История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Дар Фредерик

Я поднимаюсь по лестнице, держась за поручень. Сбрасываю щегольской костюм и забираюсь в кабину своей ракеты: направление — Страна розовых снов!

Почти мгновенно я начинаю давить ухо как асфальтовый каток.

* * *

Какой-то шум щекочет мне подсознание: жужжание кофемолки внизу; затем автомобильный клаксон и, наконец, звонок от калитки. Какие-то голоса, смех… Тишина, во время которой я снова погружаюсь в сироп. Наконец слышится стук в дверь. Нет нужды спрашивать, кто это. Только Фелиси может стучать так осторожно. Не нарушая сон. Она в него входит на цыпочках. Мне удаётся приподнять свои жалюзи, и я вижу её как через матовое стекло. Вернее, я вижу её улыбку. Она скрывает её словно ширма. Я отвечаю ей своей улыбкой. Каждый раз мне кажется чудом то, что маман появляется при моём пробуждении.

Ты растёшь, становишься противным мужиком со своими бедами и пороками, а ваша старушка все ещё с вами, внимательная и бережная, только лицо стало бледнее, появилась седина в волосах, а в глазах стало больше покорности.

Я просыпаюсь окончательно, протягиваю к ней руку, которую она целует. Пожилая женщина, которая целует вам руку, это может показаться идиотизмом, не правда ли? Но я думаю, что с Фелиси это по-другому, это прекрасно, это естественно. От всего, что она делает, от её самых обыденных движений, едва ощутимых привычек, незаметных перемещений по дому исходит что-то успокаивающее, как от вашего любимого запаха, который пробуждает в вас радостное чувство, и что не удаётся сделать другим запахам.

— Ты вернулся поздно, дорогой.

Это не в упрёк. Она только подметила, и она беспокоится.

— Который час, мам?

— Десять часов, и у нас месье и мадам Берюрье.

Я встаю, злой, с легкой головной болью.

— Что?

— Они собрались на рыбалку и заехали за нами. У них есть всё для пикника, и они хотят, чтобы мы поехали с ними.

— Никаких рыбалок! — ору я. — Хватит с меня этих двух монстров! Я им вчера целый день рассказывал историю Франции от Версенжеторикса до Генриха Четвёртого, хватит!

— Спасибо! — дует губы Толстяк, входя в комнату.

Какая скромность! Берю входит в вашу спальню, как в общественный туалет. Хорошо иметь простую натуру.

— Слушай, Тыква, — извиняюсь я, — мне надо передохнуть. У меня раскалился язык, я вчера натрепался досыта.

— Тебе не придётся продавать рыбу с аукциона, — замечает он без церемоний.

Я посылаю его к чёрту. Маман огорчена, день начинается не так.

— Понимаете, мы залегли в койки под утро, — галантно объясняет он маман, — и я не попал на утреннюю рыбалку. Солнце уже высоко, а моё разрешение действует только в течение дня, ну и мы с Бертой подумали, что можно было бы сделать небольшой дружеский пикничок. Я бы не хотел обижать месье вашего сыночка, дорогая мадам, но насчёт того, чтобы проветрить лёгкие, ему, похоже, подошла бы другая дата, не так ли?

Он на меня давит. Маман говорит, что выезжает со мной за город часто, что не совсем правда. Тогда я спрашиваю её взглядом. У нас с Фелиси есть свой тайный язык. Нет, не карточный код с тайными знаками или семафорный метод. У нас с ней всё на блеске в глазах. На пузырьках шампанского. Я спрашиваю её левым глазом: «Хочешь?» Она отвечает правым: «Смотри сам, я не против».

Надо сказать, что когда маман рядом со мной, ей больше ничего не надо. Если бы я ей предложил поехать в соляные копи Силезии или спуститься на глубину в батискафе, она бы тут же согласилась.

Я заправляю простыни и зеваю как лев Метрополитена.

— Слушай, Толстяк. Я поеду с вами, но при одном условии: сегодня ни слова об истории Франции. Мне нужна передышка. Сегодня ночью мне приснился кошмарный сон с Изабо де Бавьер, Карлом Шестым и Карлом Отважным в масштабе голливудского блокбастера.

У него завязывается узлом пищевод. Я вижу по его ужасным глазищам и по рту в форме ануса, что это и было его тайным желанием и что он разочарован до глубины души.

— Как хочешь, парень, вздыхает он. — Надеюсь, ты не подумал, что я пришёл только из-за этого?

— Я не подумал, — вру я, — просто я предупреждаю.

