Истины нет

Ефимкин Максим

— Мы ничем не сможем ему помочь. А если нас заметят, мы последуем за ним.

— Когда-то ты уже говорил подобное, — змеей зашипел Арлазар. — Помнишь, там, на Ар-Го? А теперь мертвец шагает рядом с нами.

— Вы не видите того, что вижу я. Он искажен и вдобавок слышал «шепот». Через час-другой он начнет терять разум, а затем станет пустулой, — равнодушно и терпеливо пояснил ходящий. — Результат вы видели в самом начале пути. Так что лучше убейте его сейчас. Из милосердия. И сделайте это побыстрее. Где-то тут собирает жатву мозарт. И я не хочу драться с ним. Мне нечем, как я и говорил. Да, я должен костьми лечь, чтобы уничтожить его. Так нас учили, это вбивали в нас годами. Но сейчас — другое дело. Всего один лишь раз Радастан присылал более одного мозарта в Мир, который они пожелали. Знаешь ли, это очень ценный и редкий демон. Чтобы вырастить такого, нужны века. И чтобы захватить такой Мир, как ваш, одного мозарта хватит

с лихвой. Он даже мог бы прихватить парочку Планов попроще, на закуску, если бы это было возможным.

— Так это Радастан уничтожает нас? — прохрипел Бельчонок.

Он поднялся, опираясь на посох.

— Мозарта присылают не для того, чтобы уничтожать, — ходящий горько усмехнулся. — Его цель — захватить и обратить. Ему не нужен мертвый План.

— Но ты же сказал! — воскликнул Арлазар. — Ты сам сказал. Эллоаро… черный плющ… пустулы… эта река — это все говорит о гибели Немолчания.

— Сказал и не отказываюсь от своих слов. И да. Мне не более вашего непонятно, зачем в погибающий Мир было прислано целых два мозарта. Зачем Радастан так хочет ваш Мир? Ну, или осколки его. Зачем ему был мой — я знаю. Зачем ваш — понятия не имею. Может, этот Эртаи даст ответ, раз он так ждет меня. Кстати, кто он такой?

— Так твой Мир…

— Лишь Одинокая Крепость. Ор-Нагат. Большего у меня нет, — ответил ходящий и зашагал прочь.

Ему было все равно теперь, идут ли следом его спутники или нет. Горы пройдены, дальнейший путь неизвестен как ему, так и им. А нахлынувшие воспоминания, которые ранее вызывали всепоглощающую тоску и рвущие на части страдания, сейчас лишь тихо царапались в толстую каменную стену. Он возвел ее за долгие годы внутри себя. Вернее, она начала расти, как нарастает мозоль. А он закончил ее строительство. И когда он услышал позади шаги, он понял, что теперь и Арлазар, и Амарис начали строительство такой же стены. Рано или поздно, но каждое разумное существо, сталкиваясь с горестями, начинает подобное строительство. И лучше раньше, чем позже. Как они поступили с их другом со странным именем Бельчонок, его не интересовало. Но он знал, что они поступили правильно.

Идти по неизведанным местам даже без малейшего намека на тропинку было настоящей мукой и испытанием. Хвойный лес соседствовал одним краем с пустыней, другим — с влажными тропическими зарослями, населенными самыми разными существами. Здесь овраги и трещины с плещущейся лавой могли появиться за несколько часов; здесь, заснув вечером под раскидистой елью с густыми мягкими ветвями, утром можно было обнаружить себя посреди желтых степей с жесткой, как маленькие ножи, травой; здесь дождь мог смениться палящим солнцем в течение одного дня десяток раз. Небо сверкало тысячами звезд, но каждую ночь они были разными. Тогда Кйорт понял, что он был неправ насчет Арлазара. Тот уверенно шел вперед. Он не ориентировался по звездам и не брел наугад. Он уверенно шел к южным землям, каким-то чудом не теряя ориентации в этом постоянно меняющемся Мире. Да, помощь эдали переоценить было трудно. Знал об этом и сам Арлазар, но молчал. Конечно, скорее всего, рано или поздно такое существо, как ходящий, выбралось бы из Пустошей и даже, вероятно, используя одному ему подвластные методы, не сбилось бы с пути, но отчего-то йерро не спешил ими воспользоваться и полностью доверился зверовщику. Кйорт лишь внимательно следил, чтобы они не столкнулись с мозартом и его демонами. Хотя, скорее всего, он уже покинул эти места и пошел в поисках другой цели. Вполне возможно, что эта цель у них окажется одинаковой. Кйорт бы не удивился такому повороту событий, ведь все, что происходит последние недели, уже давно уложило на лопатки любое объяснение, которое он мог предложить. И более того, все крутится вокруг него. Не конкретно вокруг него как личности, но вокруг ходящего, что было еще удивительней. Да, его способности выше, чем у любого существа в Немолчании, но истинные свои умения он использовать не способен. Тем более этот Мир уже явно распадается. И с какой целью он нужен этому Эртаи? Отчего его союзники в этом походе избегают вопроса о нем? Почему Криз-Агол позволил ему одолеть первого мозарта? Отчего этот пресвитер гонится за ним, словно он убил его родственника? Весь этот шквал вопросов возникал уже не в первый раз, но каждый раз ответов не было. Лишь вихрь нескончаемых «почему» и «зачем» без сострадания жалил и докучал, как болотный гнус, с той лишь разницей, что гнус можно отогнать, а от тяжелых вопросов просто так не отделаться. Дымного костра тут явно недостаточно.

30-2.

30.

