Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Михаилу Макаровичу было ясно, что этот, как его называл Рудчук, Сыч заявился к нему неспроста. И, чтобы поскорее вызвать на откровенный разговор, сделал вид, что хочет уйти, и крикнул:
— Зина!
Лида мгновенно появилась в дверях.
Груббе не дал Михаилу Макаровичу даже раскрыть рта, подошел к Лиде и выпроводил ее за дверь.
И сразу заговорил по-русски, бесцеремонно обращаясь к хозяину:
— Присядем. И пока никого нет, поговорим по делу.
Михаил Макарович покорно сел, готовый слушать этого, выдававшего себя за немца, человека. В первые дни его появления Михаил Макарович со свойственной ему прозорливостью определил, что Груббе агент абвера, переодетый в общеармейскую форму офицера. А после установил, что он сын белоэмигранта из Белостока Грубкина.
— Без лишних слов, а прямо начистоту, — продолжал Груббе. — Я предлагаю вам, господин Кудюмов, сотрудничать с нами.
— Как с вами? — удивился Кудюмов. — Так я же вот второй месяц с вами сотрудничаю. Недели три тому назад мы вместе с господином майором Дитцем в Рославль ездили. Там скот для великой Германии отбирали.
— Скот отбирали? — иронически скривил губы Груббе. — Не скот отбирали, а с девками пьянствовали.
Михаил Макарович еще больше раскрыл глаза.
— Пьянствовали? Нехорошо так говорить про начальство да еще вмешивать нас. Я, например, этого сказать не могу. На моих глазах он не пьянствовал. Трезвый пошел к себе в номер спать, трезвый встал. И девок при нем не видел.
— Ну, я просто так, к слову пришлось. Работай с ним, как работал, и виду не подавай, что я сказал... Видишь ли, — Груббе протянул портсигар, — здесь у тебя собираются разные люди и чины. Так ты прислушивайся и присматривайся к ним. А если кто из них вызовет подозрение, запоминай и просигналь мне.
— На это я, ваша светлость, не способен. Человек я православный, по делу — обыкновенный коммерсант, по-русски просто купец, и грех на свою душу принять не могу.
— Балда ты, Петр Кузьмич, а не купец! — вскипел Груббе и вытянулся во весь рост. — Если хочешь спокойно торговать, то должен с нами жить в дружбе. Понял?
— Как не понять, конечно, понял, — раболепно загнусавил Михаил Макарович. — Я бы готов вам служить, но, не сердитесь, просто не могу. И ума на это нет, да и натура не выдержит.
Тогда Груббе решил взять его на испуг. Он прошелся до двери и, скрестив руки на груди, пронизывающе посмотрел на хозяина.
— Петр Кузьмич. А где твоя жена?
— И не спрашивайте тяжело говорить... К сестре поехала...
— И бросила?
— Что вы? Помилуй бог, — пожал плечами Михаил Макарович. — Просто боюсь, как бы ваши люди в теперешней неразберихе, так сказать, под общую сурдинку не сотворили что-нибудь ужасное. Господи, — перекрестился он, — аж подумать страшно...
— Что ты за ерунду плетешь? — перебил его капитан. — Где она и что с ней?
— А что сказать-то? — грустно проговорил Кудюмов. — Жена у сестры. Поехала ей помочь. Сестра была на сносях. Вот-вот должна была разрешиться... Она замужем за солдатом, шофер он, войска ваши и всякую всячину возит... И, накось, бог ведает кто недалече от их деревни пустил поезд под откос. Так ваши-то люди налетели на эту деревню, повышвырнули из домов всех, в том числе и свояченицу, — тут Кудюмов совсем запечалился, — да не только вышвырнули, но и избили, да так, что она выкинула, да и сама чуть было душу богу не отдала...
— Откуда ты знаешь?
— Как откуда? Жена писала. Читаю письмо-то, а у самого сердце рвется. По ее каракулям чувствую, что с ней там что-то неладное, может быть, и ее как следует стукнули. Но, чтобы меня не тревожить, она об этом молчит. А я вот тут маюсь и думаю, что с ней? Ох, горе, горе...
— Взял бы и поехал, — вполне сочувственно предложил Груббе.
— Поехать-то рад, да вот заведение не на кого оставить. На бойком месте оно... А потом и пропуск надо хлопотать...
— А куда?
— Да через Рославль ехать надо.
— Через Рославль? — Груббе откинулся в кресле. — Трудновато, — и по инерции вылетело у него: — Там сейчас армия. — Сказал и спохватился и взглядом уперся в Кудюмова. Но тот разглядывал скатерть, делал вид, что ничего не слышал. — Я тебе с пропуском помогу.
— Премного буду вам благодарен. — И Михаил Макарович показал на убранный стол для старших офицеров. — Может быть, все же откушаете наших пельменей? Хотя и мука серовата, но пельмени отменные.
— Пельмени? С удовольствием, — и капитан сел за стол.
Кудюмов на этот раз для него ничего не пожалел. К пельменям поставил и сливянку и вишневку.
— А нет ли чего-нибудь покрепче? — Груббе крутанул пальцем вверх, а затем прищелкнул.
— Покрепче мне не разрешают, — схитрил Кудюмов. — Если же ваша милость уж очень желает, то я к вечеру могу достать. Но вы сами знаете, не водку, а что-то вроде и несколько покрепче. А пока что потчуйтесь чем бог послал.
— Бог-то бог, да не будь сам плох, — многозначительно посмотрел на него Груббе. — Данке. Пельмени отменные! Наливочки тоже. А пропуск я вам сделаю. До вечера! — И ушел, забыв рассчитаться.
Михаил Макарович подошел к окну и, удостоверившись, что Груббе действительно ушел, пригласил к себе наверх Лиду, деда Гришу и тетю Стешу и им сообщил:
— Долговязый капитан Груббе — переодетый гестаповец. Так что держите с ним ухо востро. Зина и дед Гриша, вы свободны. А ты, тетя Стеша, давай сюда поближе к столу. — Михаил Макарович двинул ей стул. — Ты спас-деминская, так, наверное, в районах Ельни и Глинки у тебя есть кто-нибудь из родни или знакомых?
— Конечно, есть. Недалеко от станции Нежада свекор Харлампий Сидорович сторожем на «Земском дворе» и там же свекровь на ферме работает. Но не знаю, как примут. Сами знаете, как теперь люди боятся родственников из-за фронта.
— Что правда, то правда, боятся, — в тон ей отвечал Михаил Макарович. — Но все же вам надо этим родством воспользоваться. Дело вот в чем, дорогая тетя Стеша. В район Ельни я перевожу Настю Кравцову. (Тетя Стеша пришла после отъезда Веры к Ане и знала ее, да и Аню, только по прежним их именам.) Так ты будешь работать с ней. Теперь Настя именуется Юлия Петровна Баскакова. Тоже беженка из Угры, из деревни Желание. Ты ее не ищи, она сама тебя найдет. Только, как устроишься, — протянул он тете Стеше адрес Ани, — сообщи Маше свой адрес.