История Авиации 2004 01
Шрифт:
7* Уровень 30-х годов
8* Первый экземпляр был оснащён полуэкспериментальным образцом М-88.
9* Эта модификация М-88 была оснащена редуктором, отсюда и индекс «Р».
10* Весной 1941 г. немецким моторостроителям удалось запустить в серийное производство новейшую модификацию двигателя DB601E, развивавшего на взлётном режиме 1350 л.с. Вместе с новейшей 20-мм автоматической пушкой MG151/20 этот мотор был установлен на Bf 109F-4, которые уже в летом 1941 г. были задействованы в боях на Восточном фронте, обеспечив подавляющее превосходство немецкой истребительной авиации.
11* Найти свидетельств родственной близости двух Борисовых, работавших на одном заводе, не удалось. Однако трудно
12* Особую остроту социальному конфликту в данном случае придавало то, что большинство из так называемых «молодых» рабочих представляли собой высококвалифицированные трудящиеся, с производственным стажем в 7 — 11 лет. Принудительное перепрофилирование было для них не только унизительно, но и стеснительно в финансовом плане. Для человека, обременённого семьёй, в одночасье быть пониженным в разряде (и, соответственно, в оплате), быть переброшенным в другой коллектив и в приказном порядке обязанном осваивать новую профессию, составляло значительный стресс, явно понижавший производительность труда.
Завод | Доля в выпуске | Основная продукция |
№ 16 (Воронеж) | 9,4 | М-11, МВ-4 и МВ-6/М-105 |
№ 19 (Пермь) | 18,0 | М-25, М-62, М-63/М-82 |
№ 24 (Москва) | 21,0 | М-62, М-34/АМ-35, АМ-37, АМ-38 |
№ 26 (Рыбинск) | 32,5 | М-103, М-104/М-105 |
№ 27 (Казань) | 0,8 | М-105 |
№ 29 (Запорожье) | 12,5 | М-87/М-88 |
№ 154 (Воронеж) | 4,7 | М-11 |
Были случаи, когда производственные группы удваивались за счёт «новеньких», т. е. на одного опытного рабочего приходился один стажёр. Начальникам цехов, отказывавшихся брать новичков, и требовавших прислать подготовленную рабочую силу, директор завода № 22 открытым текстом отвечал: «Готовых сборщиков, клепальщиков, слесарей нам никто не даст» [68]. Их просто не было. В результате в некоторых цехах до 50 % продукции составлял брак. Ситуация дополнительно осложнялась тем, что параллельно обучению новопереведённых рабочих заводам предстояло существенно увеличить авиавыпуск. В частности, на авиазаводе № 22 программа 1939 г. вдвое превышала план предыдущего года [69]! Всего, по сравнению с 1938 г. 13*, уровень брака на заводе к 1939 г. возрос на 88 % [70], а к 1940 г. составил 86 % [71] уровня 1938 г. Ситуацию удалось несколько смягчить лишь в следующем году. В январе 1941 г. Совнарком направил 50.000 14* молодых людей, закончивших производственное обучение в том году в НКАП, НКВ, НКБ и на оборонные стройки [72].
Неопытность персонала усугублялась материальной неготовностью заводов снабдить такое количество нового персонала инструментом и приспособлениями. Руководители производственных групп в изумлении разводили руками: «…за 2 дня я получил 48 человек, чуть меньше, чем я, мею старых рабочих… Пошёл (в инструментальный. — Прим. Авт.) отдел, спрашиваю, чем меня обеспечат — дам молотков 10 шт.; дрелей, пневмолотков нет, электромолотков есть 5 шт.» [73]. Итого — цех получил 48 рабочих, на оснащение которых выдано… 15 молотков, т. е. приблизительно трое рабочих на один молоток! Неизбежная в подобных условиях организационная неразбериха вела к снижению эффективности работы почти каждого отдельного рабочего. Последних становилось больше, но индивидуальная выработка падала.
