История, которая меняет
Шрифт:
Ричард приостановился перед входной дверью:
– Еще скажите, что исконная борьба добра со злом - это вымысел.
– Ни в коем случае. Это единственная реальность, которую мы имеем. А вот все остальное - уже вымысел.
С террасы донесся смех. Он был сухой и кроткий, словно режущая слух молния. Ричард, тихо выругавшись, дернул ручку двери.
37
День сменялся ночью и конца этому не наблюдалось. За эту неделю, которую мы провели вместе с Маэлен, я уже настолько привык к моим мягким и уютным тапочкам, что мне почти не хотелось прекращать своего невольного заточения. Но я понимал, что эта окружающая безопасность является мнимой, и любая оплошность может оказаться для нас фатальной. Наблюдая за Маэлен, я увидел, что она была рано повзрослевшим и несколько наивным ребенком. Выросшая на другом континенте она имела испанские корни. Ее отец был бизнесменом средней руки, который, как часто бывает, однажды поставил не на ту лошадку. Мать, просто любящая, искренняя женщина, которая попыталась вложить в каждую клеточку очаровательной дочурки нечто большее, чем свою нежность и преданность. Она дала Маэлен огромное, ласковое, чувственное сердце. Забота Маэлен обо мне, по сути, чужому человеку, выражалась в каждом движении, слове, эмоции. Через несколько дней вынужденное совместное проживание, искренность общения вылились в дружбу между моим опытом и ее честностью. Спасительная приязнь друг к другу оказалась своеобразным поцелуем сжалившейся над нашими душами судьбы. Одинокие и испуганные. Ощущающие себя совершенно не там, где нам было отведено быть в данный момент. Мы просто нашли покой в присутствии друг друга. В очередной раз хитросплетения жизни оказались неподвластны таким острым и безжалостным лезвиям будущего. Смотря на Маэлен, я осознавал, что ее помощь мне - это моя обязанность ей. На другой день пребывания у Маэлен она принесла мне телефон. Первая мысль была позвонить Мари. Мне так нестерпимо захотелось услышать ее голос, что я начал, не отдавая отчета своим действиям, набирать ее номер. Но в последнюю секунду я остановил себя. Тревога за Мари и здравый смысл взяли верх. «Извини, дорогая, я надеюсь, что скоро мы с тобой встретимся, чтобы никогда больше не расставаться».
– подумал я и набрал номер адвоката.
Патрик, как человек не пропускающий ни одного яркого заголовка, был в курсе моих неприятностей и абсолютно не удивился моему звонку. После недолгого общения мы сошлись на том, что в юридическом плане моя ситуация была намного лучше чем физическая. Он разумно предложил не поднимать лишнего шума, пока я нахожусь под влиянием другого государства. И выразив желание разобраться со всем этим так, как ему кажется, будет правильным, дал мне четкие указания в каком направлении мне стоит двигаться с наименьшим риском для собственной жизни. Моей целью стало посольство Соединенных Штатов Америки. По его мнению, это были единственные триста квадратных метров, которые не оставят шансов для моих противников. Конечно, Патрик был прав, и мне стоило бы направиться прямиком в Мекку дипломатических отношений, но посольство располагалось в столице и, на данный момент, нас разделяли 724 непреодолимые мили. Авенида Пресидент Уилсон, 147. Вот он, нужный мне адрес Генерального Консульства Америки в Рио де Жанейро. Поговорив с Патриком еще немного, и сделав ключевые акценты на юридическую сторону моего вопроса, мы договорились созвониться через пару дней.
