Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Все остается по-прежнему! — сказал Яков Иванович.
— Нельзя, товарищ полковник! Противник нас опередил: наша разведка обнаружила, что он выдвинулся на Ильино. А кавкорпус Белова отошел за Угру, в район Всходы.
— Отошел за Угру? — в задумчивости повторил Железнов. — А что, если мы, Павел Калинович, вот так? — Яков Иванович провел пальцем по карте на юго-запад до Челновой, а от нее резко прочертил пальцем линию на Всходы до фронта кавкорпуса.
— До Челновой разведка не дошла: по дороге на Баскаково движется немецкая колонна с танками и артиллерией.
— Тогда, Павел Калинович, наше дело... — Яков Иванович хотел сказать «дрянь», но, видя, с какой тревогой смотрят на него Бойко и Вера, спокойным тоном добавил: — Не совсем плохое. — И его палец молниеносно перелетел через расположение дивизии на северо-восток и остановился на надписи: «Преображенское».
Бойко понял комдива.
— Здесь противник теснит на север части четвертого десантного корпуса, — сказал он.
— Теснит на север? — Яков Иванович замолчал, пристально рассматривая карту.
Всей душой Вера чувствовала, как отцу сейчас тяжело. Она понимала, что все пути к кавкорпусу отрезаны. В ее взволнованном мозгу зазвучали напутственные слова начальника разведотдела фронта: «...Если дивизия пойдет на соединение с кавкорпусом, идите с ней, пока не переправитесь через Угру. Если же она пойдет в другом направлении, то на Велишки двигайтесь самостоятельно...» До боли в сердце чувствовала она жалость к отцу — так тяжело будет ей с ним расстаться!.. Чтобы своим волнением не расстраивать его, Вера отошла в сторону и села на пенек.
— Тогда, Павел Калинович, — снова начал Железнов и показал пальцем на восток, в сторону Большой земли, — нам остается только одно — пробиваться так!.. Надо полагать, Пополта вспухла, болота поднялись, и вода отсюда фрицев выжила. Леса здесь до самой дороги Гжатск — Юхнов дремучие... А другого выхода у нас нет. Либо голодная смерть, либо плен... Следовательно, Павел Калинович, мое решение таково: поворот на сто восемьдесят градусов, направление азимут семьдесят восемь — лес Новинской дачи, а там северными болотами Пополты на Доброе... — Яков Иванович хотел улыбнуться, но не смог. Он протянул Бойко свою карту и добавил: — Для встречи Доброва и Тарасова оставить моего адъютанта с разведчиками... Действуйте, товарищ Бойко!..
Бойко ушел, а Яков Иванович, опираясь на костыли, подошел к Вере.
Вера помогла отцу сесть и сама опустилась около него на колени.
Нащупав в темноте его руку, она прижала ее к своим губам.
— Прости меня, папа, — тихо сказала она.
— За что, доченька? — Яков Иванович сжал ее виски своими горячими ладонями и притянул голову к себе... Из темноты на него смотрели широко раскрытые Верины глаза. В них крохотной искрой отражалась далекая звезда. — Что ты, Верушка? Не плачешь ли ты, лейтенант?
Вера покачала головой.
— Папа, вы сейчас уходите? — спросила она.
— Да, доченька, скоро двинемся. Как видишь, нам здесь оставаться нельзя.
— Тяжело, папа... Тяжело оставлять тебя одного... Но я не могу идти с тобой...
— Почему, доченька? — Яков Иванович отвел голову Веры от своей груди и, держа ее дрожащими пальцами, смотрел в ее глаза.
— Мы должны идти, — тихо, словно чувствуя себя виноватой, ответила Вера.
— Куда? — спросил Яков Иванович, и ему стало страшно за дочь. Какие еще испытания предстоят ей на первых шагах только начавшейся жизни?..
Вера же корила себя за то, что вынуждена оставить отца в таком тяжелом положении.
— Туда, папа, за Угру. — И как бы оправдываясь, стала доказывать отцу: — Мы обязаны, папа... Понимаешь, это наш долг...
Яков Иванович кивал головой. Старый командир, он хорошо знал, что такое воинский долг. Но дело касалось его дочери, и сердце отказывалось подчиняться рассудку. Трудно было больному, много пережившему человеку отпустить свою дочь навстречу новым испытаниям.
Вера чувствовала эту душевную боль отца, но не находила слов, чтобы ее успокоить.
— Ты не бойся за меня, папа... Я выдержу все!.. — только и сумела она сказать.
— Эх, доченька! — прошептал Яков Иванович. — Тяжело расставаться... Но ведь мы с тобой солдаты... — Над лесом затарахтел немецкий самолет, похожий на У-2. — Вот видишь, нащупали. Сейчас фонари подвесит, проклятый!.. — И действительно, над вырубкой ярко вспыхнули повисшие в воздухе ракеты. — Теперь всё! Надо уходить. А то, пожалуй, подожгут лес, и тогда совсем не выберешься... Об одном прошу тебя, Верушка, будь осмотрительна и осторожна. Не горячись, даже если тебя будут на это вызывать. Внимательно присматривайся к людям. Ведь кругом будет много врагов, и немало их будет скрываться под личиной советских людей...
Вера слушала, не проронив ни слова. Яков Иванович нагнулся и поцеловал ее в голову.
— Спасибо тебе, папочка!.. — Вера погладила его шершавую руку и уже не сдерживала слез, катившихся по ее щекам.
— До свидания, доченька, — сказал Железнов и непривычно для Веры по-стариковски вздохнул.
Примерно через час Коротков вывел разведчиков к реке, где их ожидал Паршин с саперами. Паршин помог разведчикам по очереди перебраться на шаткий плот. И плот поспешно заскользил по темной воде.
Когда они сойдут с плота, когда позади останется эта речка и затихнут вдали всплески воды, молодые люди вступят в другую жизнь. И даже имена у них будут другие.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Валентинова с бешеной скоростью мчалась по Варшавскому шоссе в направлении Юхнова на своем раненом, как и она сама, «газике». Ее раны, правда, уже зарубцевались, а на «газике» все еще зияли дыры да развевались на ветру лохмотья его выцветшего тента. Ирина Сергеевна часто упрекала себя в том, что до сих пор не могла приложить к нему руки. Зато она, не жалея сил и времени, воскресила из мертвых и привела в боевое состояние его мотор и ходовую часть.