Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва
Шрифт:
– Прекрасно, – сказал Малюков, – значит, мы имеем дело с законопослушным гражданином.
– А в чем дело, если не секрет, конечно? – поинтересовался Акимов.
– Да какие уж тут секреты, тем более от вас, – засмеялся Малюков, – 208-я статья УК.
– Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, – ответил Акимов.
– Ого, – Малюков закрутил головой, – весь кодекс так знаете?
– Служба, – ответил Акимов.
Машина обогнула зеленый забор. К даче Лесоковского вел заасфальтированный отрезок дороги, обсаженный по бокам
– Вы ее вниз дерните, – сказал подошедший Акимов, – она с колоколом соединена.
Малюков дернул рукоятку.
«Бом!» – мелодично пропело за забором.
Он нажал еще раз и снова услышал звон колокола.
– Да, – сказал Филиппыч, – ох, нечего делать людям. От жира все это. От жира.
За забором запоздало залаяла собака. Потом послышались шаги, кто-то шел к воротам. Загремела щеколда, в проеме калитки стояла полная усатая женщина, лет под семьдесят. Она мрачно посмотрела на Малюкова и спросила басом:
– Кого вам?
– Нам нужен гражданин Лесоковский, – ответил Малюков.
– Вы с почты? – Женщина рассматривала форму следователя.
– Нет, я из прокуратуры…
– Позовите нам хозяина, быстренько, – вмешался Акимов.
– Если вы насчет концерта.
– Мы насчет другого, – перебил ее участковый и шагнул в калитку.
Но женщина-гренадер стояла как стена.
– Ты чего? – грозно двинулась она на старшего лейтенанта. – По какому праву…
Акимов взял ее за плечо и отодвинул. Лицо его покраснело, будто он поднимал штангу.
– Лариса Федоровна, – загудела женщина-гренадер.
В глубине участка появилась стройная белокурая женщина в кофте, напоминающей мужскую рубашку, и вельветовых джинсах, плотно обтягивающих бедра. На поводке она вела огромного черного водолаза.
– В чем дело? – издали крикнула она. – Олег Моисеевич работает. Если вы насчет концерта.
– Я старший следователь Московской городской прокуратуры, старший советник юстиции Малюков, нам нужен ваш муж.
– Вы из прокуратуры? – спросила удивленно женщина. – Но.
– У меня постановление прокурора о производстве обыска у вас на даче.
– Обыска! – ахнула Лариса Федоровна и выпустила поводок.
Огромная собака, радостно размахивая хвостом, бросилась к Стрельцову и начала лизать ему руку.
– Да, обыска, – твердо сказал Малюков, – давайте пройдем в помещение.
– Сейчас, минуту. – Лариса Федоровна почти бегом бросилась по дорожке.
– Мне кажется, – сказал Вадим, глядя ей вслед, – что нас пригласили в дом.
Малюков молча кивнул.
Они прошли всего несколько метров, дорожка резко повернула, и они увидели дачу. Огромный дом из стекла и полированного дерева. Верхний этаж был похож на купол, исполненный из витражей.
– Н – да, – сказал Малюков, – неплохо живут композиторы.
– Его песни, – дал справку Алеша
– Зря я не пишу песен, – усмехнулся Вадим.
– Конечно, зря, – серьезно ответил Малюков. – Покойный композитор Экимян был генералом милиции, а до этого начальником уголовного розыска Московской области.
– То-то область и разворовали, – мрачно изрек Акимов.
Они подошли к крыльцу, поднялись на террасу. Вернее, это была не терраса, а огромная застекленная комната, даже не комната, а зал. Вадиму по роду службы, да и просто так приходилось бывать на всяких дачах, но такую он видел впервые. Она поражала не размерами, а каким-то бессмысленным слиянием стилей. Современные полированные панели уживались рядом с бронзовыми старинными ручками и коваными фонарями начала века, в круглые современные окна вставлены потускневшие витражи, на которых замысловато переплетались обнаженные грудастые дамы, похожие на татуировку. Да и чего только не было в этом доме! Терраса была заставлена козетками, канапе, столами и столиками на тряских паучьих ножках, разномастными стульями. Все это скорее напоминало театральный реквизит для спектакля из непонятной жизни. В глубине дома послышался недовольный голос, заскрипели невидимые ступени. Дверь распахнулась, и на террасу почти выбежал человек среднего роста. Гладко прилизанные черные волосы разделял безукоризненный пробор, на нем был светлый, почти белый, костюм, темно-вишневая рубашка и яркий сине-желтый галстук.
– Я композитор Лесоковский, – сказал он, обводя глазами пришедших, – в чем дело? Что за намеки?
– Я старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, советник юстиции первого класса Малюков, – представился Олег Леонидович, – вместе со мной приехали начальник отдела МУРа подполковник милиции Орлов, инспектор уголовного розыска лейтенант милиции Стрельцов и ваш участковый старший лейтенант милиции Акимов.
– В чем дело? Почему?.. – спросил Лесоковский без прежней уверенности.
– Я расследую дело об убийстве и ограблении музея, – продолжал Малюков. – Задержанный милицией гражданин Силин Петр Семенович показал, что продал вам изразцовую плитку и чугунное литье, похищенное в музее.
– Да как вы смеете! – Лесоковский топнул ботинком на необыкновенно высоком каблуке. – Как вы смеете! Я лауреат конкурса на лучшую эстрадную песню «Золотая лира», я награжден почетной грамотой Московской милиции, мне вручен знак…
– Поздравляю, – сказал Вадим.
– Что? – Лесоковский непонимающе поглядел на него.
– Поздравляю вас с этими высокими отличиями. Но нас интересуют вещи более земные. Изразцовый кафель и ковка.
– Вы думаете. – начал Лесоковский.
– Мы ничего не думаем, ваши действия подпадают под статью 208 УК РСФСР. То есть скупку заведомо краденого имущества.
– Я буду жаловаться, – в голосе Лесоковского не было прежней уверенности, – я член Союза композиторов, мои песни поет вся страна, на последнем телевизионном конкурсе.
– Я уже поздравил вас. Где плитка?
– Вы не имеете права!