Я понимал, что без посторонней помощи мне не обойтись, и хоть у меня и были в Бразилии знакомые, но к ним обращаться за помощью было не только бессмысленно, но и опасно. Единственный человек, которому я мог доверять - это была Мари. Я взвешивал все возможные последствия моего обращения к ней. С одной стороны, я не хотел подвергать ее опасности, с другой, каждый раз смотря через плотные кухонные жалюзи и видя парней, похожих на Винера, понимал, что навряд ли без поддержки со стороны мы с Маэлен сумеем совершить больше двадцати шагов в дневное и десяти в ночное время суток. Единственным моим связующим звеном с внешним миром была Маэлен. Она выходила на улицу, болтала с соседками под окном, совершала походы в магазин, и ей нельзя было бросать работу. Несколько раз она подвергалась короткому допросу прямо у подножья своего дома, но учитывая тот факт, что она была местной, за которой никогда не наблюдалось ничего противозаконного или неугодного элите «черного сердца» парни довольствовались обычными расспросами. Но это не делало наше положение более безопасным и когда она возвращалась домой и закрывала за собой двери, я видел в каком чудовищном напряжении она находится. Я без слов понимал всю картину: меня продолжали искать. Мы соблюдали предельную осторожность. Даже для того чтобы позвонить Патрику мне пришлось залезть с головой под несколько одеял, тем самым стараясь заглушить для окружающих собственное присутствие. Вечером, лежа на кухне и вслушиваясь в рулады старого холодильника я подумал: «Ну что Стефан, вот ты на себе и испытал всю силу журналистского слова». В одних газетах меня представляли безжалостным убийцей. В других просто мошенником. Больше всех мне нравились те, которые помнили меня не долго. Надо сказать, что в действительности большинство изданий попросту решили ограничиться той славой, которую я им принес, и не продолжали информационное преследование вероятно уже мертвого Стефана Майерса. К моему удивлению, меньше всего информации о самом себе я находил в зарубежной, топовой прессе. Как будто, всем тем с кем я работал долгие годы, претило даже вспоминать о человеке, знакомство с которым могло бросить негативный отпечаток на их имя. Фавелы научили Маэлен быть не любопытной. Хоть иногда беседуя, я видел, что ей хочется задать какой-то вопрос, но она была корректна и сдержана. Один раз она спросила меня: «как именно я стал таким знаменитым». Не желая нарушать нашу немую договоренность не лгать друг другу, я улыбнувшись ответил:
– Понимаешь, Маэлен, я... на поприще пера мы подлецы, аккуратной гравюрой, без устали выводим ту правду, которая противна нам самим, но желанна для окружающего нас общества.
Я же в свою очередь тоже не спрашивал о том, чем именно зарабатывает Маэлен на жизнь. Но судя по тому, что питались мы скромно и в квартире присутствовали только нужные вещи, зарабатывала она не много. Пока Маэлен была на работе, я вновь и вновь перечитывал газеты. И все те подсказки, которые мне удавалось найти, указывали, в первую очередь, на мою самоуверенную опрометчивость. Из номера в номер тянулась своеобразная «мертвая линия». Индекс одной из компании, которая попала под мое перо медленно, но неуклонно падал. И сейчас, анализируя данные, я уже был на сто процентов уверен, что помешал банкротству крупной компании. На первый взгляд в резком росте акций не было совершенно ничего необычного. Ведь именно за это я получал свои гонорары. Но это только на первый взгляд. Каждая прошедшая через меня компания была определенным аутсайдером в какой-либо области. Эта компания являла собой Титана, падение которого повлекло бы за собой цепную реакцию моментальной ликвидации более мелких, но крепко стоящих на ногах предприятий. Очевидно, все было готово к тому, чтобы смести всех конкурентов. Но кто-то хорошо знающий принцип работы новостного пиара, влияющего на рост или падение акций, воспользовался услугами Уотенберга, а следовательно и моими. Мне, по сути, было все равно, кто и какую игру затеял. В конечном итоге, я был той пешкой, которую без сожаления убрали с доски, но которой каким-то чудом удалось откатиться с поля боя. Наивно было предполагать, что мне еще придется выступить в роли дамки, но и со своим нынешним положением я был совершенно не согласен. Время само по себе вынуждало к принятию решений.
Взяв ручку и лист бумаги, я начал писать. Строчка за строчкой, как наделенный безграничной властью фотограф, я проявлял на белом листе собственные чувства. Это было письмо к Мари.
