Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Говори, Лида, не бойся, — прошептала Вера. — Мы не подведем тебя... даже если нас будут пытать...
— Смотрите же, девчата! — Лицо ее стало строгим. — Мы решили убить вислогубого.
— Кто это «мы»? — деланно безразличным тоном спросила Аня.
— Народные мстители!
— Народные мстители? — переспросила Вера.
Она слышала от Устиньи, что в округе действует партизанский отряд «Патриот Советской Родины».
Вера представляла этот отряд мощным, большим, а его людей — пожилыми, сильными, с карабинами за плечами, с гранатами на поясе, пулеметными лентами через грудь. И никак уж не могла представить себе народным мстителем Лиду.
— Ты состоишь в отряде народных мстителей? — спросила Вера.
Лида замялась.
— Нет, я не состою. Но это так. Егор Егорович называл нас, девчат, которые ненавидят фрицев, — народные мстители. Он часто говорил мне: «Не беда, что ты не в отряде, там тебя все равно числят». Он меня туда не послал, наверное, только потому, что я не комсомолка, — с грустью закончила Лида и замолчала. Но вдруг встрепенулась и вложила в руку Веры бумажный комок. — Это отрава, ее два порошка... К вам он ходит... Если дать ему в красной бумажке, то он через часа три подохнет, а если ту порцию, что в белой, через полчаса... Поняла?
На лбу Веры выступил пот, но она не вернула этот комок Лиде, а, наоборот, крепко зажала его в своей руке. Для маскировки бубнила, что у нее для такого дела не хватит смелости. Да и боится брать на себя тяжкий грех.
— Как же так?.. Это ведь богу противно... — бубнила она.
— Эх, ты, святоша! — прикрикнула Лида, схватила со стола горшок и замахнулась им. — Вот как тресну по твоей забитой дурью башке, так сразу дойдет!.. Враг поганит нашу землю, жжет наши избы, убивает наших родных и дорогих людей, насилует девчат, угоняет народ в неволю, а ты слюну пустила! Ханжа разнесчастная!.. — потрясая горшком, Лида наступала на Веру, и если бы не шаги во дворе, она, возможно, даже легонько стукнула бы ее.
— Да тише ты, мститель! Слышь, кто-то идет, — шикнула Вера. — Вот из-за таких болтунов и хорошие люди гибнут...
Лида схватила со скамейки платок и бросилась к двери, но было уже поздно. В сенях что-то загремело, послышалось царапанье по стене, потом заскрипела дверь, и пьяный голос Семена прохрипел:
— Есть кто живой? Открывай!
Все, затаив дыхание, молчали. Семен в дверях чиркнул спичкой и заорал:
— А, Настасия батьковна! Поклон и уважение! — поклонился он до пояса. — А где Устинья?
— Тети Стеши нет дома. Позвать? — Вера рванулась к двери.
— Не надо! — Семен преградил ей путь и снова чиркнул спичкой. — Зажигай коптилку!
— Нам и так хорошо, — огрызнулась Аня.
— Что?! Мне перечить?.. Дура! — гаркнул Семен и что есть силы стукнул кулачищем по столу, да так, что даже в шкафчике зазвенела посуда. — Ты знаешь, кто я?!
— Дурак! Вот ты кто, — сорвалось у Ани.
— Что?! Повтори! — Семен рванулся к Ане. — Теперь я власть, вот кто! Староста. Понимаешь ты? — обернулся он к Вере. — Настенька, — староста! Теперь вы все в моих руках, — дыша перегаром, орал Семен.
Вера зажгла коптилку.
— ...Я тебя, Анастасьюшка, кукушечка моя, в обиду не дам... Если кто до тебя дотронется, — скрежеща зубами, Семен потряс кулаком, — сам на дыбу вздерну... — Потом он взял Веру за руку и потянул в темный угол. — Завтра созову гостей, всех знатных людей, господина коменданта приглашу и всем покажу тебя... Вот тебе подарочек, — он вытащил из бокового кармана бусы.
Разукрашу тебя, как картинку,
И отдам это все за любовь...
Вера оттолкнула его руку с бусами. Глаза Семена блеснули злым огнем, он заревел:
— Настя! Не перечь! — и, схватив ее за талию, прижал к себе.
Но если сомненье вкрадется,
Что Настюшенька мне неверна,
Наказаньем весь мир содрогнется,
Ужаснется и сам сатана...
И Семен жадно впился губами в губы Веры.
Вера вырвалась, со всего маху ударила его по лицу и выбежала из избы. Семен, разъяренный, словно зверь, помчался за ней. Настигнув в огороде, он сбил ее с ног и, навалившись всем телом, зажал ей ладонью рот. Зубы Веры впились в грубую кожу ладони. Семен крикнул, но руку не убрал. Вера, напрягаясь изо всех сил, забарабанила кулаком по его голове. Но Семен терпел все. Веру охватило отчаяние, она задыхалась... Вдруг перед глазами Веры что-то мелькнуло, раздался глухой удар. Семен ткнулся носом в ее грудь и замычал. Вера собрала остаток сил, рванулась в сторону и сбросила с себя дергающееся тело Семена.
— Вера, отойди! — властно прохрипела Лида.
И снова раздался такой же страшный звук.
Вера схватила Лиду за руку, вырвала у нее полено.
— Что ты сделала, безумная?!
— Порешила погань фашистскую!
— Эх, Лида, Лида, — качала головой Вера. Но рассуждать было некогда. Она схватила Семена за ноги и хрипло выкрикнула: — Берите его.
Девушки подхватили труп и отнесли на берег, против усадьбы сгоревшего дома. Там сбросили его с обрыва и, как только послышался всплеск воды, сорвались и понеслись к дому, словно боялись, что Семен выскочит из реки и кинется за ними. В огороде Вера опустилась на корточки, пощупала землю руками и ощутила что-то липучее. Кровь! Девушки мигом подгребли пропитанную кровью землю, забросили ее в реку, а выемку засыпали свежей землей.
— Где полено? — вспомнила Вера.
— Полено? Где-то здесь бросила, — растерянно ответила Лида.
Найдя полено, Вера снова побежала к реке и швырнула его на самую середину. Увидев за спиной Лиду, приказала:
— Быстро пошли домой! Осмотреть одежду и вымыться.
Дома все было по-прежнему: так же мирно мигала коптилка, колыхался от шагов край полога. Но, о ужас! На лавке лежала фуражка Семена. Вера ахнула. Схватила фуражку и бросилась было к двери, но остановилась.
— Лида, возьми фуражку и забрось ее в огород Осипа.
Лида взяла фуражку, потянулась к Вере.
Девушки крепко обнялись.
— Вот, Лидуша, какое страшное дело нас породнило. Иди, милая, — дрогнувшим голосом проговорила Вера.
Девушки проводили Лиду до ворот. В поселке было темно и как будто мертво. Вера пошла в огород. За ней следом безмолвно шагала Аня. Она поняла намерение подруги. Вера подошла к гумну и скрылась в черном проеме ворот. Аня заняла свое обычное место в кустах смородины. Сегодня ее пугало все, и она сидела как на иголках, вздрагивая от малейшего шороха.