История последних политических переворотов в государстве Великого Могола
Шрифт:
Эти соображения побудили Дару не поддаваться советам всех окружающих, а идти своей дорогой. И действительно, он немедленно приказал всей армии выступить в поход и пришел проститься с Шах-Джаханом, который находился в Агрской крепости. Добрый старик расплакался, обнимая сына, но все же строго сказал ему: «Ну, Дара, раз ты хочешь, чтобы все было по-твоему, ступай, да благословит тебя бог, но запомни мои слова: если проиграешь сражение, смотри, никогда не являйся ко мне». Это произвело на него мало впечатления, он быстро вышел, сел на коня и отправился занять переправу через реку Чамбал (Чембел), в двадцати милях от Агры, где он укрепился, с твердостью ожидая врага. Но хитрый и тонкий факир, у которого не было недостатка в шпионах и людях, извещавших его обо всем, и который знал, что эта переправа очень трудна, осторожно воздержался от попытки прорваться там. Он расположился вблизи переправы, так что из лагеря Дары можно было видеть его палатки. Но что же он делает? Он вступает в переговоры с одним восставшим раджей по имени Шампат (Шемпет), делает ему большие подарки и обещает еще больше, если тот позволит пройти через его владения, чтобы быстрее достичь места, где, как он знал, легко переправиться через реку вброд. Шампат согласился и предложил свои услуги: показать ему дорогу через горы и леса своей страны. Аурангзеб снял лагерь в ту же ночь без всякого шума и, оставив несколько палаток, чтобы ввести Дару в заблуждение, шел день и ночь с такой поспешностью, что уже оказался по ту сторону реки, когда Дара мог получить об этом известие. Таким образом, последнему пришлось покинуть свои позиции на реке, бросить свои укрепления и двинуться вслед за неприятелем, который, как ему передали, шел форсированным маршем на Агру, чтобы добраться до реки Джамны и там без труда с удобством укрепиться, пользоваться водой, хорошо расположить свои силы и ждать Дару. Место, где он стал лагерем, лежало в пяти милях от Агры; некогда оно называлось Самугарх (Самонгер), а ныне — Фатеабад, что значит место победы. Немного времени спустя Дара тоже стал лагерем невдалеке на берегу той же реки, между Агрой и армией Аурангзеба.
Три-четыре дня обе армии стояли в виду друг друга, не вступая в бой. Между тем Шах-Джахан несколько раз писал Даре, что Сулейман-Шеку уже недалеко, чтобы он не торопился, чтобы он подошел к Агре, выбрал выгодную позицию и хорошо укрепился, поджидая Сулеймана; но Дара ему ответил, что не пройдет трех дней, как он приведет к нему Аурангзеба и Мурад-Бахша, скованных по рукам и ногам, чтобы он с ними поступил, как ему будет угодно, и, не ожидая дольше, он немедленно начал расставлять свою армию и подготовлять ее к бою [107] .
107
Второе сражение между войсками Дары и объединенной армией Аурангзеба и Мурад-Бахша произошло 29 мая 1658 г. у Самугарха к востоку от Агры.
Он приказал выстроить в первом ряду все пушки, связав их одну с другой цепями, чтобы преградить путь кавалерии. Позади пушек он выстроил большое количество легких верблюдов, привязав у них спереди маленькие орудия величиной в двойной мушкет (вроде того, как мы привязываем наши камнеметные машины к борту наших барок), так что человек, сидящий на спине верблюда, может заряжать и разряжать эти пушки, не спускаясь на землю. Позади этих верблюдов была расставлена большая часть мушкетеров. Из остальной армии, состоявшей преимущественно из кавалерии, вооруженной мечом, луком и колчаном, как обыкновенно вооружены моголы (т.е. в том смысле, как это теперь понимается, — белые люди, иностранцы магометанской веры, как персы, турки, арабы и узбеки), или вооруженной мечом и полупикой, какие носят обыкновенные раджпуты, — из всех этих воинов, говорю я, было создано три различных отряда. Правый фланг был поручен Калилулла-хану (Калил-улла-хану), командовавшему тридцатью тысячами моголов; он стал великим бакши, так сказать, главным начальником всей кавалерии, вместо Данешменд-хана, ставшего к тому времени моим агой. Данешменд добровольно отказался от этой должности, видя, что Дара его недолюбливал за то, что он всегда громко поддерживал против Дары интересы и авторитет Шах-Джахана, что у последнего не вызывало недовольства. Данешменд опасался, что если он не уйдет добровольно, то Дара отделается от него силой. Левый фланг был поручен Рустам-хану Дахни, очень известному и храброму начальнику, вместе с раджей Чхатрасал (Чатресал) и раджей Рама Сингх Ратхор (Рамсенгом-Рутле).
