История последних политических переворотов в государстве Великого Могола

Бернье Франсуа

Если бы даже мне пришлось прожить сотни лет, то и тогда вряд ли я забыл бы об этих солнечных затмениях. Одно я видел во Франции в 1654 г., а другое — в Дели, в Индии, если память мне не изменяет, в 1666 г. Первое затмение представляется мне весьма примечательным по тому детскому легковерию, которое проявляло наше простонародье, по тому паническому страху, который его тогда охватил. Страх был так силен, что некоторые покупали лекарства, думая, что они защитят их от солнечного затмения; некоторые наглухо запирались в комнатах, не давали проникать туда свету или прятались в темных погребах; другие толпами устремлялись в церкви, причем одни боялись влияния злого, опасного духа, а другие верили, что настал последний день и что затмение перевернет весь мир наизнанку. Здесь нисколько не помогало все, что говорили Гассенди, Роберваль [129] и разные другие известные астрономы и философы, которые доказывали, что это затмение похоже на целый ряд других, происходивших раньше и не причинивших никакого зла, что это — явление известное, уже заранее предвиденное, не заключающее в себе ничего необычного и что с ним не связано ничего такого, о чем говорят лживые выдумки шарлатанов.

129

Жилль де Роберваль (1602-1675) — выдающийся французский математик.

Солнечное затмение, которое я видел в Дели, тоже навсегда запомнилось мне вследствие смешных заблуждений и странных суеверий индийцев. К тому времени, когда надо было его ожидать, я поднялся на террасу моего дома, находившегося на берегу Джамны. Оттуда я увидел, что оба берега реки почти на расстоянии целого лье усеяны индусами, или язычниками, которые стояли по пояс в воде, устремив глаза к небу и ожидая начала затмения, для того чтобы в тот же момент окунуться и вымыться. Маленькие мальчики и девочки были совершенно голые, у мужчин были только повязки на бедрах, а замужние женщины и девочки шести-семи лет были покрыты только простыней. Люди знатные и богатые, например раджи (индусские суверенные князья), состоящие обычно на службе и на жалованье у государя, серрафы, или менялы, банкиры, ювелиры и прочие богатые купцы подходили с другой стороны реки вместе со своими семьями. Раскинув палатки, они погружали в реку канаты, нечто вроде ширм, предназначенных для их церемоний, и совершали омовение вместе со своими женами, так что их никто не видел. Как только эти идолопоклонники увидели, что затмение солнца началось, они подняли громкий крик и несколько раз подряд окунулись в воду. После этого они стояли в реке, подняв глаза и руки к солнцу, и набожно бормотали молитвы; от поры до времени забирая руками воду, они брызгали ею по направлению к солнцу, низко наклоняя головы, и делали руками разные движения. Они продолжали окунаться, молиться и кривляться, пока не окончилось затмение. Тогда они стали выходить из реки, бросая перед собой серебряные монеты в воду и раздавая милостыню брахманам (браминам), которые, конечно, присутствовали при этой церемонии. Я заметил, что все, выходя из воды, надевали новую одежду, которая уже заранее была аккуратно сложена на песке, а некоторые, особенно набожные, оставляли свою старую одежду в подарок брахманам.

Так наблюдал я с моей террасы торжественное празднование солнечного затмения, которое таким же образом совершалось в Инде, в Ганге и в других реках и в талабах, или индийских озерах, а в особенности в Танесваре (Танаизере), который в таких случаях вмещает по сто пятьдесят тысяч человек, собирающихся со всех концов империи. Его вода считается в день затмения более священной, чем все прочие.

Великий Могол, хотя он и является магометанином, однако разрешает индусам соблюдать эти старые суеверные обряды, не желая или не решаясь стеснять их в свободном исповедании религии. К тому же это делается не без того, чтобы депутация от брахманов преподнесла падишаху лек рупий, т.е. сто тысяч рупий, что составляет около пятидесяти тысяч экю. Взамен он им дарит только несколько курток и какого-нибудь старого слона.