Типичным случаем является «фотография рабочего дня» 15* фрезеровщика Милехина, сделанная в феврале 1941 г. на заводе № 22 им. Горбунова [74]. За 1,5 смены Милехин из 660 16* минут проработал только 262. Остальные были потрачены непроизводительно: установка станка 17*(35 мин.), получение инструмента (35 мин.), простой 30 мин., начал уборку рабочего места за 27 минут до фактического срока окончания работы. На что ушло остальное время — не указано. Мелехин — это случай исключительный, но обращает внимание, что из шести человек, рабочий день которых хронометрировался, никто не проработал более 494 минут, а простои достигали 200–300 минут.
Отмечалось общее падение дисциплины на производстве. За 20–30 минут до начала обеденного перерыва у столовых уже выстраивались очереди [75], дошло до того, что мастера старались не докладывать табельщикам даже о 30-минутных опозданиях рабочих [76], так как увольнение сколько-нибудь подготовленного сотрудника больнее било по бригаде, чем по уволенному. Кадровые сотрудники авиапромышленности отмечали, что с приходом «переведённых» рабочих резко упала культура труда. Новички, загнанные неволей на авиапредприятия, относились к новому месту работы как к чужому, нелюбимому, временному пристанищу. Сотрудники парткома завода № 22 отмечали: «… Мы обошли три четверти рабочих мест… у любого станка открываешь стол — там булка, грязные тряпки и т. д. Говоришь ему (рабочему. — Прим. Авт.) — ведь противно булку есть, а он — “ничего, обойдётся”. На станках валяются проволока, обрывки и т. п., как у свиньи… Ряд станков поломаны из-за того, что к ним относятся безобразно. … Вы поглядите, что у нас творится на рабочих местах, в шкафчиках… Ведь все верстаки пообломали, замки сломаны, у каждого стула вот такая цепь, что бы не украли, тиски поломаны, пыль, грязь — не пройдёшь…» [77].
Неоднократно отмечались случаи, когда работу специально откладывали до вечера, когда её можно было провести в бухгалтерской отчётности как «сверхурочные» (с соответствующей прибавкой к оплате), причём эта практика стала распространяться и на ИТР. Выполнение основных обязанностей стало дополнительно оплачиваться как аккордные работы, например, технологи с зарплатой 800 р. получали премии в 1000–2400 руб. за составление технологии [78]. Судя по всему, убедившись в неэффективности дальнейшего усиления репрессивных форм стимулирования трудовой активности, советский менеджмент пытался простимулировать ударный труд длинным рублём.
Вторым важным следствием предвоенного аврала стал фактический отказ от плана «рокировки» военной авиапромышленности на восток. Ещё в начале 30-х годов советское руководство приняло план создания на востоке страны ряда авиазаводов [79]. Подобные меры предпринимались в отношении не только авиапромышленности, но и других отраслей индустрии. Вообще в 3-й пятилетке планировалось создать на Урале и в Поволжье целую сеть предприятий-»дублёров», что бы исключить «случайность в снабжении некоторыми промышленными продуктами с предприятий-уникумов» [80]. Работа по «сдвигу» авиапромышленности началась ещё в середине 30- х годов, однако в конце десятилетия этот процесс был дополнительно подстёгнут. Были введены в строй авиазаводы в Иркутске 18* , Новосибирске 19* , Комсомольске-на-Амуре 20* . В 1939 г. вступил в строй завод № 99 в Улан-Удэ, а в 1940 — № 116 в посёлке Семёновка Уссурийского края [81]. В сентябре того же, 1939 г. Совнарком принял постановление о строительстве новых авиастроительных предприятий к востоку от Волги и в Сибири [82].
Однако осуществляемый в ходе наращивания производства 40- го года поиск заводов, пригодных к конверсии в авиапредприятия, привёл к обратным результатам, поскольку, по понятным причинам, в европейской части страны пригодных для этого предприятий было значительно больше, чем в азиатской. В результате большинство «новых» заводов «образца 1940 г.» появилось к западу от Урала, и на 22 июня 1941 г. авиапромышленность Поволжья, Урала и Азии всё ещё составляла лишь 6,6 % от всей советской авиаиндустрии [83]. Эта картина усугублялась оказавшимся впоследствии ошибочным решением, принятым 17 октября 1940 г., о постройке новых самолётостроительных и моторостроительных заводов соответственно в Минске и Могилёве [84].