История православия

Кукушкин Леонид

Успенский собор (1475–1479) Московского Кремля.

Исторически – главный храм России, в котором венчались на царство все русские цари

По этому поводу интересен разговор Петра со своими сановниками о делах отца. Государь спросил об этом у князя Долгорукого, который не боялся спорить с царем в Сенате, и князь ответил так: «На вопрос твой нельзя ответить кратко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном ты больше заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом – твой отец. Три главных дела у царей: первое – внутренняя расправа и правосудие. Для этого у твоего отца было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом твой отец больше тебя сделал.

Успенский собор Московского Кремля.

Фреска над входом

Но когда ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да и пора уж тебе о том подумать. Другое дело – военное. Этим делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показан, но после него неразумные люди все его начинания расстроили, так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако еще не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны (Северной) прямо нам это покажет.

Третье дело – устройство флота, внешние союзы, отношение к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принес и себе чести заслужил,

нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься». О характере реформаторской деятельности Петра Ключевский пишет так: «Петр был честный и искренний человек, строгий и взыскательный к себе, справедливый и доброжелательный к другим, но по направлению своей деятельности он больше привык обращаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а поэтому и с людьми обращался, как с рабочими орудиями, умел пользоваться ими, быстро угадывал, кто на что годен, но не умел и не любил входить в их положение, беречь их силы, не отличался нравственной отзывчивостью своего отца… Петр был великий хозяин, всего лучше понимавший экономические интересы, всего более чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева – сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижный хозяин – чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой». К церковным реформам Петр подходил с осторожностью, понимая, что в этом важнейшем для России деле рубить с плеча опасно. Тем не менее, положение духовенства при Петре заметно ухудшилось. Началось это с учреждения монастырского Приказа и утверждения законодательства о монастырях. На монахов Петр смотрел как на людей, которые «поедают чужие труды» и распространяют «забобоны, ереси и суеверия»; отсюда указы о сокращении числа монастырей и живущих в них монахов. Еще с 1701 г. монастырский Приказ начал перепись, после чего было распоряжение штаты не увеличивать, а постригать монахов только на свободные места. Новые монастыри Петр поставил в новой столице; при нем возникла Александро-Невская лавра, куда из Владимира были перенесены мощи святого князя. В лавру были набраны ученые монахи; Петр старался этот пример перенести на другие монастыри, издав указ: «Во всех монастырях Российской империи, переписав молодых ниже 30 лет монахов, собрать их для учения в славяно-латинские школы». Положение церквей и белого духовенства было еще печальнее – для улучшения их материального положения правительство предприняло заметное сокращение числа церквей и церковнослужителей. Угодья церквей были обложены оброком. Неудивительно, что при таком жалком положении Церкви усиливался раскол; Петр терпел раскольников при условии, чтобы они были добрыми гражданами государства – он объявил выгорецким раскольникам, что позволяет им молиться по-старому, если они добросовестно будут трудиться на металлургических предприятиях. Однако стать законопослушными членами общества были согласны лишь немногие староверы – большинство продолжало пророчествовать о приходе антихриста и конце света, устраивать массовые самосожжения, толпами бежать в леса и пустыни, лишая государство необходимых рабочих рук и отказываясь от воинской повинности. Петр решил переменить тон общения с раскольниками; для общения со староверами им был выбран игумен Переяславского Никольского монастыря Питирим, который сам ранее был раскольником и потому хорошо знал эту среду. Им был устроен диспут с учителями керженцев дьяконами Варсонофием и Александром, после чего расколоучители и многие их ученики присоединились к православной Церкви. Диспут был записан и отпечатан в виде книжки под названием «Пращица», которая была разослана по церквам и общинам староверов. Для искоренения подобных явлений необходимо было наладить духовное просвещение, Петр это хорошо понимал, и потому всячески опекал церковные учебные заведения. Так, он переименовал Киево-Могилянский коллегиум в академию, равную по привилегиям «иным академиям иных государствах иноземных», а ведущим преподавателям