Испытание. По зову сердца
Шрифт:
В словах девушки прозвучала неприкрытая ненависть.
«Что делать? Как избежать обострения с Лидой?» — думала Вера. Но попасть под удар полицаев еще хуже. В тяжелом раздумье прошла бессонная ночь. На рассвете в избу ворвался вислогубый, вытолкнул Веру и Аню на улицу и погнал по поселку в гору, к дому старосты, где уже толпился народ.
С окопных работ они возвратились в сумерки, усталые и разбитые: спину ломило, руки ныли, ладони горели от мозолей. Девушки были рады, что выдержали это тяжелое испытание. Под конец работы Аня было начала сдавать и только с помощью Веры кое-как выполнила норму. Оберфельдфебель, руководивший окопными работами, сквозь зубы прошипел: «Шлехт!» Зато Вере он улыбнулся: «Гут! Зер гут! Корошо!»
Похвала врага была для Веры хуже плевка в лицо. Она была готова ударить лопатой этого долговязого, любезно улыбающегося немца. Но сдержалась, ответила «спасибо». И сейчас, сидя у окна, с гадливостью вспоминала об этом.
Томительно долго тянулось время в ожидании условного стука: сегодня обещал прийти Василий, и они должны договориться с ним о связи, о явках и об условных сигналах опасности. Вера продумала все-все, вплоть до повязывания платка: если лоб открытый, то опасности нет, если же платок опущен на глаза, подходить нельзя: значит, где-то невдалеке опасный человек.
Наконец чуть слышно трижды стукнули в окно. Девушки вздрогнули и насторожились.
— Вася! — встрепенулась Аня.
Стук повторился. Девушки на цыпочках подошли к окну и прильнули к стеклу, но в темноте никого не было видно.
— Ты сиди! — прошептала Вера. — Если что, так я стукну в стенку. — И, крадучись, чтобы не разбудить хозяйку, пошла к двери. Выйдя на улицу, она обогнула угол двора, вышла в огород на тропинку, ведущую к реке. Но там никого не было. Опираясь одной рукой о поленницу, а другой сжимая полено, она заглянула за угол. Вдоль стены кто-то пробирался.
— Стойте! Что вам надо?!
Из темноты послышался голос мужчины.
— Племянниц Устиньи.
— А вы кто будете? — так же тихо спросила Вера.
— Я? Я их дядя.
Вера растерялась: к ним впервые кто-то пришел. «Но зачем? Кто его послал?.. Может быть, провокатор?» — завертелось в ее голове, и она еще сильнее сжала полено и шагнула вперед к незнакомцу. — Зачем вам племянницы?
— Я их дядя, — внушительно повторил мужчина, что напомнило Вере условный пароль. И она ответила:
— Откуда вы, дядя? Из дому?
— Да нет, от тетки Агафьи. Гостевал у нее. — И мужчина, подойдя вплотную, протянул руку. — Здравствуй, племянница! В темноте не узнаю — кто? Настя аль Маша?
Вера, почувствовав прикосновение его руки, опустила полено. Оно ударило мужчину по ноге. Тот, положив руку на ее плечо, прошептал:
— А это зря. Спокойнее, дорогая, надо...
Вере хотелось крикнуть этому неизвестному, но родному человеку: «Не могу! Вот вся, понимаете, вся на взводе!» Сдерживая себя, сказала:
— Идемте в дом.
— Идем, — ответил мужчина и пошагал за Верой.
У изгороди они остановились, прислушались и, удостоверившись, что никого поблизости нет, вошли в избу.
Аня, притаившись в сенях, пропустила их. Они вошли в тот момент, когда Устинья, кряхтя, слезла с печки.
— Кого же бог принес?
— Здравствуйте, Устинья Осиповна! — приветствовал гость.
— А, Михаил Макарович! — Устинья узнала гостя по голосу.
— Михаил Макарович, — прошептала Вера.
— Боже мой, Михаил Макарович... — словно эхо, прошептала Аня.
Перед ними был тот человек, которого они считали героем из героев и представляли его высоким, сильным, с бородой и усами. А перед ними стоял обыкновенный, выше среднего роста крестьянин, обросший черной с проседью щетиной, с черными, чуть прищуренными умными глазами. Он спросил про Василия и был огорчен, что тот не пришел.
— Ну, как вам живется у тети Устиньи?
— Спасибо, хорошо, — ответили в один голос девушки.
— Хорошо, — повторил Михаил Макарович и, проводя пятерней по взлохмаченным волосам, тепло посмотрел на хозяйку.
— Спасибо, Устинья Осиповна. От всей души спасибо. — Он вынул из-за пазухи кусок цветастой материи. — Тебе на платье.
Устинья обрадовалась подарку, хотя и поворчала, что зря это.
Михаил Макарович попросил Устинью посмотреть за домом, пока он поговорит с девушками. Когда Устинья стукнула с улицы в окно, что означало: «на улице никого нет», Михаил Макарович пододвинулся ближе к девушкам.
Вера вполголоса рассказала, что они делали последнее время, какие успели добыть сведения о фашистских войсках, рассказала и об окопных работах, сообщила координаты траншей и огненных точек, которые они сегодня рыли, и даже о «добром» отношении к ней обер-фельдфебеля.
— С обер-фельдфебелем отношений не обостряйте. Постарайтесь войти к нему в доверие. Он сапер и, конечно, многое знает об обороне, — порекомендовал Михаил Макарович. — Сейчас фашисты снова что-то затевают и стягивают войска на юг и на московское направление. Здесь у вас каждые сутки проходит много эшелонов на Брянск. Штаб фронта должен каждый день знать, что, сколько и куда везется. Следите за движением войск. Узнавайте номера полков и дивизий. Об уходе частей и о приходе новых как только можно скорее ставьте в известность «Гиганта».
Девушки внимательно слушали его, боясь упустить хотя бы одно слово. Они не замечали, как летело время. И когда послышался стук в окно, подумали, что Устинье надоело сидеть там одной в темноте и она их торопит. Но стук был тревожный и предупредительный. В сенях сразу же зашуршали ее шаги. Аня потушила коптилку.
— Кто-то в огороде ворочается, — сообщила с порога Устинья.
— Ворочается? — повторили все разом.
Михаил Макарович, надевая пиджак, попросил девушек пойти посмотреть, где ему пройти незамеченным, а сам выскользнул в сени и притаился за дверью.