По словам зверовщика, всего до Наола — около пяти-семи дней пути. Причем время, которое им понадобится для перехода через Пустоши, он не учитывал, так как это, по его словам, занятие довольно глупое и бесполезное: никто не может предугадать, что случится в этих землях, а потому и

загадывать бессмысленно.

Шли молча. Но удивленное и напуганное молчание в начале перехода, когда ходящий был мрачен от тяжелых грозовых мыслей, отличалось от этого. Сейчас в молчании слышался такой беззвучный всплеск гнева, боли, страха и ненависти, что, не будь в нем безысходности, произошел бы взрыв. Безысходность стала его источником. И это было куда опаснее напряженного молчания, корнем которого были тяжелые раздумья. Всего лучше молчание, порожденное раздумьем: оно помогает найти ответ, решение, выход. Оно помогает биться до конца. Хуже всего молчание, рожденное отчаянием. Оно не ищет ответов. Они ему не нужны. Оно лишь, взахлеб рыдая, нудно повторяет бесполезные «почему», даже не пытаясь дать ответ, и приводит к губительному бездействию.

Ходящий чувствовал это и внимательно наблюдал за своими спутниками. Арлазар тревоги почти не вызывал: сведенные брови, блестевшая в глазах ярость, играющие желваки да упрямый твердый шаг говорили скорее об упрямстве и желании биться до конца. А вот Амарис шагала как на привязи, безропотно, словно ей все равно, куда идти. И именно она являлась источником безысходного молчания. И Кйорт знал почему: она слышала «шепот». И лишь по одной причине он до сих пор не убил элуран — ее дух пока не сдавался зверю внутри нее.

В первый день Пустоши были приветливы. Отряд шел через чудаковатые плешивые леса и болотистые затоки, полные снующих в земле мурашей да заводивших почти церковные песнопения склизких лягушек. Иногда ноги начинали вязнуть в расхлябанной почве, но зверовщик тут же выводил всех на сухую землю. Медленно, очень медленно ползло по небосклону солнце. Арлазар и Кйорт один раз встретились взглядами и поняли, что думают об одном: лишь бы этот участок длился как можно дольше, в идеале до самых границ Пустошей. И поначалу могло показаться, что так и будет. Но их надежды не сбылись. Уже к концу первого дня небо заволокло лиловыми тучами. Солнце, даже не попробовав сразиться с ними, безропотно капитулировало и скрылось. А лес стал меняться прямо на глазах. Вполне приятные и милые деревца изгибались, становясь похожими на уродливые сталагмиты. Мураши и вертлявые мотыльки сменились угловатыми подобиями волосатых пауков и черных многокрылых стрекоз с длинными, раздвоенными на конце хвостами. Одна крупная стрекоза спикировала на неосторожно выскочившего из-под бурого сталагмита паука и вцепилась в него маленькими крючковатыми лапками. Длинный хвост изогнулся и впился в тело жертвы. Паук затрещал жвалами, но уже через мгновение затих. Стрекоза без видимых усилий оторвала его от земли и полетела прочь.

— Я уже проходил такое, — это были первые слова зверовщика с того момента, как они оставили берега Ирзен. — Надеюсь, это долго не продлится. Приятного мало, но эти земли не враждебны. Просто смотрите по сторонам. Когда совсем стемнеет, эти гады полягут спать.

— Летуны не ядовиты? — спросил Кйорт.

— Еще как. Эдакие летающие скорпионы. Но, как и наши, если на них не наступить, жалить не станут. А это, очевидно, сделать трудно.

— Нейтраль спокойна, — задумчиво пробормотал ходящий. — Мы своими глазами наблюдаем смену одного Плана другим, но Нейтраль спокойна. Никаких нитей, опухолей, брешей или истеканий. Все как в книжках.

— Неужели ты видишь это впервые? Я думал, что ты бывал тут.

— Не пришлось. Места, подобные этому, встречаются и в других Мирах. Я читал про них, но сведений было немного. Но главное, что я запомнил, — это сделанная рукой пометка на полях одной из книг почерком моего учителя. Она гласила: «Никоим образом, кроме как в отчаянной нужде, ходящий не может вступить под мертвый колпак. Природа его мне неизвестна, и что он несет — я не ведаю».

— То есть? — Арлазар даже остановился.

— То и есть. Тут спокойно. Нейтраль всегда в движении. Я обычно могу видеть, как она дышит, живет, гневается. Вижу, если ей тревожно или больно. И уж всегда вижу, когда окружающий Мир вступает с Нейтралью в контакт. Это происходит постоянно в большей или меньшей степени, и это есть порядок вещей. Но тут мы словно под чашей. И Нейтраль совершенно нема и бездеятельна. Но такие изменения, как мы видим, должны вызывать колоссальные ее возмущения, а такого нет. Представь, что деревья раскачивает сильный ветер. И ты видишь, как они гнутся от его порывов. А теперь представь - сильный ветер есть, но ты не видишь гнущихся деревьев. Так и здесь.

— Умеешь ты поднять настроение, — вздохнул Арлазар.

— Я могу напугать тебя еще больше. Нам нужно пройти эти земли как можно скорее. Я-то по глупости своей не придавал значения байкам. Люди соврут — не дорого возьмут. И никак не ожидал, что ваши Пустоши — это именно тот мертвый колпак. Отец, видать, догадывался, но говорить бездоказательно не хотел. Лишь настаивал, чтобы я обходил эти земли стороной… Аарк задыхается.

— Сейчас не понял.

— Это мертвое место. Аарк задыхается. Это аналогия, но она самая понятная.