Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй
Шрифт:
Так вот, в продолжение моего повествования, Константин Александрович стал приглашать меня с собой на охоту. Сам он уже не охотился, а вот дух охоты, костра, охотничьих баек за кружкой чая со сгущённым молоком и т. п. тянул его в тайгу. За Мостоотрядом были закреплены охотничьи угодья в Балахтинском районе на правом берегу Красноярского водохранилища по речке Шахабаиха. Добираться туда было сложно: сначала на машине, потом на лодке и до базы пешком километра два. База была шикарная. Егерь, тоже старик, но помоложе Александровича. Сами угодья вплотную примыкали с востока и с юга к Сисимскому заказнику.
Места красивейшие, малопосещаемые. Значительную часть своих охот, особенно в первые два года жизни в Красноярске, я проводил именно там, вместе с Константином Александровичем. Без него я там не бывал.
В одну из таких охот, ещё в первый год моего пребывания в городе на Енисее я вышел на стадо маралов. Голов восемь я насчитал, а сколько там было на самом деле – не знаю. Увидел я их метров за 150,
Познакомились, я рассказал о своих проблемах. Егерь внимательно выслушал, взял моё ружьё, патроны, что были у меня, и произвёл несколько прицельных выстрелов в тире, что был при лодочной станции. И сказал: «Маловато мощности, усиливай заряд». В тот день мы уже возвращались в город и надолго задержаться не смогли. Но я стал ездить к егерю специально в тир, на пристрелку, благо, что на левобережье добраться можно было и на автобусе. Главное – нужно было дозвониться по домашнему телефону до Егеря и договориться с ним о моём приезде. Он всегда встречал меня на автостанции в Балахте и привозил к себе на базу. Постепенно я узнал, что егерь и работал-то на станции исключительно из-за того, что при ней был тир. Он оказался не только хронически больным пулевой болезнью, он вообще был помешан на ружьях, их ремонте, коллекционировании, изготовлении и прочая, прочая, прочая. Его интересовало всё, что так или иначе связано с оружием. Любым. А к охоте оставался совершенно равнодушен. Но в моём случае он вылечил меня от пулевой болезни окончательно и бесповоротно, решив задачу дальности стрельбы. После проведённых очередных стрельб он выдавал мне советы, я их тщательно записывал, приезжал домой, заряжал патроны и в следующий раз снова ехал к егерю для их отстрела. В конце концов был достигнут устойчивый и стабильный результат. В серии из 10 выстрелов при стрельбе на 100 метров было 100-процентное попадание в мишень с удовлетворительной точностью. И как только результат был получен, у Егеря ко мне пропал всякий интерес. Меня-то он оружием не заразил.
Как раз к тому моменту, как мы завершили подбор зарядов для моего ружья, я вынужден был покинуть краевое охотуправление. Из-за конфликта с начальством. Выбора у меня особого не было, хотя работа мне нравилась, – либо я увольняюсь по собственному, либо меня увольняют по не собственному.
И я в декабре 1980 года устроился в Красноярское отделение ВНИИОЗ, которое располагалось в деревянном двухэтажном четырёхквартирном доме. Две квартиры были служебными, и в них жили бывшие сотрудники ВНИИОЗа. А в двух других мы работали. В каждой комнате было по три стола, ещё были своя оружейная комната, кабинет заведующего, склад и маленькая кухонька. Коллектив у нас был небольшой, штатное расписание всего на 12 человек, поэтому атмосфера в коллективе была немного домашняя. В ближайшей округе не было ни столовых, ни буфетов, потому обедали мы по очереди на этой маленькой кухне, где находилась небольшая переносная электрическая плитка, чайник и минимум кухонных приборов.
Довольно часто мы собирались там просто на чаепитие, за которым и происходили разного рода обсуждения общественных дел и событий. Именно там я узнал, что за коллективом есть закреплённые охотничьи угодья, что коллектив получает ежегодно несколько лицензий. Обычно две, иногда три спортивные лицензии на сезон. Мясо делили поровну между всеми сотрудниками, которые сбросились на лицензии. А на мою просьбу включить меня в состав охотничьего коллектива поступил жёсткий ответ: «Нам, вообще-то, нахлебники не нужны. И носильщики тоже».
Меня это сильно обидело, на грани оскорбления. Но не кричать же там, что я уже далеко не новичок, не первый раз в тайгу выезжаю, хотя и самый молодой из коллектива. Да и вообще, считал и считаю, что поговорка «Не суди, да судим не будешь!» абсолютно правильна по сути и по содержанию. Но меня осудили. Правда, высказал это мнение один из старейших работников отделения, бывший преподаватель в ИСХИ, старший научный сотрудник, относимый к корифеям охотоведческой науки. Назовём его Борисом, для конспирации. Остальные сотрудники тогда просто промолчали. В тот сезон я так и не попал на угодья охотколлектива.
На следующий сезон коллективу было выделено всего две лицензии, и на мою робкую попытку включиться в охотничий коллектив вновь получил жёсткий отпор от того же сотрудника: «Нам всего две лицензии выделили. Самим мало!» Но к тому времени я уже более или менее освоился в коллективе и не стал молча терпеть наглые выходки так называемого «корифея». Во всяком случае, для меня он с этого пьедестала был свергнут за его уверенное вещание по всем, подчёркиваю, по всем без исключения вопросам, начиная с рецептов приготовления блюд до выбора носков и способов охоты. И я просто сказал: «А если я возьму ещё лицензию на ваш участок? В коллектив возьмёте?»
