Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Через несколько минут Вера и Аня ввели Василия.
— Михаил Макарович! — окликнула Вера. — Это Клим!
— Клим! Здравствуй, Климушка! Дорогой мой!
Василий схватил руку неизвестного человека и с юношеским жаром пожал ее.
А Устинья вышла на улицу, снова зашла за угол и, облокотившись на изгородь, зорко смотрела по сторонам, прислушивалась к малейшему шороху. На горе мелькнул кто-то, перебегая дорогу, и вскоре около забора послышались торопливые шаги. Устинья вышла на улицу как бы невзначай. Она узнала Лиду.
— Тетя Устинья? Это вы?
— Я, — отозвалась Устинья. — Чего тебе,
— Бегу к Надьке. На том конце облава.
— Облава? — спокойно повторила Устинья. Но когда Лида потонула в темноте ночи, она бросилась в избу и, распахнув дверь, сдавленным голосом проговорила:
— Облава!
— Ну, Клим, идем! — сказал Михаил Макарович.
Наскоро попрощавшись, они вышли из дома.
Девушек Устинья на улицу не пустила.
Они долго стояли в сенях, пока в соседнем доме не послышался грозный стук в двери.
— Ложитесь, девки! — Устинья взяла под руки Веру и Аню и втолкнула их в избу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вера вышла из гумна вся потная. Лицо было в паутине. Она пристально посмотрела на черные шапки смородиновых кустов, в которых на страже сидела Аня.
— Передала? — спросила Аня.
— Передала, — со вздохом, словно сбросила тяжелую ношу, прошептала Вера. Сегодня она сообщила «Гиганту», что одна гитлеровская пехотная дивизия выведена с передовой и сосредоточена в лесу, в пяти километрах северо-восточнее станции, и что эта дивизия будет отправлена на Орел.
— Идем, — прошептала Вера. Но пошла не к дому, а вниз, к реке. Там, у обрыва, в кустах молодого ольшаника, она опустилась на траву, потянув за собой и Аню. Чтобы лучше видеть тропку, легла лицом к дому.
— Ты чего? — всполошилась Аня. — Идем домой! Завтра ведь чуть свет на кухню.
— Дай отойти немного, — ответила Вера и прижала ее руку к своему сердцу, которое, словно молоточек, сильно стучало в ладонь Ани.
— Что-нибудь страшное? — спросила Аня.
— Фрицы кричат о каком-то новом «блицкриге». Захлебываясь, орут, что к осени возьмут Москву и закончат войну...
— Брехня! — прервала Аня.
Вера сжала ее руку и повторила:
— Брехня.
Однако ее волновало другое, чего она не сказала Ане и о чем решила до поры до времени молчать. «Раз фашисты взяли Барвенково и Изюм и форсировали Оскол, — думала Вера, — значит, они наступают на Ворошиловград... Так же они могут наступать на Москву. Что все это значит?..»
— А как под Харьковом? — прервала ее думы Аня.
— Под Харьковом наши приостановили наступление... Но, кажется, отходят (она наверняка знала, что отходят). Теперь, — продолжала с горечью Вера, — предатели и их прихвостни поднимут головы, маловеры качнутся в их сторону, и вся эта орава обрушится на честных людей. Староста и вислогубый открыто разделаются с любым, кто у них на подозрении. Вот что страшно, Маша... Эх, если бы мы не были связаны по рукам и ногам нашим делом!..
Вера прильнула к Ане, а в ее мозгу одна за другой неслись тревожные мысли: «Что делать? Чем ответить обер-фельдфебелю на то, что он заставил их работать на кухне своего батальона? Как быть с Лидой, предложившей ей «сыпануть в котел фашистам какой-нибудь отравы»?»
Аня, как бы читая эти мысли,
— Крепись, Настя. Крепись, дорогая! Будет и на нашей улице праздник.
Невеселыми возвращались домой.
На востоке раскатились далекие взрывы, и на Веру нахлынули думы об отце. С того времени, как они расстались, о нем ничего не было слышно. В народе болтали, будто немецкое радио сообщило, что какая-то дивизия большевиков прорвалась через Варшавское шоссе на Фомино и Зайцеву гору и что на выручку к ней двинулись еще четыре дивизии, но немцами они были остановлены, а дивизия окружена и полностью уничтожена...
* * *
— Девки, вставайте! На работу пора, полуношницы! — Устинья из печи вытащила чадившую сковородку и сбросила с нее в глиняную чашку картофельные оладьи. — Ешьте, пока горячие.
Девушки соскочили с кровати и бросились к окну. По стеклам стекали капли моросящего не по-весеннему дождя.
«Погодка нелетная», — огорченно подумала Вера.
На работу они опаздывали, поэтому не шли, а бежали.
— Бегите, бегите! — кричала им попавшаяся навстречу с ведрами на коромысле Лида. — Может быть, Гитлер вместо деревянного номера по железной бляхе повесит!
У забора из колючей проволоки они замедлили шаг: у ворот, прислонившись к столбу, стоял солдат.
— Хальт! — Солдат показал налево, где под березами стояли автомашины, и приказал по-немецки залезать в кузов и ждать.
Не желая выдавать знания немецкого языка, Вера и Аня в один голос заговорили, мотая головами:
— Мы не понимаем!..
Солдат повторил приказание, на что девушки только мотали головами и разводили руками, повторяя: «Вас? Вас?»
— Вас! Вас! — передразнил их немец и, смачно выругавшись, вынул разговорник, нашел в нем нужные слова. Закончив словом «дура!», он расхохотался.
— Спасибо за разъяснение, — ответила поклоном Аня.
— Нам надо на кухню... Понимаете вы, на кухню... Кюхе...
Солдат снова подобрал из книжицы слова и объяснил ей, что сегодня на кухню не надо, есть другая работа — возить со станции груз.
Вера сделала недовольное лицо, хотя в душе была очень рада такой перемене.
Ожидать пришлось недолго, к машинам привели еще группу поселковых девушек и женщин, в числе которых была и Лида. На каждую машину посадили по четыре человека и повезли на станцию. Пока немецкий приемщик оформлял получение груза, женщины прошли к группе мужчин, разгружавших вагоны. Грузчики, увидев односельчан, бросили работу и расселись с ними — кто на ящиках, а кто прямо на рельсах.
Вера и Аня сели несколько поодаль на штабель шпал. К ним подошел Василий и, кося глазами направо и налево, начал рассказывать:
— Завтра с шести утра сюда станут подавать эшелоны для пехоты. Отправка первого в семь на Орел, следующие эшелоны будут отправляться через каждый час.
Вера и Аня внимательно слушали.
— Теперь сообщу вам радостную весть, — продолжал Василий, — безусловно, достоверную. Позавчера по дороге на Выселки, в лесу, встретил деда Ермолая. Он поведал, что вывел отряд капитана Тарасова к Собже в тот самый момент, когда дивизия твоего отца, — Василий смотрел на Веру, — болотами вырвалась из окружения.