назначил царское жалование, хотя и весьма скромное. Ученики академии в царской грамоте названы студентами; они не должны были подчиняться никому, кроме своего непосредственного начальства. Стефан Яворский, учившийся на Западе, сочувствовал этим преобразованиям царя и устроил Московскую академию по образцу Киево-Могилянской. Главная церковная реформа, проведенная Петром, касалась замены патриаршества на Святейший Синод. Царь вряд ли действовал бы в этом деле так уверенно, если бы не главный вдохновитель реформы Феофан Прокопович, составивший «Духовный регламент», где наметил основные положения реформы. В 1720 г. был созван Собор высших иерархов Русской Церкви; председательствовал на соборе Петр. Было решено предложить управление Церковью коллегии пастырей, собору, а патриаршество упразднить. Целесообразность этого акта оправдывалась следующим образом: 1) Тогда как правление одного лица могут прерываться его болезнью или смертью, собор ведет свои дела безостановочно; 2) решать сложные проблемы легче собору, чем одному лицу; 3) государственной власти труднее будет влиять на решение собора, чем на решение одного лица. Эти причины не лишены лукавства – в действительности Петр был намерен превратить собор – синод в одно из многочисленных государственных учреждений – коллегий и командовать им по своему усмотрению. Собор был назван духовной коллегией, а затем «Святейшим Правительствующим Всероссийским Синодом». Незадолго до реформы Петр высказался достаточно откровенно: «Богу изволившу исправлять мне гражданство и духовенство, я им обое – государь и патриарх. Они забыли, что в самой древности сие было совокупно». А Феофан в одном из своих писем говорит: «Царь всему духовному чину есть судья и повелитель, а они, всякий чин, и сам патриарх, царю подвластны и подсудны, как прочие подданные». Таковы идейные предпосылки реформы церковного управления, предпринятой Петром и Феофаном. Правда еще в 1711 г. Лейбниц предложил Петру проект девяти коллегий, где фигурирует коллегия по делам религии. После трагического процесса 1718 г. над царевичем Алексеем и роли в нем местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского, защищавшего царевича, у Петра появилась дерзкая мысль – учредить коллегию для дел церковных наподобие государственных коллегий – министерств. До собора 1720 г. планы государя держались в строжайшей тайне от Церкви и ее иерархов. В первоначальном варианте «Регламента» были написаны слова недвусмысленно протестантского толка о том, что в духовной коллегии кроме лиц духовных будут также «лица мирского чина, честные и благоразумные». Перед открытием новой государственной коллегии были опубликованы манифест и присяга. В манифесте Петр прямо заявляет о своем праве исправлять «нестроения чина духовного» на тех же основаниях, что и чина воинского и гражданского, не упоминая об обещании действовать через церковные соборы. Кроме государя духовная коллегия должна быть, как и прочие коллегии, подчинена Сенату. Это впоследствии послужило причиной борьбы Синода с Сенатом за свои права. Еще более оскорбительно звучит присяга для членов духовной коллегии. Члены коллегии обязуются в этой присяге верно служить членам царской династии, соблюдая интересы государства, а также «благовременно объявлять», иначе говоря, доносить «об ущербе интересов Его Величества, о вреде и убытках».

Эта позорная присяга просуществовала почти два столетия, пока в 1901 г. Победоносцев не получил согласия Николая II ее отменить.

14 февраля 1721 г. было назначено торжество открытия новой государственной коллегии. В Троицком соборе был отслужен молебен, после чего началось первое заседание. Удовлетворенный послушностью иерархов, Петр великодушно согласился рассмотреть некоторые их замечания. Так, например, здесь же духовная коллегия была переименована в Святейший Правительствующий Синод. Петр по просьбе собравшихся исключил из ведения Сената и иностранной коллегии прежние полномочия, касавшиеся религиозных дел, и передал их в ведение Синода, так что Синод добился признания его равным в делах духовных с Сенатом. Правда, Петр, отлучаясь из столицы, распорядился, чтобы важные дела Синод решал совместно с Сенатом. Теперь перед Петром и Феофаном стала задача получить благословение восточных патриархов своим действиям по созданию Синода. Кстати, уже на первом заседании Синода возник вопрос – нужно ли поминать на литургиях имена четырех восточных патриархов, как это всегда делалось в России. Софист Феофан в ответ провел политическую аналогию, не имеющую серьезного отношения к делу: в актах государя фигурирует только его имя, а не упоминаются имена глав дружественных государств. Неправомерность подобной аналогии связана с тем, что возношение имен восточных патриархов не есть признак подчинения, это – символ православного братства и единства Православия в мире.