Аурангзеб и Мурад-Бахш со своей стороны расставили свою армию почти в таком же порядке; но среди войск некоторых эмиров, бывших на правом и на левом флангах, они спрятали несколько маленьких полевых пушек, что, говорят, было хитростью, придуманной Мир-Джумлой, и удалось недурно. Других военных хитростей не придумывали, разве что там и сям расставили метателей «банн», род гранат, привязанных к палочкам; их бросают издали в кавалерию, что очень пугает лошадей и иногда даже ранит их и убивает. Надо сказать правду, эта кавалерия обладает замечательной подвижностью и выпускает стрелы с необыкновенной быстротой; всадник успевает шесть раз выпустить стрелу, прежде чем мушкетер разрядит дважды свой мушкет. Держится эта кавалерия тесными рядами, по отрядам, под начальством отдельных командиров, особенно когда подходит время взяться за сабли, но в общем, как я укажу в дальнейшем, это неважное войско по сравнению с нашими хорошо снаряженными армиями.
Когда все войска были расставлены, с обеих сторон началась артиллерийская стрельба. У них обычно сражение начинают пушки. Затем стали летать стрелы, но вдруг начался такой проливной дождь, что битва приостановилась. Когда дождь перестал, снова загрохотали пушки, и тут появился Дара на великолепном цейлонском слоне. Он приказал начать атаку по всему фронту, сам он двигался посреди большого отряда кавалерии прямо на вражескую артиллерию, которая смело встретила его, убила вокруг него множество людей и вызвала замешательство не только в отряде, которым он командовал, но также и в других отрядах кавалерии, которые следовали за ним. Однако, когда армия увидела, что Дара по-прежнему сидит на слоне, не собирается отступать и с уверенностью смотрит вокруг себя, делая рукой знаки, чтобы все шли вперед и следовали за ним, — замешательство прошло. Каждый занял опять свое место в строю и продвигался вперед тем же шагом, что и он. Однако, прежде чем Дара вплотную подошел к неприятелю, его встретил второй залп артиллерии, который снова внес большой беспорядок в его ряды и заставил многих отступить. Дара, однако, не потерял присутствия духа, держался твердо, воодушевлял своих людей и все время рукой подавал им знак следовать за ним и двигаться вперед быстрее, не теряя времени. Решительно продвигаясь, он прорвал фронт артиллерии, сломал цепи и освободил от них пушки, вступил в лагерь и обратил в бегство и верблюдов, и пехоту, и все, что ему встретилось на пути, и проложил прекрасный путь для следовавшей за ним кавалерии. Тут-то загорелась ожесточенная схватка с вражеской кавалерией. Сначала с той и с другой стороны полетели тучи стрел; стрелял и сам Дара. Однако, сказать правду, все эти стрелы не производят особенного эффекта: в десять раз больше их теряется в воздухе и ломается о землю, чем попадает в цель. После первого залпа стрелами враги сближаются, и наконец дело доходит до сабель, ряды смешиваются, начинается рукопашный бой, все более ожесточенный с обеих сторон; Дара все также стоек на своем слоне, подбадривает, кричит и делает знаки во все стороны. Наконец он двигается вперед так решительно и смело, что опрокидывает неприятельскую кавалерию, заставляет ее отступить и обратиться в бегство.
Аурангзеб, находившийся недалеко оттуда тоже на слоне, увидев этот большой беспорядок, всеми силами старался поправить положение, но безуспешно. Он двинул отряд своей лучшей кавалерии, пытаясь остановить натиск Дары, но немного времени спустя и этот отряд был вынужден отступить в большом беспорядке, несмотря на все усилия Аурангзеба воспрепятствовать этому. Обратим, однако, внимание на его храбрость и решительность, он видел, что почти вся его армия в беспорядке и обращена в бегство, при нем оставалось не более тысячи человек, которые держались стойко (некоторые мне говорили, что едва ли их было пятьсот); он видел, что Дара, несмотря на затруднительность пути, неровного и изрезанного в разных местах рвами, собирается ринуться на него, — и все же он не потерял мужества и, далекий от страха и мысли об отступлении, держался стойко; называя по именам одного за другим своих лучших военачальников, сплотившихся вокруг него, он им крикнул: «Делиране!» Это все равно, что если бы сказать: «Бодритесь, мои добрые друзья». «Кода ге» (есть бог). Какую надежду сулит бегство? Разве вы не знаете, где наш Декан? «Кода ге, кода ге» (есть бог, есть бог). И дабы никто не усомнился в его решимости не бежать ни под каким видом, он приказал (странная крайность!) в присутствии их всех немедленно наложить цепи на ноги своего слона и привел бы свое приказание в исполнение, если бы они все не выказали своей решимости и храбрости.