Нежность. Мы сами того не понимая преклоняем колени перед этим чувством. Нет разницы нежны с нами или наоборот. Любим ли мы этого человека или просто наслаждаемся, словно цветком, его присутствием. Мы впитываем ворвавшуюся страсть заботы и очарования каждой клеточкой своего тела, как испытывающая жажду природа впитывает дающую жизнь влагу. Нежность - это универсум из мира чувств и эмоций. Уникальное, божественное искусство, которое ярко выражено в каждом вдохе, дуновении ветра, снежинке. Дождинка, росинка, слезинка. Три капли, нерушимые постулаты нашего существования. Первая - очаровывает и воодушевляет окружающий нас мир. Вторая - улавливает дыхание мира. Третья — показывает, что все это не зря.
38
Открыв глаза, Мари увидела в окне едва улавливаемые проблески наступающего рассвета. Казалось она и не засыпала, но картинка за окном утверждала обратное. Привычным движением она нащупала лежащий на тумбочке мобильный телефон. Ноль сообщений. Ноль звонков. Изменился только циферблат электронных часов. Мари разочарованно перевернулась на спину. Удивительно, сама жизнь диктует, как нам относиться ко времени. Оно торопится, когда мы опаздываем, и так медлительно, когда мы спешим. Мы придумали палача собственных жизней и теперь каждый год, с ничего не понимающими улыбками, отрезаем прошлое, пытаемся ухватить настоящее, при этом столь умело расставляя ловушки будущему. Закрыв глаза, Мари смяла легкое летнее одеяло. Мы никогда не можем забыть того, кто живет в нашем сердце. Ведь именно такие воспоминания сродни картине, где вместо холста - сама жизнь, вместо красок - чувства, вместо кисти - поступки.
– Стефан Майерс, черт побери, сколько еще лет надо тебя ждать.
Вот уже несколько дней, с тех пор как исчез Стефан, утро Мари начиналось с ожидания. Хоть какая-то весточка, хоть какой-то намек на то, что Стефан был жив. Полиция сохраняла безразличное молчание. На первый взгляд в ее жизни ничего не изменилось, кроме серого седана, в котором сидели пара парней каждый раз назойливо провожающих взглядом, идущую в магазин или еще куда-либо Мари.
Несколько раз Мари звонила Ричарду. Его ответы были односложными и совершенно не информативными. Пресса и та потеряла интерес к Майерсу.
Складывалось ощущение, что горячие следы никого не устраивали и все отвернулись в ожидании, когда же они остынут. Приняв душ и надев халат, Мари неспешно прохаживалась по квартире. Висевшие в коридоре фотографии, где она с Джорджи выглядели счастливыми, были скорее яркой и броской декорацией, задача которой заключалась создать ощущение общепринятого стандарта взаимоотношений. Галантный, заботливый, культурный, обаятельный Джордж был привязанностью и комфортом, устраивающим двух взрослых, умеющих принимать правильные решения, людей. Мари никогда не мешала карьере, которую с такой тщательностью продумывал муж. Он же в свою очередь улыбался, дарил подарки, и никогда не забывал об их годовщине свадьбы.
Всегда яркая, привлекающая внимание, обладающая не стандартным острым умом Мари выбрала верность человеку, которого полюбила, но к которому она не могла сделать первый шаг. Человеческая глупость ценой в жизнь. Джордж поначалу казался всего лишь связующим звеном между ней и Стефаном. Потом вся серьезность намерений Джорджа переросла в нечто большее. Всю жизнь прожить с подосланной тенью Стефана. Кажется, только вчера мы были такими живыми. Для которых «завтра» - это само собой разумеющееся событие. Для которых «смерть» -это всего лишь тайна, спрятанная во времени. А какая-либо ошибка - очередной вырванный лист из тетради жизни. Но время внесло свои коррективы. Ходов осталось мало и в тетради места для халатности уже не найдется.
Мари вздохнула и в очередной раз налила себе чашечку кофе. Черный, ароматный, не слишком горячий, но и такой сойдет. Следующие полдня заняли бессмысленные поиски неизвестно чего в интернете: написание двух коротких статей на тему экологической ситуации в одном из районов Рио. Совершенно не было желания готовить. Мари решила перекусить в ресторанчике. Не слишком уделяя внимания внешнему виду, Мари завязала волосы в узел, натянув футболку, шорты и пляжные тапочки вышла на улицу. Привычно кивнув своим вынужденным охранникам Мари подумала: «Интересно, чем они занимаются в свободное от работы время? Что они рассказывают своим женам?