Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Раздевайся. — Он показал на свободный гвоздь в углу, где висела одежда. — Откудова бог принес? — спросил Ермолай.
— С дому, дедушка, — ответила Вера. — Мама дуже о вас забеспокоилась, как вы тут? Живы ли? Война ведь. Вот и говорит мне: — «Сходи, дочушка, к дедушке Ермолаю. Може, что надо?» — Последние слова относились к началу пароля.
— Спасибо, дорогуша, ничего не надо, — старик чиркнул спичкой, чтобы зажечь коптилку, а сам пытливо смотрел на Веру. — А вы все там, в Березовке?..
— Не, нас бомбили. Все сгорело. Только корову спасли. И мы перебрались в Залесье...
—
Затем опустил вплотную занавеску на окне. Другие окна были закрыты черной бумагой.
— Ага, к тетке Агафье.
— А как она? — поинтересовался Ермолай, садясь за стол.
— Слава богу, здорова.
— А Ефросинья? Ребята? — Ермолай положил на стол руки, а из-под его седых бровей на Веру смотрели добродушные серые глаза. Тут Вера увидела на его мизинце алюминиевое кольцо и стала посмелее.
— Мама что-то занедужила.
— А что с матерью-то?
— Лихоманка какая-то ее трясет. Лекарь говорит, тропическая, — Вера закончила свой пароль.
— Есть такая поганая хворь, — подтвердил Ермолай, разглаживая скатерть.
— Как тебя, внучка, звать-то?
— Настя.
— Настя, — повторил Ермолай и вышел из-за стола, протягивая обе руки. Вера тоже встала. — Здравствуй, товарищ Настя! — И Ермолай обнял Веру. — Ну, вот, Настя, и познакомились. А теперь садись, чуток отдохни, а я повечерять соберу. — Он посадил Веру на лавку, а сам, взяв коптилку, пошел в кухню.
— Дедушка, позвольте, я вам помогу, — поднялась за ним Вера.
— Вот что, внучка, — задержался в дверях горницы Ермолай и зашептал: — Теперь забудь свои городские слова и говори по-нашему. А то сразу на прицел возьмут. Не «позвольте», а «давай», и не «вам», а «тебе». Так и заруби себе на носу, — и он с улыбкой прикоснулся пальцем к ее носу. — Бери посуду, хлеб, — показал он на самодельный шкаф, а сам полез в подполье.
О чем только дед Ермолай ни спрашивал Веру за ужином. Все его интересовало и волновало. Вера старалась на каждый его вопрос ответить как можно подробнее. Наконец попросила связать ее с Михаилом Макаровичем.
— С Михаилом Макаровичем? — повторил Ермолай и задумался, разминая соленый груздь. — Оно, знамо, можно... но тогда надыть сейчас отправляться.
— Это далеко?
— Не так далеко, как путано.
— Ну что ж, пойдемте, дедушка, — поднялась Вера.
— Нет, Настюша. Ты оставайся дома. Тебе туда ходить не след... Если надо, так он и сам сюда придет. А ты ложись. Не бойся!.. — Ермолай поднялся из-за стола и стал собираться.
Вера молча принялась убирать посуду. Подпоясывая веревкой рыжеватый зипун, Ермолай подошел к ней.
— Ты не бойся. У нас, слава богу, пока что спокойно. Бывает, полицаи наезжают, но больше всего днем.
Проводив старика, Вера заперла двери и легла, но заснуть не могла; то ей казалось, что кто-то ходит вокруг дома, то что-то шуршит на чердаке. Но все же усталость взяла свое, и она задремала, но тотчас же очнулась, дрожа от страха: ей приснилось, что Ермолая схватили гестаповцы, что она бежала изо всех сил за Василием, но сама попала в засаду...
На дворе послышались шаги. Вера прислушалась. Похоже было, что шел не один человек. Она быстро надела юбку,
— Темно, как у арапа в... Спит, стало быть.
— Стучи!
Забарабанили по раме, по стеклам.
— Значит, нет дома, — услышала Вера тот же хриплый голос.
— А куда же девка делась? Девка должна быть дома, — возразил другой.
— А он мог и с девкой уйти.
— Не мог. Дверь закрыта изнутри.
— У него щеколда. Он ее крюком открывает. Давай еще подождем. Садись.
Вера поняла — это враги. Застучали зубы, но через минуту она взяла себя в руки, лихорадочно обдумывала, как выбраться отсюда.
— Чего ж сидеть-то? А може, девка притаилась? — возразил другой. — Давай попробуем, може, и откроем...
«Что же делать? Выйти в сени, притаиться у двери и прошмыгнуть, когда они войдут в избу? Спрятаться под полом или под печкой?»
Но перед ней встал образ деда Ермолая, а как же он? Надо его предупредить. И Михаила Макаровича. Иначе попадутся.
И Вера решила уйти. Она на цыпочках прошмыгнула в горницу, приподняла черную бумагу на окне, провела по раме рукой. Рама была глухая и закреплена снаружи. Такой же оказалась и другая.
А в сенях скрипело и скрежетало. На размышления не было времени. Вера схватила сапоги и кацавейку, тихо открыла дверь и, протянув руку, пошла искать ход на чердак. Наткнувшись на громадный сундук, она взлезла на него, нащупала лестницу. Забравшись на чердак, отыскала наиболее широкий развод жердей подрешетника и принялась дергать солому, намереваясь выбраться на крышу, а там соскочить в огород. Но вдруг в окне фронтона сверкнул огонек. Вера вздрогнула: «Цигарка?» Сжав до боли кулаки, так что ногти впились в ладони, она замерла, ожидая окрика или нападения. Но огонек пропал и тут же вновь вспыхнул на том самом месте. Изогнувшись в три погибели, Вера забралась под самую стреху. А цигарка на том же месте то вспыхивала, то угасала. И вдруг девушка догадалась: звезда!.. Окно! — Вера протянула руку вперед, смело пошла на «звездочку». Там, у фронтона, она поднялась к окну и высунулась, чтобы выпрыгнуть в огород, но в это время внизу, гулко стукнувшись о стену, распахнулась дверь, вспыхнула зажженная спичка, и хриплый голос рявкнул:
— Эй! Кто дома?!
Вера замерла.
— Спрятались, что ль?! — крикнул тот же голос, и снова вспыхнула спичка. — Посмотри здесь, а я пойду в избу.
— Митяй! Смотри, лестница на чердак!
Услышав это, Вера протиснулась в окно и, ухватившись за карниз, качнулась, нащупала ногами стену. Вдохнув холодный воздух весенней ночи, прыгнула прямо на вскопанную грядку. Прыгнула удачно. Благо, хата деда Ермолая невысокая. Не мешкая, понеслась в темноту.
Вот поле, кусты — спасена! Вера остановилась, обдумывая, как предупредить деда Ермолая. В кустах у дороги опустилась на землю и, прислушиваясь к каждому шороху, стала зорко смотреть по сторонам.