Исторические портреты
Шрифт:
Григорию повезло уже в первой кампании. Его назначили на линейный корабль «Святой Александр», которым командовал капитан-командор Бредаль, один из боевых офицеров Петра I. От внимания Бредаля не ускользнуло усердие и расторопность юного волонтёра.
На корабле моряки строго придерживались Морского устава Петра: «Всякий человек, когда ни спросят, должен знать свою должность и место». В бою они старались следовать петровскому завету — «порядки писаны, а времён и случаев нет». Пять лет, пять кампаний... Нелёгкие ступени вели к желанной цели — званию мичмана офицера флота. Последнюю, самую трудную гардемарин Спиридов одолевал самостоятельно, вдали от столицы, на Каспии.
...Июньским днём 1728 года сухой, жгучий ветер, поднимая тучи песка, ворвался на пустынные улочки Астраханского порта, гудел в саманной крыше двухэтажного деревянного здания Адмиралтейства. В небольшую комнату адмиралтейского начальника, капитан-командора Мишукова, вошёл гардемарин Спиридов.
Сорока пяти лет от роду, Захарий Мишуков в молодости слыл способным моряком, первым из русских командовал фрегатом. Пётр жаловал его и приблизил к себе. В Петербурге Захарий прославился после следующего случая. На одном из пиршеств в Кронштадте, любивший выпить Мишуков сидел рядом с Петром и, сильно захмелев, вдруг заплакал.
— Чего, дурень, слёзы льёшь? — спросил удивлённо царь.
Всхлипывая, Захарий ответил:
— Нынче, государь, твоими заботами столица и крепость на Неве сподоблены, добрый флот ты завёл, а здоровье-то своё подрываешь. Ежели что стрясётся, на кого ты нас покинешь?
— Как на кого? — изумился Пётр. — У меня есть наследник, царевич Алексей.
— Ох! Да ведь он глуп, всё расстроит, — выпалил вдруг Мишуков, и все за столом оцепенели.
Пётр слегка побледнел, заиграл желваками. Такое он слышал впервые.
Усмехнувшись, треснул Мишукова по голове:
— Дурак! Этого при всех не говорят.
Для Мишукова всё обошлось. Через год он женился на племяннице Меншикова, стал его приближённым. Когда светлейшего лишили «всех чинов и кавалерии», сослали в Берёзов, Мишуков очутился в опале и был удалён в Астрахань...
С жадностью расспрашивал Мишуков о петербургских новостях. Сконфуженный Спиридов толком не знал ни о придворных пересудах, ни о переменах во флотском начальстве.
— Мы тут, гардемарин, с краю России векуем. Служба — не чета Кронштадту, тем паче Петербургу. Да и Каспий не финские шхеры.
Мишуков подошёл к распахнутому одностворчатому окошку. С Волжской дельты тянуло прелым. Задувал, швыряя песчинки, «холостяк». Спиридов внимательно вслушивался в каждое слово капитан-командора.
— Задует день-другой, и в море не выйдешь — волна крутая, бешеная... Ну, да мы пообвыкли, море, оно море и есть, трусливых не терпит. Ездить морем, не брезговать горем. Все на виду. — Отошёл от окна, с улыбкой посмотрел на Григория: — Вам, гардемарин, нынче же предписание на гекбот «Святая Екатерина», в помощники мичману Пустошкину. Он две кампании отплавал. А там, дай Бог, — Мишуков дружески кивнул головой, — капитаном станет.
Спиридов смущённо переминался с ноги на ногу.
Начались будни флотской службы. Гекбот круглый год снабжал гарнизоны в Баку и Дербенте. Возил солдат, продовольствие, снаряжение. Бот вооружён был четырьмя трёхфунтовыми пушками.
Плавания длились не менее месяца при благоприятной погоде. Когда же задували ветры и сильно штормило, поход растягивался на два-три месяца. Военные действия в тех местах были давно приостановлены, сразу после смерти Петра I. Однако персы, подстрекаемые французскими «наставниками», стали грабить купеческие суда. Для их конвоирования тоже привлекались два-три гекбота с фрегатом. К тому времени русское влияние в Закавказье и Персии год от году слабело.
Довелось Спиридову столкнуться с генералом Румянцевым, сподвижником Петра Великого. Четвёртый год, выполняя наказ императора, обустраивал генерал Румянцев по кавказским хребтам границу с Турцией и Персией.
Всё бы ничего, но после кончины Петра Алексеевича неспокойно стало на душе у Румянцева. Затрещала власть в столице. Меншиков распоясался, графа Петра Толстого, доброго друга Румянцева, который разменял девятый десяток, упёк на Соловки и сам загремел в берёзовскую глушь.
Пришлось ему, Румянцеву, в здешних краях, почитай, четыре года не видеть семью, дочерей да сынка. С другого боку на троне утвердился Пётр Алексеевич, а его отца цесаревича Алексея Румянцев в своё время под конвоем привёз из Неаполя к царю Петру. Что ждёт его, Румянцева, в столице?
Недавно дошли слухи, что лишили Румянцева былых поместий, отобрали двадцать тысяч холопов, пожалованных Петром Великим.
Румянцева осенью вдруг прихватила лихорадка в Астрабаде. Велел везти себя в Решт, а оттуда на почтовом пакетботе хотел добраться в Баку, но разыгрался сильный шторм, укрылись в Ленкорани. Отсюда послал записку Мишукову прислать судно понадёжней для переезда в Баку.
Минула неделя, и утром на рейде появился долгожданный посланец из Астрахани. Зеркальная гладь моря предвещала устойчивую хорошую погоду, редкую для этого времени года.
Спиридов ошвартовал гекбот у небольшой пристани, а на берегу его, нетерпеливо прохаживаясь, уже ожидал Румянцев.
Предупреждённый о требовательном генерале, Спиридов в парадной форме чётко представился и отрапортовал о прибытии.
Завидев гекбот, Румянцев обрадовался, понравились ему и уверенные манёвры судна при подходе к берегу.
Но сейчас, слушая рапорт капитана, он досадно морщился, сердито думал: «Надо же этому мокроступу Мишукову прислать какого-то мальца, в Астрахани небось десяток капитанов».
— Ваше высокопревосходительство, дозвольте доложить! — отдав рапорт, звонко, без смущения, продолжал молодой капитан.
Румянцев, хмурясь, недовольно кашлянув, кивнул головой.
— Нынче на море благодать, но сие может враз перемениться. Весьма желательно нам отсюда выбраться, не мешкая.
«Ещё будет мне советовать какой-то гардемаринишка», — раздражался Румянцев.
— Мною отряжено полдюжины матросов для оказания всяческих пособий вашему высокопревосходительству, — продолжал напирать Спиридов.