История последних политических переворотов в государстве Великого Могола
Шрифт:
Другие же уверяли меня, будто все это неправда, письмо же, которое Аурангзеб всем показывал, было лишь средством пустить пыль в глаза народу и попыткой кое-как оправдаться в столь странных поступках, свалив вину за них на Шах-Джахана и Дару, словно это они принудили его поступить таким образом. Это все такие дела, которые очень затруднительно выяснить до конца. Как бы то ни было, как только увидели, что Шах-Джахан заперт, почти всем эмирам пришлось отправиться на поклон к Аурангзебу и Мурад-Бахшу, и, что почти невероятно, не оказалось ни одного, который имел бы мужество удержаться от этого или предпринять что-либо в пользу своего государя, в пользу того, кто сделал их тем, чем они были, кто извлек их из грязи, быть может, даже из рабства, как это часто бывает при этом дворе, чтобы возвести их на вершину богатств и почестей. Правда, некоторые из них, как например Данешменд-хан и другие, не примкнули ни к одной из партий, но все прочие перешли на сторону Аурангзеба.
Надо, однако, заметить мимоходом, как я уже говорил, что они были к этому принуждены; положение в Индии отлично от Франции и других христианских государств, где вельможи имеют собственные большие поместья, дающие значительный доход, который обеспечивает им возможность существовать некоторое время на свои средства. Там они имеют только пенсии, как я уже отмечал, и государь может отнять их во всякое время, а тогда они сразу обращаются в ничтожество, с ними перестают считаться, как будто их никогда не было, и они не смогут получить взаймы ни одного червонца.
Обезопасив себя таким образом от Шах-Джахана и всех эмиров, Аурангзеб забрал деньги из казначейства, сколько понадобилось, и затем, оставив своего дядю Шаиста-хана губернатором города, отправился с Мурад-Бахшем в погоню за Дарой.
В тот день, когда армия должна была выйти из Агры, личные друзья Мурад-Бахша, и в особенности его евнух Шах-Аббас, которые знали, что излишняя любезность и предупредительность являются обыкновенно признаком обмана, посоветовали ему, поскольку он государь и все зовут его величеством и сам Аурангзеб признает его за такового, предоставить Аурангзебу одному преследовать Дару, самому же со своим войском остаться около Агры и Дели. Если бы он последовал этому совету, несомненно, что он поверг бы в немалое затруднение Аурангзеба; но надо же было, чтобы он им пренебрег; Аурангзебу слишком везет: Мурад-Бахш всецело доверяет его обещаниям и клятвам верности, которыми они обменялись на Коране; они двинулись вместе и вместе пошли на Дели.
Когда они прибыли в Матхуру (Матуру), — что в 3-4 коротких дневных переходах от Агры, — друзья Мурад-Бахша, которые замечали кое-что, снова попытались подействовать на него, уверяя, что Аурангзеб таит дурные намерения и что, без сомнения, затевается что-то недоброе; они сказали ему, что их предупреждали об этом со всех сторон и что в этот день он ни под каким видом не должен навещать Аурангзеба в его палатке. Лучше всего было бы предупредить удар как можно скорее: достаточно в этот день воздержаться от посещения под предлогом нездоровья; тогда Аурангзеб не преминет навестить его и по обыкновению приведет с собой только немного народу. Но сколько ему ни говорили, он ничему не верил, уши его были глухи ко всем добрым советам, которые ему давали, и как бы для выражения своей радости по поводу дружбы с Аурангзебом он в тот же вечер все-таки отправился к нему и остался с ним ужинать. Как только он прибыл, Аурангзеб, поджидавший его и все приготовивший вместе с Мир-ханом (Минканом) и тремя-четырьмя из наиболее преданных ему военачальников, обнял его и удвоил свои ласки, любезности и выражения почтения до того, что провел платком по его лицу, стирая с него пыль и пот, все время титулуя его государем и величеством. Тем временем подают ужин, едят, беседа оживляется, говорят, как обыкновенно, о всяких вещах, под конец же приносят большую бутылку превосходного ширазского вина и несколько других кабульского вина, чтобы начать пьянство; тогда Аурангзеб, который держится серьезно и прикидывается ревностным магометанином, исполняющим