Исправляя ошибки
Шрифт:
Проповедник не решился произнести его громче, словно опасался, что имя это несет в себе тайную силу. Что же касается обладателя таинственного имени, которого бывший наемник, как и прочие подчиненные, даже сейчас боялся всей душой, то он, фактически, встал у руля катившейся в пропасть Империи в последний год ее существования — между роковым ударом при Эндоре и подлинной катастрофой при Джакку. Обласканный императорскими милостями, сумевший сделаться гранд-адмиралом флота, после гибели Палпатина именно этот человек возглавил довольно потрепанную, уже ни на что не надеявшуюся имперскую аристократию,
Ранее поговаривали, будто он чувствителен к Силе и обладает почти таким же потенциалом, что и Вейдер; однако, в отличие от Вейдера, не обременен ужасными увечьями. Будто он, официально неся службу во флоте, занимается разведкой для инквизитория и лично Императора. Единственный, кто стоял ему поперек горла — это первый и законный ученик Сидиуса. Когда стало известно, что у Вейдера есть сын, появилась долгожданная возможность избавиться от соперника. Но в дело вмешался случай — тот самый случай, который решил исход войны и который Люк считал величайшей победой своего отца.
— Я полагал, что он скончался. Я был уверен… — прошептал Сан Текка каким-то мистическим тоном. Выражение его мертвенно-неподвижного лица было таким, словно он увидел призрак.
— Каждый, кто был хоть немного знаком с ним, надеялся, что это правда, — с горечью в голосе заключил Люк, — что ужас пустыни сгинул в тех же песках, в которых и начал свой жизненный путь. Но все мы ошибались.
— Мне известно, что после Эндора он долго скрывался в отдаленных мирах, занимался разведкой. Жил под вымышленным именем. Перед самой решающей битвой он находился на борту «Разорителя», который был ему, словно дом родной. Но «Разоритель» тогда здорово потрепало. Все пассажиры либо сгорели заживо, когда корабль вошел в атмосферу Джакку, либо погибли от удара, либо задохнулись, заживо похороненные под обломками. От корабля отделились только две спасательные капсулы, но командира не было ни на одной из них.
— Видно, гранд-адмирал все же выжил, — сухо констатировал Люк. — Трудно предположить, как это вышло. Однако… — он помолчал немного, собираясь с духом. — Сохранились обрывки отчетов дроидов медицинского отделения на «Небулон-Б», где после сражения одинаково выхаживали и солдат Альянса, и пилотов Империи, и штурмовиков. Все вперемежку — друзья и враги, сплошная неразбериха. Ты и сам помнишь, что там творилось. И потом, отчеты того времени заметно подчищены, мне пришлось собирать информацию по крупицам.
— Неужели он успел покинуть корабль?
— Вероятнее всего, да. В записях говорится об одном искалеченном теле, которое невозможно было опознать, хотя обрывочное описание позволяет предположить его личность. Тяжелые ожоги, множественные переломы. Даже лицо медики собирали по кускам.
— А что стало с ним потом? — недоумевал Сан Текка.
— Трудно судить. Архивы не содержат информации. Известно только, что, по крайней мере, первые двое суток после сражения этот человек оставался жив и пребывал на борту «Небулона-Б». А потом… возможно, был похищен своими приспешниками.
— Как ты можешь быть уверен, что это был именно он?
Люк протянул руку — ту, что была отмечена увечьем — и положил металлическую кисть на плечо старого друга.
—
Магистр едва заметно прикусил губу: «Чувствую его в Бене».
Он отлично знал, что эта тварь всегда находилась где-то рядом, что она по сей день тайно общается с его племянником, пользуясь изумительной способностью парнишки к телепатии, и медленно отравляет его душу. Но будучи объективным, Скайуокер вынужден был признать, что именно благодаря этому тайному единению разумов он сумел узнать о личности врага куда больше, чем рассчитывал. Он подпустил Тьму слишком близко к Бену и к себе — и благодаря этому получил возможность через Силу увидеть то, что прежде было скрыто во мраке. Сейчас Люк чувствовал себя готовым встретить угрозу во всеоружии.
— Больше всего я боюсь, что враг доберется до моих учеников. Будущие джедаи, его потенциальные враги, должны стать для него первоочередной целью. Чтобы защитить новый орден, я увел этих детей ото всех — от жизни, от родных. Некоторые из них так и не простили мне своей вынужденной изоляции.
Скайуокер говорил «некоторые», имея в виду лишь одного. Самого близкого.
— Но каждый обучающийся в храме ребенок сознает свой долг перед возрождающимся орденом, которому все они клялись служить, — добавил он. — Рано или поздно враг доберется до меня, и до них тоже. Если не предпринять меры.
Гранд-мастер вновь поглядел на проповедника пристальным, полным мрачной решимости взглядом.
— Я надеялся, что ты расскажешь мне больше об этом человеке. Ведь ты служил под его началом.
Сан Текка вздохнул.
— Мы знали о нем немногое: имя, звание… а еще то, что с ним лучше не связываться без нужды.
Он вспоминал, что гранд-адмирал обладал способностью внушать необъяснимый трепет даже закоренелым воякам. Он был худощав, однако огромного, поистине исполинского для человека роста, с тяжелым взглядом черных, как две дыры, глаз, способных, казалось, видеть душу насквозь. Иногда солдаты гадали и спорили между собой, вправду ли гранд-адмирал принадлежит к человеческой расе. Его лицо напоминало неловко сшитую маску.
— Незадолго до битвы при Джакку ходили недобрые слухи, — сообщил проповедник. — Поговаривали, будто глава Теневого совета мыслит провозгласить себя новым императором. Находились даже те, кто утверждал, будто он ведет двойную игру, поставляя сведения о передвижении войск Империи сотрудникам Альянса. Еще говорили, что это он спровоцировал резню при Акиве, в которой погибло немало имперских офицеров.
— Полагаешь, гранд-адмирал таким образом решил заранее расчистить себе дорогу к власти?
— Вполне вероятно. Я бы нисколько не удивился. Впрочем, я мало осведомлен по этой части…
Простые солдаты чаще всего лениво отмахивались от подобных пересудов, считая их слишком муторными для понимания своего предельно простого склада ума. «Подковерная возня», — небрежно усмехались они, про себя думая, что командование рановато взялось делить шкуру еще не убитого зверя.
Скайуокер погрузился в свои мысли. Его черты заметно обострились, а между бровей возникла та самая глубокая складка, которая придает лицу выражение не то одухотворенно-возвышенное, не то мучительно-напряженное.