Летом 1721 г. Феофан подготовил послание к восточным патриархам, в котором Петр и Синод просят утвердить на соборе произошедшие в России изменения формы церковного управления, однако Петр заменил это развязное послание, написанное на латыни, смиренным обращением к константинопольскому патриарху Иеремии, в котором император от своего лица просит признать новое учреждение и впредь обращаться к Синоду по делам Церкви. Там, в частности, говорится: «По многому здравому рассуждению и совету как с духовными, так и с мирскими чинами нашего государства мы заблагорассудили уставить со властью равнопатриаршескою Духовный Синод, т. е. Высшее Духовное Соборное Правительство для управления нашей Церковью. Оному же Духовному Святейшему Синоду определили мы, чтобы Святой Церковью управляли во всем по догматам Святой Православной Кафолической Церкви греческого исповедания, в чем присягою в Святой Соборной Церкви и целованием святого креста и подписанием саморучным себя обязали. И уповаем, что Ваше Всевятейшество,

как первый архиерей Православной Кафолической Восточной Церкви, сие наше учреждение за благо признать изволите и о том прочим Блаженнейшим – Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому – патриархам сообщение учините». В этом обращении, как нетрудно увидеть даже из небольшого отрывка, имеется ряд дипломатических утверждений, не соответствующих действительности. Ответ пришел только через два года, в 1723 г., текст грамоты константинопольского патриарха почти дословно продублирован антиохийским патриархом Афанасием. Письмо патриарха Иеремии извещало, что александрийская кафедра в то время пустует, а иерусалимский патриарх тяжело болен.

Поклонение волхвов. Фреска Ферапонтова монастыря. Дионисий. 1481 г.

В грамоте сказано: «Мерность наша по благодати и власти Всесвятого, Оживотворящего и Священноначальствующего Духа утверждает, закрепляет и объявляет, что учрежденный благочестивейшим самодержцем, святым царем всей Московии, Малой и Белой России и всех северных, восточных, западных и многих иных стран Государем-властителем, императором, во Святом Духе возлюбленным и превожделенным нам братом, Синод в Российском Святом Великом государстве есть и называется нашим во Христе братом. Он имеет право совершать и установлять то же, что и четверо апостольских святейших патриарших престола». По получению грамот Синод распорядился немедленно разослать их по епархиям с тем, чтобы архиереи читали их в церквах. Так откровенно неканоническая церковная реформа Петра была легализована решениями восточных патриархов и стала формально законной. Теперь настало время для Синода по примеру Сената иметь своего обер-прокурора, о чем Петр распорядился в 1722 г. В записке «О древней и новой России» Карамзин церковную реформу Петра оценил так: «Церковь Российская искони имела главу сперва в митрополите, наконец, в патриархе. Петр объявил себя главою Церкви, уничтожив патриаршество, как опасное для самодержавия неограниченного. Со времен Петровых упало духовенство в России. Первосвятители наши были угодниками царей, а с кафедр произносили им слова похвальные. Но для похвал имеем мы стихотворцев и придворных, а главная задача духовенства – учить народ добродетели, и чтобы сии наставления были действенными, надобно уважать оное. Если же государь председательствует там, где заседают главные сановники Церкви, то Церковь подчиняется мирской власти и теряет свой священный характер, усердие к ней слабеет, а с ним и вера». Тем не менее Русская Церковь, искалеченная синодальными преобразованиями, сумела сохранить в себе дух Православия. Московский митрополит Филарет, живший в XIX в., как-то сказал: «Промысл Божий и церковный дух сумели обратить Петровскую коллегию в Святейший Синод».