закон, весело встает из-за стола и, любезно пригласив Мурад-Бахша веселиться с Мир-ханом и другими командирами, которые все тут были наготове, тихо удаляется, как бы на покой. Мурад-Бахш, который любил выпить и которому вино понравилось, хлебнул не в меру. Словом, он напился, после чего заснул. Этого только и требовалось; бывших с ним слуг немедленно удалили, как бы для того, чтобы дать ему вволю выспаться, затем отняли у него саблю и кинжал. Аурангзеб вскоре сам пришел его разбудить; он вошел в комнату, грубо толкнул его ногой, а когда тот стал открывать глаза, произнес краткое и удивительное увещевание: «Что это такое? Какой стыд и позор! Государь не имеет достаточно выдержки и так напивается. Что скажут обо мне и о тебе? Уберите отсюда этого гнусного пьяницу, свяжите его по рукам и ногам и держите взаперти, пока он не протрезвится». Сказано — сделано; напрасно Мурад-Бахш кричит, напрасно зовет: пять-шесть человек набрасываются на него и надевают цепи на руки и на ноги. Этого нельзя было сделать так, чтобы об этом не узнали некоторые из его людей, находившиеся вблизи. Они подняли шум и пытались насильно войти, но один из его главных военачальников и командующий его артиллерией, Аллах-кули, давно подкупленный, пригрозил им и заставил их удалиться. Немедленно разослали по всей армии людей, чтобы успокоить первый порыв, который мог быть опасен; они уверяли, что ничего не случилось, что они были при этом; Мурад-Бахш напился и начал поносить всех, даже самого Аурангзеба; в таком виде — пьяного и рассвирепевшего — его пришлось запереть; завтра утром, когда он протрезвится, он выйдет. Тем временем всю ночь посылались подарки главным командирам и прочим офицерам армии; немедленно увеличили их жалованье; надавали им много обещаний, и так как давно уже все ожидали, что случится нечто подобное, то неудивительно, что назавтра все почти успокоились, а в следующую ночь бедного принца заперли в «эмбари» — нечто вроде маленького закрытого домика, который ставят на слона, чтобы перевозить женщин, — и отвезли прямо в Дели в Салимгер (Слимгер), небольшую старую крепость посреди реки.
Когда, таким образом, все успокоились, за исключением евнуха Шах-Аббаса, который был очень удручен, Аурангзеб принял всю армию Мурад-Бахша к себе на службу и последовал за Дарой, который большими переходами двигался к Лахору (Лагору) с целью хорошо укрепиться там и привлечь туда своих сторонников. Но Аурангзеб преследовал его с такой быстротой, что он не успел ничего предпринять и был вынужден отступать дальше и двинулся на Мултан; но и тут он не сумел предпринять ничего серьезного, так как Аурангзеб, несмотря на сильную жару, шел днем и ночью; он до того спешил, что иногда для ободрения войска шел почти один на два-три лье впереди всех, причем ему нередко приходилось наравне со всеми пить скверную воду, довольствоваться куском черствого хлеба и спать под деревом, поджидая среди дороги свою армию и подложив под голову щит, как это делают простые солдаты. Вследствие такой быстроты преследования Дара был вынужден покинуть также и Мултан, чтобы не встретиться с Аурангзебом, которому он не в состоянии был оказать сопротивление. Тут местные политики высказывали различные соображения; так, например, говорили, что, если бы Дара, уходя из Лахора, укрылся в Кабульском королевстве, как ему советовали, то он нашел бы там десять тысяч воинов, предназначенных против афганцев, персов и узбеков и для охраны страны, губернатором которой был Махабат-хан, один из самых старых и могущественных эмиров Индостана, который никогда не был расположен к Аурангзебу; кроме того, Дара оказался бы у самых ворот Персии и Узбекистана; весьма вероятно, что, поскольку у него были деньги, все войско и сам Махабат-хан стали бы на его сторону, и он мог бы получить помощь не только из Узбекистана, но и из Персии, как в свое время Хумаюн, которого персы восстановили на троне, отнятом у него Шер-ханом Сур, королем патанов. Но Дару слишком преследовало несчастье, чтобы он мог послушаться доброго совета. Вместо этого он отправился в Синд и бросился в крепость Бхаккар (Татабакар), сильное и знаменитое укрепление посредине реки Инд.
