Исповедь Стража
Шрифт:
Всё — потом…
Потом.
Это, конечно, красиво сказано, но уж сколько раз говорилось о том, что Мелькор создал меч, что Гортхауэр сделал кинжал. И это еще в те времена, когда о такой войне и слуху не было. И после этого — он не мог представить? Не мог представить — после того, как Ауле чуть было не истребил собственных созданий?
И, главное, я не поверю, что для Валар, Возлюбивших Мир и все живое в нем, был безразличен целый народ. Сколько угодно говори, сколько угодно объясняй, Борондир, я не
Так что ж он медлил? Чего он дожидался в своей крепости?
…Когда вспыхнул первый дом и пламя веселыми язычками взбежало по резной стене, он застыл на мгновение, а потом бросился к ним, вскрикнув с болью и непониманием:
— Что вы?.. Зачем вы это делаете?.. Остановитесь, выслушайте… Разве мы делали вам зло?
Некоторое время майяр не обращали на него внимания; потом кто-то потянул из ножен меч. Странник словно оцепенел.
— Нет… — Его голос упал до шепота. — Да нет же… не может быть…
Больше он не успел сказать ничего.
…Он умолял — уходите! Уведите хотя бы детей — если ничего не случится, вы вернетесь — я прошу, я заклинаю вас, уходите… И были те, кто послушал его, — отцы и матери шли вместе с детьми: ведь должен кто-то позаботиться, охранить их…
Потом — гончие Оромэ выслеживали маленькие отряды. Детей не убивали. Незачем жечь прегамент: нужно только стереть с него письмена.
Избравшие Путь должны были отречься — или перестать быть.
Их не стало.
Но это было — потом…
…Девять стояли в небольшом зале мастерской, глядя растерянно — словно не узнавали Учителя.
— Вы — верите мне?
— Да, — тихо ответил Наурэ.
— Клятву! — жестко бросил он.
Никто не спросил — зачем. Что-то было в голосе Учителя, что они понимали — так нужно.
— Мэй антъе къелла, — нестройно. И — кто звонко, кто — почти шепотом: — Къелл 'дэи Арта.
Цепким взглядом скользнул по лицам. Элхэ опустила глаза, остальные смотрели с напряженным вниманием: чего хочет от них Учитель?
— Уходите. Немедленно.
Молчание. Смотрят в пол, отводят взгляды.
— Вы — приняли — клятву, — размеренно. — Уходите. На восход, за Горы Солнца. Берите только то, что нужно в дороге. Идите к людям. Им нужны ваши знания. Ваша сила.
— Учитель, — негромко сказал Моро, — я знаю, чего ты хочешь. Но пойми и ты — мы не можем уйти в час беды. Мы хотим быть здесь, с теми, кто дорог нам. Позволь…
И тогда Вала снова заговорил — с видимым усилием, часто останавливаясь — не хватало дыхания:
— Я… знаю, что вы сейчас… не понимаете… меня. Может быть… проклинаете. Я… не прошу вас… понять. И объяснить… не могу. Я…
Вала шагнул вперед и тихо проговорил:
— Вы — моя надежда. Надежда-над-пропастью, астэл дэн'кайо. Кор-эме о анти-нэйе. Мир мой в ваших руках.
Долгое, бесконечно длящееся молчание. Потом:
— Мэй антъе. — Оннэле ответила тихо, не сразу. И почти одновременно с ней порывисто это — я принимаю — выдохнул Альд.
— Мэй антъе… — трудно, выталкивая из горла слова; Моро низко склонил голову, прикрыл глаза рукой.
— Мэй антъе. — Дэнэ выпрямился, расправил еще мальчишески-узкие, угловатые плечи. Айони повторила слова шепотом, почти неразличимо — бледная, на висках бисеринками выступила испарина. Аллуа приобняла девочку за плечи, поддерживая, — в последнее время Айони часто нездоровилось, — откликнулась напряженно-звонким голосом:
— Мэй антъе.
— Мэй антъе, — тяжело повторил следом за ними Наурэ, исподлобья взглянув на Учителя; разумом он, старший из Девяти, конечно, понимал правильность решения, но то, что Учитель лишал их выбора…
— Мэй антъе, — прошелестел голос Олло.
— Мэй… антъе, — последней неслышно повторила Элхэ. Глаз она не поднимала.
— Еще одно. — Учитель подошел к Наурэ, коснулся браслета из мориона на его запястье — в пересечении лучей искристым очерком обозначилась къатта Эрат. — Наурэ — ты старший. Тебе объединять. Вот твой знак…
Моро — горькие темно-синие ночные глаза. Он уходил один. Ориен оставалась.
— Тебе — определять путь.
Тяжелая девятилучевая звезда из вороненой стали. На каждом луче — руна. Его къатта — Кьот, руна Пути и Прозрения. Тот же знак серебром на печатке простого железного перстня.
Олло. Прозрачно-голубой кристалл на тонкой цепочке, ледяным огнем очерчена къатта Хэлрэ: Очищение и Ясность Разума, знак Льда. Юноша низко склоняет золотоволосую голову, принимая дар, и, выпрямившись, уже не отводит странных своих — отраженное в глубокой реке небо — глаз от лица Учителя.
Аллуа — пламя жизни, светильник, зажигающий души других. Гладкий овальный камень без оправы цвета вина или крови, внутри бьется алая искра. А на черном обсидиановом медальоне — къатта Жизни и Возрождения, знак Земли, знак Арты — Эрт. Девушка вздрогнула и тихо прошептала: «Кровь…»
Ага. Вот кто писал ту повесть. Стало быть, она прожила достаточно долго, чтобы писать на жреческом харадском — этот язык появился лет двести спустя начала Второй Эпохи. По крайней мере, насколько нам это известно. Может, и сейчас кто-то из них жив? Если она жива — то она в Хараде. Может, я сумею найти ее? И узнать… Но что?