Тем временем Дара действительно пытался двинуться на Аурангзеба, хотя он был еще довольно далеко и плохая дорога его очень задерживала, а возвышенности и долины были еще переполнены кавалерией, правда, находившейся в беспорядке, но все же способной на некоторое сопротивление; вместе с тем, только действуя таким образом, он мог обеспечить себе победу и решить исход битвы; он, несомненно, одолел бы все эти препятствия, и Аурангзеб, сохранивший около себя лишь небольшое количество людей, был не в состоянии выдержать напор этой победоносной армии. Но Дара не сумел воспользоваться своим преимуществом, и вот что ему помешало и было причиной спасения Аурангзеба.
Дара заметил, что его левый фланг в большом беспорядке; ему донесли, что Рустам-хан и Чхатрасал убиты, что Рама Сингх Ратхор слишком продвинулся вперед, прорвал неприятельские линии и проложил себе путь, но теперь окружен со всех сторон и находится в большой опасности, — все это заставило Дару отказаться от намерения идти прямо на Аурангзеба и двинуться на выручку левого фланга. Завязался очень упорный бой, но в конечном счете Дара победил, опрокидывая все перед собой и приводя врага в полное смятение; тем не менее он постоянно встречал кое-какое сопротивление, которое его задерживало. Между тем Рама Сингх Ратхор сражался с необычайным мужеством и отвагой; он ранил Мурад-Бахша и так близко подошел к нему, что начал разрезать подпруги у его слона, чтобы сбросить его на землю. Но доблесть и счастье Мурад-Бахша не дали тому времени исполнить свое намерение, никогда человек так храбро не сражался, как Мурад-Бахш в этот день. Раненный и теснимый раджпутами Рама Сингх Ратхора, которые с остервенением нападали на него, он нисколько не испугался, не отступил ни на шаг и сумел так ловко воспользоваться благоприятным моментом, что, хотя ему приходилось прикрывать щитом своего сына семи или восьми лет, которого он держал на седле рядом с собой, он поразил стрелой Рама Сингх Ратхора, и тот упал мертвым на землю.
Дара очень скоро узнал эту роковую весть; но в то же время ему сообщили, что Мурад-Бахш в большой опасности; раджпуты разъярились и сражаются, как львы, чтобы отомстить за смерть своего господина; и хотя он убедился, что с этой стороны дорога очень трудна, а по пути постоянно встречаются небольшие отряды, которые оказывают ему сопротивление и задерживают его, он все же решил двинуться на Мурад-Бахша; и это было наилучшим планом, которым можно было поправить ошибку, что он раньше не пошел на Аурангзеба, но его несчастная судьба или, скорее, самая черная измена, какую только можно себе представить, и самая большая оплошность, какая когда-либо имела место, были причиной гибели и полного разгрома Дары.
В то время как Дара и левое крыло армии так упорно и даже так удачно дрались, Калилулла-хан, командовавший на правом фланге тридцатью тысячами моголов, которые одни, без посторонней помощи могли бы разгромить всю армию Аурангзеба, держался в отдалении со скрещенными руками, как будто не участвуя в битве, и не позволял никому из своих всадников пустить хоть одну стрелу под предлогом, что они являются резервным корпусом и что у него имеется приказ вступить в бой только в крайнем случае. Но действительной причиной, которую он скрывал в своем сердце, было старое оскорбление, нанесенное ему Дарой, который приказал дать ему несколько ударов бабушами (это обувь монголов). Впрочем, его измена не имела бы большого значения, если бы негодяй ограничился этим единственным проявлением своего озлобления, Дара все же вышел бы победителем из битвы. Но вот до чего дошла его ярость и жажда мести: он отделился от своего главного отряда и в сопровождении немногочисленной свиты поскакал во весь опор к Даре; в то время, когда тот уже собирался устремиться на Мурад-Бахша, он закричал ему изо всех сил, как только оказался от него на расстоянии человеческого голоса «Мобарекбад!» (да будет Вам благо). «Хазарет, Саламет!» (да будет Ваше Величество цело и невредимо, Вы одержали победу), «Эль хамдуль елла!» «Но боже мой, что Вы делаете, сидя на своем слоне? Разве уже недостаточно, что Вы столь долгое время рисковали своей жизнью? Если бы хотя один из выстрелов, попавший в Ваш балдахин, попал бы в Вас самих, что бы мы теперь делали? Мало ли изменников в этой армии? Во имя бога, слезайте и садитесь поскорей на коня. Ведь остается только преследовать этих беглецов. Так не допустим же, чтобы они от нас ускользнули».