Остальные участники того разговора согласились сразу ибо в открытую сотрудники с Борисом никогда не спорили, понимая и зная бесполезность данного спора, хотя внутренне с ним были не согласны. Потому-то сразу и согласились. Однако Борис, как всегда, встал в позу и вынес свой вердикт: «Вот только если ещё две дополнительных лицензии получишь, тогда возражать не будем». Он всегда выдавал своё мнение за мнение всего коллектива, высказывал его уверенным, не терпящим возражений тоном.
Я получил эти две дополнительные лицензии на наш коллектив и был включён в бригаду охотников. Первая моя поездка оказалось пустой, вторая тоже. Ну а в третий раз я попал в группу вместе с этим Борисом. Как обычно, нас было четверо. Но атмосфера в зимовье стояла напряжённая. Я лично устал от Борисовых бесконечных подколок, подковырок, высказываний о моём профессионализме, опыте, знаниях. Да, в первые две поездки мне не повезло, но на то было несколько причин, главная из которых – неизвестная местность и незнание экосистемы. Но я не унывал, лиха беда – начало, ведь к третьему выезду я уже довольно сносно ориентировался в угодьях. Но вот в ту поездку, в самом её начале, погода для охоты скрадом была не очень благоприятная. Морозец хоть и несильный, так, градусов 15, но безветрие и ежедневная изморось не способствовала тихой ходьбе. Так что мы проходили, пролазили пару дней, и никто не смог добыть зверя. А вот на третий день я решил сходить в один дальний уголок угодий, посмотреть, может, там что-то интересное, но если честно, то хотелось вернуться в зимовье как можно попозже, чтобы лишний раз не выслушивать всякие гадости, сдерживая себя, чтобы не сорваться на ответное хамство. Сходил, посмотрел, запомнил. И пошёл обратно, но засветло вернуться в зимовье не получалось. Впрочем, как ранее было сказано, я сильно-то и не торопился с возвратом. Не успевал, далековато зашёл, ну и хорошо. Потихоньку давил целик и неизбежно приближался к зимовью. Сумерки стали сгущаться, лес понемногу стал терять чёткость контуров, и я, стараясь по лесу не идти, свернул в пойму ручья, вдоль которого располагалось пойменное болото-луг, чтобы не получать ветками удары по лицу. Я решил, что лучше удлинить путь, но пройти его по открытому пространству. Там и светлее, и валежин меньше. А день для себя я уже закрыл как неудачный. И только-только вышел из черневого леса, как вдруг увидел боковым зрением: параллельно мне идёт лось в полхолма вдоль ручья. Мы с ним практически одновременно вышли из нерубленого леса, но с разных сторон. Он шёл по правому берегу, а я по левому.
Лось. Патроны. Патронник. Мушка. Предохранитель. Курок.
Бац, и мимо! Второй курок. Бац, и снова мимо!
Лось спокойно, не спеша, развернулся и, не меняя темпа движения, скрылся в лесу. Перезарядить ружьё я не успевал никак. Зверь ушёл, а я остался стоять на приручьевой болотине, с непониманием разглядывая своё ружьё.
В голове неслось: «Промазал! Промахнулся! Как такое могло быть? Поторопился!» Чего только в голову не приходило. Но и продолжать стоять, себя ругая, смысла не было. Подобрал выброшенные в горячке пустые гильзы, варежки. И когда я успел их скинуть, да ещё и зашвырнуть в такую даль, ума не приложу. И, окончательно успокоившись, прикинул расстояние до зверя. Примерно 70–80 метров. Для моих патронов вполне убойная дистанция. Но на всякий случай решил измерить расстояние шагами, глазомер у меня ещё тот, вполне мог и соврать. И в целик, на лыжах, я насчитал ровно ПО шагов. Сколько это метров? Да Бог его знает. Не было у меня ни метра, ни рулетки.
Подойдя к месту разворота лося, я стал искать следы пуль. Да, вот и они. «Надо же, а легли-то кучно. Как будто по неподвижной мишени стрелял», – мелькнула у меня мысль.
Но что-то в картине мне не нравилось, что-то не срасталось, не знаю что, но не нравилось. И тогда я решил примериться, а на сколько я завысил выстрел? Сказано – сделано. Пометил места входа пуль в снегу, стал прикидывать высоту лося – не получается промах. И так, и эдак – должен был попасть, зацепить! Но, с другой стороны, я же не видел попадания. Лось даже не пошевелился, не дёрнулся. Как шёл себе, так и шёл, а после выстрела спокойно развернулся и, не торопясь, возвратился в лес. Пробежал немного по лосиному следу, следы ровные, без всяких прыжков, и крови нет совсем. Ход ровный, след в след по своему старому пути. Вернулся обратно к месту пулевых отметин, заметку сделал побольше, чтобы издалека было видно. Вернулся к месту откуда стрелял. Примерился – точно, не мог промахнуться. Значит, надо идти тропить. А сумерки-то уже нехилые. Но и убедиться надо было – попал или промахнулся? Жаль, фонарик с собой не взял, без батареек дома оставил. И думай – не думай, хоти – не хоти, а выдвигаться вперёд надо! Прошёл, наверное, с полкилометра. Никаких признаков попадания пока не обнаружил. Продолжил тропление дальше. И вскоре, как мне показалось, следы стали немного другими. Стал внимательнее осматривать кусты вокруг следа и на одном из них обнаружил маленькую каплю крови!