вплотную. На камне под обрывом кто-то сидел. Он раздвинул ветви. Совершенная неподвижность, бледно-золотые волосы — конечно, Оннэле Кьолла. Даже в этот яркий день. У нее бывали такие часы — ничего не замечая, она замирала, погруженная в свои мысли, и, если удавалось пробудить ее, говорила: «Я слушала». А что слушала — не могла объяснить. Однажды она почти весь день просидела так под холодным ветром и мокрым снегом — после того, как он пытался зримо изобразить Вечность. Но сейчас — сейчас ему не хотелось мудрых бесед. Хотелось сотворить что-нибудь… За волосы дернуть, что ли… Не успев задуматься толком, раскрыл ладони, шепнув Слово, — и вихрем ярких разноцветных искр закружились вокруг девушки невесомые пестрые мотыльки.
Оннэле медленно обернулась. Она улыбалась, а на коленях у нее он увидел венок.
— Задумалась?
— Мысли не выбирают часа, Учитель.
— Сейчас ведь весна. — Он улыбнулся. — Ландыши в лесу… Вот и венок тебе кто-то подарил…
— Да. — Девушка улыбнулась. — Гортхауэр.
— Да-а?
— Я поняла, о чем ты подумал. Все не так. Просто у меня не было венка.
— Неужели?
— Ну, наверное, я не так хороша, — улыбнулась она, и сразу стало понятно — она прекрасно знает, что очень хороша. — Впрочем, меня трудно найти. У Аллуа тоже нет венка — а ведь если бы она принимала все, то утонула бы в цветах! И Элхэ отвергает все подарки.
— Почему?
— Я не читаю мыслей… О, смотри — видишь? Только тихонько, Тано!
Он осторожно отвел ветки и посмотрел туда, словно боялся спугнуть. Моро и Ориен.
— Смотри, делают вид, что не знают друг друга, что им все равно! Даже когда никто не смотрит… Учитель, какой сегодня хороший день…
— В чем дело? — Он почти инстинктивно ощутил какую-то тревогу в ее словах.
— Я слушала. — Она промолчала. Затем, стремительно вскинув ярко-зеленые глаза, спросила: — Что такое смерть? Как это — умирать? Почему? Зачем? Это — не быть? Когда ничего нет? Значит, когда меня не было, это тоже было смертью? Или смерть — когда осознаешь, что это смерть, что ничего больше не будет? И в чем этот Дар, который ты дал нам? Мы ведь не говорили с тобой об этом. Наши отцы сделали за нас этот выбор, они не вслепую выбирали. Так и я хочу знать.