История одного крестьянина. Том 2
Шрифт:
Годен еще долго говорил в таком духе, а под конец предложил назначить комиссию для доклада о положении дел в республике и выработки мер общественной безопасности, которые, учитывая обстоятельства, необходимо принять. Тут его прервали.
«Дельбрель. Прежде всего надо подумать о конституции.
Гранмезон. Прошу слова.
Дельбрель. Конституция или смерть! Штыками нас не испугаешь: мы свободные люди.
Несколько голосов сразу. Мы не желаем диктатуры!.. Долой диктатора!
В зале раздаются крики: «Да здравствует конституция!»
Дельбрель. Я требую
Поднимается страшный шум. Депутаты окружают стол председателя. Снова раздаются крики: «Долой диктаторов!»
Председательствующий Люсьен Бонапарт. Достоинство Совета требует, чтобы я положил конец дерзким выпадам со стороны некоторой части ораторов. Я призываю их к порядку.
Гранмезон. Депутаты, Франция не может без удивления взирать на то, что народные представители и Совет пятисот, подчиняясь декрету Совета старейшин, перенесли свои заседания в это новое помещение, не будучи оповещены об опасности, которая им, очевидно, угрожает. Тут шла речь о создании комиссии для разработки мер на будущее и выяснения того, что же нам делать дальше. Мне кажется, сначала надо создать комиссию, которая разобралась бы в том, что уже сделано».
Закончил он свою речь так:
«Вот уже десять лет, как французский народ проливает кровь за свободу, и я предлагаю поклясться, что мы будем всячески противиться восстановлению любой тирании.
Хор голосов. Поддерживаем! Поддерживаем! Да здравствует республика! Да здравствует конституция!»
Клятва была дана, и Бигонне сказал:
«Эта клятва, которую вы сейчас возобновили, войдет в анналы истории. Ее можно сравнить лишь со знаменитой клятвой, которую Учредительное собрание принесло в Зале для игры в мяч. Разница состоит в том, что тогда народные представители искали спасения от штыков королевской власти, а сейчас оружие, с помощью которого была добыта свобода, находится в руках республиканцев.
Хор голосов. Да!.. Да!..
Бигонне. Но эта клятва останется пустыми словами, если мы не направим Совету старейшин послания с требованием объяснить причины, побудившие перенести сюда наши заседания».
Заседание продолжалось среди общего волнения. Было принято послание Директории; затем пришло письмо от Барраса, сообщавшего о своей отставке. Этот негодяй писал:
«Граждане представители.
Вступив на стезю общественной деятельности только лишь из любви к свободе, я согласился взять на себя первый пост в государстве, дабы оберегать свободу в минуты опасности. (И так далее и тому подобное). Почести, какими был встречей по своем возвращении знаменитый полководец, которому я имел счастье открыть путь к славе, великое доверие, оказанное ему Законодательным корпусом, равно как и декрет, принятый народными представителями, убедили меня, что, каков бы ни был пост, который будет мне вверен в интересах общества, свободе ничто не угрожает и интересы армии будут соблюдены». (И так далее и тому подобное).
Этот негодяй поистине насмехался над несчастными депутатами, отрезанными от всякой помощи, отгороженными стеною сабель и пушек.
Как видно, столь долгие разглагольствования надоели Бонапарту; в зале, должно быть, сидели его шпионы и сообщали ему все, что там говорилось, ибо в ту минуту, когда депутат Гранмезон заявил, что отставка Барраса кажется ему непонятной, что она может быть вынужденной, вдруг раздался какой-то шум и взоры всех обратились к входной двери: там стоял генерал Бонапарт в сопровождении четырех гренадер из охраны и нескольких штабных офицеров, державшихся позади. Все собравшиеся, возмущенные дерзостью этого солдата, осмелившегося ворваться в помещение, где заседают народные представители, вскочили с криком:
«Что это значит? Что это значит? Ворваться сюда с саблями!.. С оружием!..»
Многие депутаты сорвались
«Объявить его вне закона!.. Вне закона!..»
Этот страшный крик, от которого в свое время содрогнулся Робеспьер, заставил побледнеть и Бонапарта. Говорят, он даже пошатнулся и, если бы не его офицеры, — упал. Но тут с криком: «Спасай генерала!» — в зал ворвался великан Лефевр, которого я видал потом, — эльзасец, уроженец Руффаха, настоящий рубака-солдат, слепо повинующийся приказу, — и, окружив со своими гренадерами Наполеона, вывел его.
Можете себе представить, что после этого началось! Председательствующий Люсьен Бонапарт требует тишины и, понимая всю недопустимость поведения своего братца, в страхе кричит:
«Возмущение, охватившее членов нашего Совета, лишний раз доказывает, что думаем мы все, и я в том числе, — одинаково. Однако появление здесь генерала скорее всего объясняется его желанием дать отчет в своих действиях или сообщить о чем-то, представляющем общественный интерес. Как бы то ни было, мне думается, ни один из вас не может заподозрить…
Один из членов Совета. Сегодня Бонапарт запятнал свое славное имя.
Другой. Бонапарт вел себя как король.
Третий. Я требую, чтобы генерал Бонапарт предстал перед судом и дал ответ в своем поведении.
Люсьен Бонапарт. Я вынужден покинуть председательское кресло».
Место его занимает Шазаль.
«Диньеф. Коль скоро Совет старейшин воспользовался правом, дарованным Законодательному корпусу конституцией, у него, видимо, были на то серьезные основания. Я требую, чтобы нам сказали, кто является вождями и участниками угрожающего нам заговора. Но прежде я требую, чтобы вы приняли меры по охране своей безопасности, чтобы вы установили границы своей резиденции.
Хор голосов. Поддерживаем!
Бертран (из Кальвадоса). Когда Совет старейшин постановил перевести Законодательный корпус в эту коммуну, он имел по конституции на это право. Когда же он назначил некоего генерала главнокомандующим, — он такого права не имел. Я требую, чтобы прежде всего вы приняли декрет, выводящий из-под командования генерала Бонапарта гренадер, составляющих вашу охрану.
Хор голосов. Поддерживаем!
Тало. Совет старейшин не имел права назначать главнокомандующего. Бонапарт не имел права появляться в зале, где мы заседаем, без нашего вызова. Что же до вас, то вы не можете дольше оставаться в таком положении, — надо возвращаться в Париж. Идите туда в одежде депутатов, — граждане и солдаты не дадут вас в обиду. Вы увидите, что наши войска — верные защитники родины. Я требую, чтобы вы немедля приняли декрет о том, что все войска, находящиеся в этой коммуне, составляют вашу охрану. Я требую, чтобы вы направили послание Совету старейшин с просьбой издать декрет о вашем возвращении в Париж.
Дестрем. Поддерживаю предложение Тало.
Блэн. Вас окружает шесть тысяч солдат. Объявите, что они входят в охрану Законодательного корпуса.
Дельбрель. За исключением гвардии, охраняющей Директорию. Да ну же, председатель, ставь предложение на голосование».
Поднимается крик: депутаты требуют голосования.
«Люсьен Бонапарт. Я не возражаю против этого предложения, но должен заметить, что подозрения у вас рождаются слишком быстро и слишком необоснованно. Неужели какой-то один поступок, пусть даже не совсем оправданный, может заставить вас забыть о том, сколько сделал этот человек во имя свободы?