На этом я прошу оставить меня одного, чтобы ополоснуться и придать моим щекам бархатистость, от которой дамы без ума.

Полчаса спустя мы выкатываемся. Маман надела свой чёрный клеёнчатый плащ и не забыла прихватить с собой курицу в желе. Она садится на заднее сиденье в машине Толстяка вместе с Бертой. «Месье впереди!» — говорит последняя, которая, похоже, решила меня поддеть.

Берта сегодня — это что-то! Она надела мужские брюки (настоящие, с ширинкой, бретельками и карманами для револьвера). Корма у неё стала как у кобылы, которая развозит лимонад. Её нормандский шкаф принял фантастический объём. Похоже, в этом мире просто не существует

мебели, способной её приютить. Такой станок может поместиться только в самосвал. Поскольку теперь она уже вошла в роль Жорж Санд [137] (почувствовала вкус к переодеванию), напялила рубашку своего мужа и надела его куртку из почти-натуральной-замши. И ещё, поскольку в этой проклятой жизни надо всегда выкладываться полностью, она убрала наверх волосы и надела кепку. Толстяк считает, что она выглядит легкомысленно. Я не возражаю. Возможно, он и прав. Чтобы сохранить свою женственность или хотя бы намекнуть о ней неучтивому прохожему, Б.Б. нацепила серьги величиной с люстру большого салона Елисейского дворца. Вообще-то она похожа на своего Толстяка. Глядя на них, понимаешь, что у супругов в пожилом возрасте появляются общие черты. Берю, мрачный с тех пор, как я ему объявил, что сегодня уроков не будет, говорит, что его жёнушка выглядит как старая лесбиянка. По, вместо того чтобы вскипеть, Б.Б. смеётся. Такая мужеедка, как она, не обращает внимания на подковырки. Она выше этого. С её репутацией ноги говорят сами за себя, как чулки «Марни» [138] .

137

Жорж Санд (наст, имя Аврора Дюпен) — французская писательница. Имела обыкновение одеваться в мужскую одежду. — Прим. пер.

138

«Марни» — торговая марка, сокращенно от «Марина» и «Джанни», детей Кастильоне, основателя дома мод. — Прим. пер.

— Далеко едем? — интересуюсь я.

— На восток, — отвечает Толстяк. — Не переживай, Сан-А. Если у тебя ещё туман в глазах, можешь подрыхнуть, когда я за рулём, можно быть спокойным.

При этом он давит несчастную собачонку, которая перебегала от одного мусорника к другому.

Мы едем по дороге Трои. Продолжая накручивать километры, Берю расслабляется и запевает «Марш матрасников» [139] , свой любимый гимн.

На заднем сиденье Фелиси и Берта обмениваются кулинарными рецептами. Вот так мы едем не меньше часа, после чего Его Величество сворачивает на департаментскую дорогу, затем на коммунальную, затем на просёлочную, затем на тропу с ухабами, и, наконец, мы приземляемся целыми и невредимыми перед прудом, заросшим водяными лилиями, тинистая вода которого напоминает свежий (и даже горячий) гудрон.

139

«Марш матрасников» — импровизация Бурвиля на слова Сан-Антонио. — Прим. пер.

— Здесь, — объявляет Толстяк, глуша мотор. — Смотрите, какая природа! А вот это рыбачий домик моего друга Флюме, он мне ключ оставил, чтобы пользоваться газовым баллоном.

Не переставая говорить, он показывает означенный домик. Вместо него мы видим старый железнодорожный вагон времён появления первых рельсов.

— Этот чертяка Флюме, — продолжает Огромный с некоторым оттенком зависти, — он себе ни в чём не отказывает в плане удобств. Вы видели? Вагон первого класса!

Пока он готовит удочки, дамы входят в «рыбачий домик», который, что бы там ни говорил Берю, не сильно блещет удобствами. Расшатанные скамьи и туристическая плита, из мебели это всё, чем мы располагаем.

Толстяк предлагает закусить перед тем, как ловить рыбу. Он не тешит себя иллюзиями в отношении улова. Карповый час прошёл, и нет причин для толкотни. Можно опустить в воду красных червей, и если какой-нибудь бродячий карп соблазнится, что ж, пусть угощается. Самообслуживание для рыбной клиентуры. Может быть, какой-нибудь неловкий и попадётся на крючок!

Я смотрю на илистый пруд и морщу нос по причине миазмов. Было бы странным, если бы здесь что-то водилось! Разве что-нибудь несъедобное: рыба с ногами, которая при случае делает пробежку по лесу, или скользкий чёрный пескарь, попавший сюда прямо из Вторичного геологического образования.