Аурангзеб, увидев, что он направился по этому пути, не нашел нужным следовать за ним дальше, обрадованный, что он не избрал дороги на Кабул. Он довольствовался тем, что послал следом за ним семь или восемь тысяч человек под начальством своего молочного брата Мир-Бабы, и, круто повернув, с той же быстротой пошел назад, опасаясь, как бы не случилось чего в Агре. Он боялся, что некоторые из могущественных раджей, как Джай Сингх или Джасвант Сингх, попытаются освободить Шах-Джахана из заточения, или Сулейман-Шеку сойдет с гор вместе со сринагарским раджей, или наконец, Султан-Шуджа слишком близко подойдет к Агре. И вот что приключилось с ним в это время из-за того, что он слишком поторопился.
Возвращаясь из Мултана в Лахор и передвигаясь с обычной быстротой, он увидел шедшего ему навстречу раджу Джай Сингха в сопровождении четырех или пяти тысяч раджпутов, причем все они были хорошо вооружены; Аурангзеб, который шел, оставив армию позади себя, знал, что этот раджа очень предан Шах-Джахану; он испугался, как бы раджа не воспользовался этим случаем и не произвел государственного переворота, схватив его и освободив из заточения Шах-Джахана; а в ту минуту это было чрезвычайно легко сделать. В сущности неизвестно, не было ли у раджи подобного намерения, так как он шел с такой исключительной скоростью, что Аурангзеб не имел о нем никаких известий и полагал, что он еще в Дели. Но что значит твердость и присутствие духа! Аурангзеб направился, не волнуясь и без всякого смущения, прямо к радже и издалека, как только его увидел, подал ему знак рукой, чтобы он скорее приблизился, крикнув: «Саламет башед раджа-джи, Саламет башед баба-джи!», называя его господином раджей и отцом. Когда раджа приблизился, он сказал ему: «Я ждал тебя с нетерпением. Все кончено, Дара погиб, он остался совсем один, я послал за ним следом Мир-Бабу; он ускользнуть не может», — и, проявляя исключительную любезность, он снял с себя жемчужное ожерелье и надел его на шею радже. Желая отделаться от него поскорее, но притом как можно более милостиво (Аурангзебу хотелось, чтобы он был подальше), он сказал ему: «Ступай, раджа, как можно скорее в Лахор, моя армия устала. Иди быстрее и жди меня там; боюсь, чтобы там чего не случилось; назначаю тебя правителем города, передаю тебе все в руки; я очень обязан тебе за все, что ты сделал с Сулейман-Шеку; где ты оставил Дилир-хана? Я сумею ему отомстить. Торопись, Саламет-Башест. Прощай».
