Истории для кино

Павловская Наталия Александровна

– Такая теплая…

Любаша улыбается.

– А можно еще погладить? – просит Лёдя.

Любаша приглаживает его волосы:

– Вы, наверное, по дому скучаете?

– А вы?

– Мой дом – здесь.

– Ну, теперь и мой – здесь. – Лёдя морщится, трогает повязку.

– Больно? Бедненький вы мой!

Любаша склоняется к Лёде и, едва коснувшись губами, целует его. Глаза Лёди расширяются от радостного изумления. Он обхватывает Любашу за шею, но она мягко отводит его руки и встает:

– Выздоравливайте поскорее…

– Да я уже здоров! – Лёдя хочет

сорвать повязку, но стонет и падает навзничь.

Волны моря набегают на берег. Лёдя с Любашей отпрыгивают от них. Голова Лёди по-прежнему перевязана, а в его глазах – восторг первой любви. Умаявшись, они падают на песок. Лёдя пускает камешки «блинчиками» по воде. А Любаша будничным голосом рассказывает печальную историю своей жизни.

Детство раннее у нее было золотое: мамка любила, отец баловал. Только отец болел сильно. Болел-болел, да и помер. Вскоре после него и мамка на тот свет отправилась. А тетка – мамкина сестра – та прямо сказала, что ей Любаша вовсе не нужна. Тогда и настало времечко – хоть с голоду помирай. И тут ей повстречался Яков Петрович. Это ничего, что он с виду такой жуткий, но в душе-то он добрый. Силач Любашу на улице подобрал, в цирк привел. А там надоумил собачками заняться. Сама-то она ничего не умела, ничего не понимала…

Лёдя, сочувственно слушающий Любашу, пламенно обещает:

– Не бойся, мы теперь с тобой вместе будем!

Она грустно улыбается:

– Ты еще такой молодой, не знаешь жизни…

– Да знаю я! Вот гастроль с Бородановым отработаем, и сами двинем в Одессу или в Харьков, в настоящий театр наймемся. Мы с тобой станем знаменитыми артистами!

Любаша усмехается, рисуя что-то пальцем на песке.

– Так не бывает…

– А у нас будет! – Лёдя возбужденно вскакивает. – Ты мне верь! Будет!

Очередное пристанище цирка – еврейское местечко Тульчин.

Три дня назад в Днестровске цирк покинули его музыканты. Их переманил хозяин местного ресторанчика. У которого, в свою очередь, музыканты сбежали попытать свое музыкальное счастье в одесском варьете. Потому представление в Тульчине сопровождают местные тульчинские музыканты: два скрипача – юная, но не сказать, чтоб очень хорошенькая Аня и ее долгоносый папа, а также толстяк с барабаном.

Барабанщик бухает колотушкой, когда силач Ярославцев играет с гирями.

Скрипачи играют вальс, когда Любаша работает со своими собачками.

После Любаши на арену кувырками выкатывается Лёдя в наряде рыжего клоуна:

Публика встречает его смехом. Юная скрипачка Аня от восторга распахивает рот и даже забывает о своей работе. Но папа толкает ее в бок, Аня подхватывает скрипку, и музыканты выдают туш.

Любаша возвращается после номера в свой закуток. А там ее поджидает Ярославцев. Он хватает девушку за руку:

– Кукла чертова! Вчера опять со щенком путалась?

– Ай, пустите! Мы просто гуляли…

На арене Лёдя, совершив еще несколько клоунских кульбитов, вдруг громко лает по-собачьи и вопит:

– Ой! Злая собака! – Продолжая лаять, он в мгновение ока вскарабкивается на центральный шест. – Ай! Спасите, помогите!

Публика хохочет. Юная скрипачка Аня восторженно хлопает. На арену выходит грозный Бороданов:

– А ну, слезай! А то уволю!

– Ой, дяденька, не увольняйте!

Лёдя умоляюще складывает ладони и от этого срывается с шеста. Публика ахает. Но Лёдя удерживается на шесте ногами – вниз головой. Публика аплодирует.

А за кулисами силач нависает над забившейся в угол Любашей:

– Догуляетесь вы с ним… Я его убью!

– Нет! Вы и так уже чуть не убили…

– Ха, это я еще только предупреждал!

Лёдя, цепляясь за шест одной рукой и одной ступней, лает и вопит:

– Ни за что не слезу! Я этого волкодава боюсь!

Публика веселится. Бороданов обращается к ней:

– Дамы и господа! Прошу вас, снимите этого болвана!

Но никто не проявляет такого желания.

За кулисами Любаша тихо плачет. Силач немного смягчается:

– Любаня, девочка, пойми: он – малец, сопляк… Ничего не знает, не может. А я тебе – опора в жизни. – Он пытается обнять девушку.

Она отталкивает него. Он снова разъяряется:

– Ну, гляди, я его раздавлю! Одним пальцем!

– Не надо! – вскрикивает Любаша. – Не трогайте его… – И начинает покорно расстегивать кофточку…

На арене Бороданов взывает к публике:

– Господа, нам нужно продолжать представление! Кто поможет снять этого паразита – плачу рубль!

Подтверждая свое обещание, он поднимает рубль над головой. На арену лезут несколько мужиков-добровольцев. Но Лёдя опережает их:

– Шо? Вам – рубль? Та нехай все злые собаки на свете подавятся – за рубль я и сам слезу!

Лёдя – не просто, а с акробатическими фокусами – спускается с шеста. Публика не жалеет ладоней. Оркестр опять играет туш. Скрипачка Аня не отрывает от Лёди восхищенного взгляда.

А он выхватывает у Бороданова рубль, снова заливисто лает, изображая бегство от собаки, и покидает арену.

Окрыленный успехом Лёдя, еще с намалеванной на пол-лица клоунской улыбкой, вбегает в закуток Любаши и замирает. Девушка, распростертая на куче тряпья, уставясь невидящим взглядом в потолок, мерно дергается под натиском мощного тела Якова.

Услышав появление Лёди, силач оборачивается и, не прерывая своего занятия, мерзко ухмыляется.

Лёдя вылетает из цирка, стаскивая на бегу рыжий парик.

Идет проливной осенний дождь. Лёдя бежит, не разбирая дороги, по кривым глинистым улочкам. Ливень смывает грим, и по лицу Лёди текут грязные потоки – то ли дождь, то ли слезы. Лёдя выкрикивает какие-то слова, разобрать их в шуме дождя невозможно, но и так ясно, что слова эти, как сказано у классика, «облиты горечью и злостью». Лёдя грозит кулаком затянутым пеленой дождя небесам. Но небеса равнодушны к его угрозам и даже не унижаются до того, чтобы ответить Лёде хотя бы громом, не говоря уже о молнии.