А теперь Вы увидите, какие солидные доводы приводят они в защиту этого праздника и обрядов, совершаемых во время затмения.

Мы имеем, говорят они, четыре Веды, т.е. четыре книги законов, священные божественные книги, данные нам богом через посредство Брахмы. Эти книги учат, что некий деута, который является каким-то божеством в телесной оболочке, чрезвычайно злобным и завистливым, очень черным, очень мрачным и до крайности нечистоплотным (это их собственные выражения), овладевает солнцем и делает его черным, как чернила, загаживает и затемняет его. Солнце, которое тоже божество (деута), но весьма благодетельное и совершенное, чувствует себя в это время чрезвычайно плохо и переживает томительную тоску от того, что находится во власти этого мерзкого, грязного существа, которое загаживает его. Пытаться освободить солнце из такого жалкого состояния является долгом каждого; это может быть достигнуто только при помощи молитв, омовений и раздачи милостыни. Все эти действия имеют чрезвычайно большое значение во время затмения: милостыня, данная в это время, имеет во сто раз больше ценности, чем если ее дают в другое время; и кто же, спрашивают они, отказался бы от прибыли в сто процентов?

Вот, милостивый государь, два солнечных затмения, которые я вряд ли когда забуду. Они побуждают меня рассказать о других странностях индусов, относительно коих Вы можете сделать те выводы, какие Вам будет угодно.

В городе Джаганнагхе, расположенном на берегу Бенгальского залива, находится знаменитый храм идола того же наименования. Там ежегодно происходит праздник, который, если память мне не изменяет, продолжается от восьми до десяти дней. На этот праздник собирается невероятная толпа народу, как собирались в древние времена в храме Амона и как это в настоящее время бывает в городе Мекке. Говорят, что там собирается более ста пятидесяти тысяч человек. Сооружается огромная деревянная машина (я видел нечто вроде этого в некоторых других местах Индии) с целым множеством причудливых фигур, напоминающих наши изображения чудовищ с двумя головами, с телом наполовину человеческим, наполовину — животного, огромные, ужасного вида головы сатира и дьявола. Машина стоит на четырнадцати или шестнадцати колесах, вроде тех, какие бывают на лафетах у пушек; ее тащат пятьдесят-шестьдесят человек. Посредине, на видном месте, стоит идол Джаганнатх, богато разодетый, пышно украшенный, и его возят из одного храма в другой.

В первый день, когда идола торжественно показывают в храме, там собирается такая огромная толпа и происходит такая давка, что не бывает года, чтобы некоторые из этих несчастных паломников, утомленных долгим путешествием, не были задушены. При этом все благословляют их судьбу и считают, что им выпала великая честь умереть в такой священной обстановке. А когда эта дьявольская колесница совершает свой переезд, находятся люди (я это не выдумываю), настолько безумные и суеверные, что они бросаются на землю под тяжелые колеса, которые давят их. По их мнению, нет деяния более героического и почетного, чем такое самопожертвование. Они верят, что Джаганнатх немедленно примет их к себе в качестве детей и возродит их к новой жизни, которая принесет им счастье и высокое положение.

Брахманы поощряют эти грубые заблуждения и суеверия ради своих выгод и частных интересов. Я хочу сказать, что они делают это, чтобы получать милостыню и пользоваться уважением как лица, посвященные в великие таинства. Они доходят до такого отвратительного обмана и гнусности, что я не поверил бы, если бы не мог до конца убедиться в этом. Эти мошенники выбирают красивую девушку, которая (как они говорят и как они заставляют верить этот идиотский невежественный народ) становится невестой Джаганнатха. Вместе с идолом ее торжественно перевозят в храм. Там ее оставляют на всю ночь, причем внушают ей, что Джаганнатх явится и будет спать с ней. Ей поручается спросить бога, будет ли год плодородным и какие процессии, праздники, молитвы, а также какую милостыню требует он за свои благодеяния. Ночью один из этих обманщиков входит в храм через узкую дверцу в задней стене, тешится с ничего не подозревающей девицей, убеждает ее во всем, что ему нужно, и на следующее утро, когда из этого храма в другой ее везут в триумфальной колеснице рядом с Джаганнатхом как его супругу, она по требованию брахманов громко возвещает народу как подлинные слова самого Джаганнатха все, что ей наговорили эти обманщики.