Прибыв в Бхаккар, Дара назначил комендантом крепости очень толкового, храброго и доблестного евнуха, оставил прекрасный гарнизон из патанов и сайедов и большое количество артиллеристов-«франги»: португальцев, англичан, французов и немцев, которые примкнули к нему, соблазнившись его великими обещаниями, так как, если бы дела его пошли удачно и он сделался бы государем, мы, «франги», сколько нас ни было, стали бы эмирами. Он оставил там и большую часть своей казны; у него пока не было недостатка ни в золоте, ни в серебре; сам же он, пробыв там лишь несколько дней, спустился с двумя или тремя тысячами человек вниз по Инду в Синд и невероятно быстро пересек все владения раджи Кача, добрался до Гуджарата и прибыл к воротам Ахмадабада. Комендантом там был тесть Аурангзеба Шах-Наваз-хан с прекрасным гарнизоном, вполне способным к сопротивлению. Однако, потому ли, что он был захвачен врасплох, потому ли, что у него не хватало мужества (ибо, хотя он происходил из старинного рода правителей Маската, его нельзя было назвать настоящим военным: он скорее был человеком, преданным удовольствиям, очень любезным и вежливым), он не стал сопротивляться; напротив, он принял Дару с большим почетом и сумел в дальнейшем обращаться с ним так ловко, что Дара по своей наивности ему доверился, сообщал ему свои планы и даже показал письма, полученные им от раджи Джасвант Сингха и многих других из своих друзей, собиравшихся прибыть к нему. Между тем было несомненно, как все ему и говорили, а друзья даже писали, что Шах-Наваз-хан неминуемо предаст его.
Никто не мог быть удивлен более, чем Аурангзеб, когда узнал, что Дара в Ахмадабаде, так как он знал, что у него есть деньги и что все его друзья и все недовольные, которых было множество, не преминут присоединиться к нему. Он считал небезопасным идти туда против него, так сильно удалиться от Агры и Шах-Джахана и попасть в лабиринт владений раджей, всяких Джасвант Сингхов, Джай Сингхов и других, живущих в этих областях; кроме того, он узнал, что Султан-Шуджа идет с большой армией, что он уже у Аллахабада, а сринагарский раджа собирается спуститься с гор вместе с Сулейман-Шеку. Таким образом, он оказался снова в большом затруднении и не знал, в какую сторону направиться. Наконец он решил, что лучше всего будет оставить пока Дару с Шах-Наваз-ханом в покое и обратиться к самому неотложному, т.е. к Султан-Шудже, который уже переправился у Аллахабада через Ганг.
Султан-Шуджа расположился лагерем у маленького села, именуемого Каджуа, и очень кстати занял большой талаб — пруд, лежавший на дороге; Аурангзеб расположился в полутора лье от него, на берегу небольшого потока, со стороны Агры. Между армиями лежала прекрасная равнина, вполне подходящая для битвы. Едва Аурангзеб прибыл, как на следующий же день, торопясь покончить с этой войной, он пошел на Шуджу, оставив свой обоз по ту сторону потока [109] . Усилия, которые он делал, чтобы одолеть Шуджу, были просто невероятны; Мир-Джумла, былой пленник Декана, присоединился к нему с силами, которые собрал; бегство несчастного Дары освободило его жену и детей из плена, и его заключение не было больше нужно для обеспечения замыслов Аурангзеба; он показал всю свою силу, доблесть и ловкость; но так как Султан-Шуджа прекрасно укрепился и обладал довольно хорошей артиллерией, притом удачно расставленной, то Аурангзеб был не в состоянии прорвать фронт или заставить его отступить от воды; напротив, он сам был вынужден несколько раз отступать, так силен был отпор. Этим он был поставлен в большое затруднение. Султан-Шуджа не хотел ни продвигаться слишком далеко в глубь равнины, ни удаляться от выгодной позиции, которую занимал, предполагая лишь защищаться, что было очень благоразумно; он предвидел, что Аурангзеб не сможет долго там оставаться и ввиду сильной жары будет обязательно вынужден вернуться за водой назад к потоку; тут-то и будет своевременно ударить ему в тыл; Аурангзеб, конечно, тоже это предвидел и очень торопился, но тут появилось новое затруднение.
109
Сражение между войсками Султан-Шуджи и Аурангзеба произошло 5 января 1659 г. при Каджуа.