Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Гантману льстило, да это было ему и на руку, что его служанку приглашает к себе абверовец. И он, выразительно глядя на Веру, чуть-чуть помахал ей ладонью и благосклонно склонил голову, как бы говоря: «Не бойся. Соглашайся». Но видя, что на нее это не действует, послал к ней старшую официантку. Та отвела Веру к соседнему пустующему столу и прошептала:
— Не ломайся. Это тебе не советская столовая, а немецкое фронтовое казино. И наши девушки должны во всем удовлетворять желания господ офицеров.
— Что ты говоришь, Даша? Да это ж страшная мерзость, — еле сдерживая себя, так же тихо ответила ей Вера.
— Не пойдешь — расчет!
— Расчет? — испуганно повторила Вера. Это для нее было страшнее, чем притязания гауптмана. Казино являлось как раз тем местом, где легко черпались необходимые ей сведения. И она безмолвно отошла к гауптману и на его «ну?» ответила: «Гут, герр гауптман». И даже, к удивлению товарок, проводила его на крыльцо. Сделала она это не из-за того, что хотела подчеркнуть ему свое внимание, а потому, что за столом, что в углу, поднялись тоже спешившие подполковник и капитан и что-то шептали друг другу. Выходя с гауптманом на крыльцо, Вера потянула за собой дверь и, проводив его, стала поправлять чулок. Из сеней слышалось:
— Бери Шинефельда, Бинкмана и Штольца и машиной ко мне на новый КП.
— А как туда лучше проехать? Я там еще ни разу не был.
Подполковник, видимо, в сенях остановился, так как его голос не приближался.
— Бери на Глинки, Дубовище. В Дубовище сверни на Шилово. Километра два не доезжая до Шилова, сразу за речкой направо будет лесная дорога. По ней через километр упрешься в шлагбаум. Там часовой укажет, где я.
Чтобы не вызвать подозрения, да и надо было зазубрить слышанное, Вера простучала по ступенькам.
Весь день шел кувырком, нельзя было понять, где обед, где ужин.
Время подходило к закрытию столовой, а больше половины офицеров еще не ужинало. Гантман по такому случаю оставил в столовой старшую официантку и дежурную повариху, а остальным скомандовал:
— По домам!
Боясь, как бы не столкнуться у крыльца с новоявленным ухажером, Вера вышла из столовой через кухню и кружной тропой поспешила к своему амбару, где квартировала вместе с Устиньей Осиповной.
— Тетя Стеша, я забежала только предупредить тебя, что я иду на свидание к гауптману. — И она повязала голову белым платком.
— К гауптману? — всплеснула руками тетя Стеша. — Ты что, с ума сошла? Да этот зверюга в один момент тебя скрутит. Не ходи. Пусть сюда идет. При мне этого не позволит.
— Сюда нельзя. Сегодня надо передать «Гиганту» много новостей. Иду, чтобы обезопасить себя на ночь.
— Ах, Юля, Юля, — по-матерински обхватила ее Устинья, — боюсь за тебя, голубушка.
— Не бойся. Я за себя постоять сумею. — Вера потрясла кулаками.
Устинья проводила ее до самого поворота к столовой и там еще долго стояла, вслушиваясь в темноту, готовая идти за Верой.
Поначалу Вера тащилась бором, словно на казнь, и лишь миновав дом обвера, взяла себя в руки. «Пусть только попробует!..»
Между сосен засверкали, отражая свет ущербленной луны, окна. Вера остановилась и, всматриваясь в эти кажущиеся мертвыми бараки, искала Шенка, который обещал встретить ее у среднего входа. Но ни у одного входа его не было.
Она даже обрадовалась, что имела право повернуть обратно домой. Но вдруг сзади хрустнула ветка. Не успела она обернуться, как ее облапали здоровенные ручищи и притянули к себе.
— Не бойся. Идем отсюда подальше в лес. Там нам никто мешать не будет, — по-немецки бормотал Шенк.
— Не ферштейн. Отпустите. — И Вера ухватилась за сосну.
Абверовец, привыкший все брать нахрапом, так думал поступить и с Верой. Он подхватил ее под мышки, оторвал от сосны и поволок было в глубь бора. Вера — и где только она взяла силы — оттолкнула его и властно прикрикнула:
— Стой! Руки прочь! И слушай, герр. Я не та, за которую вы принимаете. Я девушка честная, фройлейн егрлих. Ферштейн?
— Ну и что ж? — рыкнул абверовец по-немецки. — Все вы честные, — и было схватил ее за руку, но Вера ребром ладони ударила его по ручище. — Ах так? — зашипел он. — Теперь держись. Кости поломаю, но будешь моя. — И снова облапил ее. На этот раз Вера так сильно нажала на его глаза, что тот поневоле ее отпустил.
— Так зачем же ты пришла?
— Вас? Я не ферштейн, — притворилась Вера, что не поняла.
Гауптман подбирал слова, чтобы объяснить эту фразу, а затем снова повторил.
— А? Поняла. Я шла на свидание, зюр видерзен. Ферштейн? А вы сразу, как с уличной девкой. Так нехорошо, герр гауптман. Ай, яй, яй, как нехорошо.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не потряс ночную тьму зычный выкрик:
— Гауптман Шенк! Гауптман Шенк!
— Идите, вас зовут. — Вера потянула абверовца на тропу. Но тот не тронулся с места. Ему не хотелось с ней расставаться. Тут выручил Веру платок. Кричавший, увидев белое пятно, торопливо направился на него.
— Пауль! Ты чего? — удивился подбежавший офицер молчанию гауптмана. — Шеф по тревоге вызывает. Срочно едем в Дорогобуж.
— Моли бога, что сорвалось. — Абверовец бросил Вере по-немецки. — А то лежала бы у моих ног. На будущее запомни — из наших рук девушки не ускользают. Все. Иди!
Вера сделала несколько торопливых шагов и притаилась у сосны.
— Чего в Дорогобуж? — донесся голос Шенка.
Последовал ответ, наводивший ужас на Веру:
— Помогать полковнику Урлиху и капитану Бишеру. Приказано все ценное срочно вывезти. Что не можем вывезти — взорвать. Всех трудоспособных отправить в Германию или в лагеря, немощных — расстрелять...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На том же самом повороте ее встретила Устинья.