Но разрешите рассказать Вам про безумства другого рода.

Перед колесницей, а также в деурах, или храмах идолов, в эти праздничные дни танцуют публичные женщины и показывают разные неприличные и странные позы. Тем не менее брахманы считают все это вполне совместимым с их религией. Я был свидетелем того, как эти женщины, славящиеся не только красотой, но и большой сдержанностью, не соглашались принимать ценные подарки от магометан, христиан и даже чужеземцев-язычников, потому что считали себя посвященными исключительно храму и его служителям — брахманам и факирам, которые обычно сидят на пепле вокруг храма. Некоторые из них сидят совершенно голыми, с распущенными волосами, так что могут сойти за мегер; позы их я потом опишу. Но не будем сейчас останавливаться на этих безумствах.

Столь многие путешественники рассказывают о самосжигании женщин в Индии, что, пожалуй, этому наконец поверят. Я со своей стороны тоже хочу написать об этом, но должен предварительно заметить, что рассказы на этот счет преувеличены и что женщины сжигают себя не так часто, как в прежнее время. Магометане, управляющие теперь страной, — противники этого варварского обычая и стараются по возможности препятствовать его исполнению. Правда, они не запретили его окончательно, потому что, опасаясь бунтов, они предоставляют свободу вероисповедания идолопоклонническому населению, которое по своей численности значительно превосходит их. Но они препятствуют косвенным образом: женщины, желающие сжечь себя, должны испросить разрешения у губернаторов провинции, а он никогда не даст разрешения, пока не испробует всех мер кротости и не убедится, что ее нельзя отговорить от этого безумного намерения. Губернатор вызывает вдову к себе, делает ей внушение и заманчивые предложения, иногда отправляет ее к своим женщинам. Несмотря на эти препятствия, случаи самосожжения бывают довольно часто, в особенности на территории раджей, где нет магометанских губернаторов. Я не стану рассказывать Вам о всех женщинах, которых сжигали на моих глазах. Это было бы слишком долго и скучно. Я приведу только два-три примера, по которым Вы сможете судить об остальных случаях. Но сначала я расскажу историю одной женщины, к которой меня посылали, для того чтобы отговорить ее от столь ужасного намерения.

Один из моих друзей по имени Бендидас, главный писец моего ага, Данешменд-хана, умер от изнурительной лихорадки, от которой я лечил его в течение более двух лет. Жена его решила немедленно сжечь себя вместе с телом мужа. Но ее родные, по распоряжению моего ага, у которого они состояли на службе, пытались ее отговорить. Они указывали ей, что хотя она приняла благородное и похвальное решение, которое делает великую честь семье и было бы для нее огромным счастьем, однако ей следует принять во внимание, что у нее малолетние дети и что ей нельзя покидать их; попечение об их благополучии и привязанность к ним должны взять верх над ее любовью к мужу и стремлением получить личное удовлетворение. Родные ничего не добились своими доводами, и тогда им пришла в голову мысль попросить меня посетить вдову, как будто бы по поручению ага и в качестве старого друга семьи. Я согласился, и когда вошел в помещение, то увидел настоящий шабаш ведьм: семь или восемь старух ужасного вида и четверо или пятеро старых брахманов стояли вокруг тела крайне возбужденные и по очереди издавали дикие звуки и сильно били в ладоши. Вдова сидела у ног своего покойного супруга. Волосы ее были распущены, лицо бледно, но глаза были без слез и сверкали, когда она кричала и вместе с остальными от поры до времени била в ладоши.