Истории для кино

Павловская Наталия Александровна

А в скверике Пале-Рояль беседуют одесситы-меломаны в белых чесучовых костюмах.

– Что вы мне будете рассказывать! Да я знаю наизусть все эти ваши оперы!

– Это не мои оперы. К сожалению! Вчера в «Паяцах» я не услышал ни одного приличного тенорового «до», ни баритонального «соль»!

– А я обязательно хожу в оперу с клавиром. Я слежу и за оркестром, и за певцами.

– Ну, и что вы уследили за этим Де Нери?

– А что там можно уследить?

– Ну, так вам нечего делать в Одессе, можете

ехать в Николаев.

– Зачем мне ехать в Николаев?

– А Де Нери поехал туда продавать петухов, которых он пускает в «Гугенотах».

– Слушайте, перестаньте кидаться на Де Нери, он хороший певец.

– Может, для Италии хороший, но для Одессы – это не компот!

Лёдя пересекает Пале-Рояль, распевая во весь голос только что услышанную арию Герцога.

Сердце красавицы склонно к изменеИ к перемене, как ветер мая…

– Ненормальный! – качает головой один меломан.

А другой, напротив, радуется:

– Что я вам говорил? «Ла Скала» отдыхает! Все таланты – в Одессе!

И наконец Лёдя дома.

Надо заметить, к чести всех домашних, нет ни слова упрека блудному сыну и брату, ни слова издевки над неудавшимся циркачом. Только – объятия, поцелуи, а кое у кого из женской половины семьи – даже слезы радости. Кроме, конечно, суровой мамы Малки. Нет, она тоже не выдержала, прижала сына к груди. Но не более. И сухо объявила:

– Сейчас будем обедать.

Младшая сестра Полина подливает воду из кувшина брату-близнецу, умывающемуся с дороги над фаянсовым тазом. Средняя сестра Прасковья подает полотенце. Лёдя утирается и норовит обнять маму, поцеловать ее в щеку. Но мама отстраняется и снова командует:

– Все за стол!

Во время обеда родственники не столько едят сами, сколько наблюдают, как уплетает домашнюю еду Лёдя. Прасковья приглядывается к брату:

– Повзрослел ты, что ли… Глазки уже не такие щенячьи…

– Что ты удивляешься, Песя? – строго замечает старшая сестра Клава. – Пора бы уже ему и повзрослеть – не мальчик!

– А похудел как! – огорчается папа Иосиф.

– Ты на гастролечках своих случайно не подженился? – усмехается брат Михаил.

Лёдя поперхнулся, закашлялся и отрицательно трясет головой. Мама ощутимо лупит сына кулаком по спине:

– Дайте человеку спокойно покушать с дороги! Фиш, между прочим, с косточками.

Все послушно умолкают, принимаясь за еду. Мама ставит блюдо с домашними пирожными. И по давней традиции, режет каждое на половинки, раздавая их взрослым уже детям. Лёдя получает свою половинку пирожного, с наслаждением откусывает кусочек и расплывается в облегченной улыбке, свидетельствующей, что вот теперь он уже окончательно и бесповоротно – дома.

Однако идиллию нарушает папа Иосиф.

– Ну, сыночка, что тебе сказать… Все мы, конечно, счастливы, что ты вернулся своими ногами и без конвоя. Но пора таки подумать о будущем…

Улыбка Лёди гаснет, он с тоскою ждет продолжения. И папа продолжает:

– Ты нивроку хорошо нагулялся…

– Я работал в цирке! – перебивает Лёдя.

– Ну да, ну да, ты нагулялся в цирке, – гнет свое папа, – а теперь пора за дело. Мы с мамой подумали: ты поедешь к дяде Фиме…

– В Херсон?!

– Да, в Херсон, у него там магазин: «Ефим Клейнер. Скобяные товары и садовый инструмент».

– И что я там буду делать?

– Работать. Конечно, это не так весело, как крутиться-вертеться в цирке. Но на старости лет ты уже не покрутишься, а лопаты, топоры и грабли будут нужны людям до самого Страшного суда.

– Но я не сумею! – умоляет Лёдя. – Это совсем не мое дело… Вы поймите…

Молчавшая до сих пор мама сурово обрывает Лёдю:

– Мне сдается, никто не предлагал тебе высказаться!

Лёдя безнадежно машет рукой и понуро опускает голову. А мама смягчается и протягивает ему вторую половинку пирожного.

– На, скушай… Папе уже вредно много сладкого.

Куда идет Лёдя в трудные минуты, в отчаянные моменты? Конечно же, к морю. Там отдыхают его душа и тело. И кажется, что все не так уж плохо. А может, скоро даже будет хорошо. Лёдя прыгает в море со скалы, ныряет надолго, потом выныривает, хватая ртом воздух, яростно работает руками и ногами, борясь с волнами моря, как с волнами жизни.

Потом он неподвижно покоится на воде, раскинув руки и глядя в солнечное небо.

И наконец, неспешно плывет к берегу. Выбирается на сушу, бесконечно усталый, шатающийся, делает несколько шагов и падает без сил на спину. Неподалеку расположилась веселая компания – мужчины и женщины расстелили скатерть на песке, выпивают, закусывают и болтают. Лёдя печально смотрит в небо, невольно подслушивая оживленную беседу.

– О боже, как наша прима вчера разбушевалась!

– А чего это? Ей ведь принесли на сцену десять корзин роз…

– Да, но заплатила-то она за двенадцать!

Компания смеется. Лёдя тоже слегка улыбается. И уже внимательней прислушивается к разговору.

Томная красивая брюнетка, слегка растягивая слова, рассказывает:

– Я как-то спросила этого индюка Потемкина… ну, из Малого драматического: «Сколько времени у вас в театре идет „Отелло“»? Он так важно надулся и отвечает: «Мадам, день на день не приходится: иногда – три часа, иногда – два». – «Как это?» – «А так: мы играем до последнего зрителя!»