Через неполных четыре года после учреждения Синода, Петра не стало. Над гробом императора Феофан Прокопович произнес известный панегирик: «Что се есть? До чего дожили мы, о россияне! Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!» Проповедь длилась около часа, т. к. прерывалась плачем и воплями слушателей. В утешение Феофан сказал: «Не весьма же, россияне! изнемогаем от печали и жалости: не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих, безмерное богатство силы и славы его, которое его делами окончилось, при нас есть. Оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам». Несомненна также правда, выраженная староверами в рассуждениях о Петре как царе-антихристе. О садистских, а значит антихристианских, наклонностях императора свидетельствует небольшой эпизод 1724 г., т. е. произошедший незадолго до смерти Петра. Безосновательно приревновав Екатерину I к своему другу Вильямсу Монсу, брату его бывшей любовницы Анны Моне, Петр приказал его казнить. Обвинив Монса в казнокрадстве, суд приговорил его к смерти. Монса обезглавили, а его голову Петр воткнул на кол, который поставил у окон императрицы. В связи с этими чертами характера императора современный поэт Чичибабин написал пронзительное стихотворение «Проклятие Петру»: «Будь проклят, император Петр,/ Стеливший душу, как солому!/ За боль текущего былому/ Пора устроить пересмотр…/ Сам брады стриг? Сам главы сек!/ Будь проклят, царь-христоубийца,/ За то, что кровию упиться/ Ни разу досыта не смог!../ Будь проклят, ратник сатаны,/ Смотритель каменной мертвецкой,/ Кто от нелепицы стрелецкой/ Натряс в немецкие штаны…/ Будь проклят тот, кто проклял Русь —/ Сию морозную Элладу!/ Руби мне голову в награду/ За то, что с ней не покорюсь!» По мнению автора, лучшим памятником Петру Великому мог бы стать памятник, созданный скульптором Эрнстом Неизвестным по другому поводу, – одна половина памятника белая, другая – черная, и – никаких полутонов.

Глава IV. От начала синодального периода до возобновления патриаршества и октябрьского переворота 1917 г

От учреждения святейшего синода до начала царствования императора александра I

1. Первые полтора десятилетия существования Святейшего Синода его деятельность теснейшим образом была связана с именем одного из главных его создателей Феофана Прокоповича. Еще при жизни Петра Великого, в 1724 г., Феофан составил указ об устроении монашества в Российском государстве, согласно которому иноческое житье не должно быть бесполезным для общества, а приносить пользу подобно служащим других государственных учреждений. Когда Петр скончался и встал вопрос о престолонаследии, Феофан способствовал введению на престол Екатерины I, утверждая, что хотя император не оставил письменного завещания, он говорил во время коронования Екатерины о своем желании видеть ее во главе государства после его смерти. По предложению Феофана акт провозглашения Екатерины императрицей решили назвать не избранием, а объявлением, т. к. еще при жизни Петра она его волей была избрана править Россией. После смерти Петра Феофан значительную часть своего времени и энергии посвящал борьбе со своими недоброжелателями, имя которым был легион. Таким, например, было дело с архимандритом Маркеллом Родышевским, в прошлом другом Феофана. Маркелл сообщил Феофану, что готовится народный мятеж с целью убийства духовных лиц, изменивших Православию и поруганию святых икон. Во время расследования этого доноса Маркелла поместили в Преображенский приказ, где он сразу же стал обвинять Феофана в том, что тот дурно отзывался об императрице и говорил, что христианин может спастись только верою, что было принято в протестантизме, а не делами с верою; Феофан-де не признает творений святых Отцов, не почитает святые иконы, называет суеверием христианские таинства, держит у себя в доме светскую музыку, говоря, что хорошо было бы ее ввести в церквах. С падением Меньшикова, поддерживавшего Маркелла, Феофан стал резко опровергать утверждения Родышевского, который к тому времени жил в Невском монастыре. В 1728 г. Маркелл был по распоряжению Феофана доставлен в Синод, а оттуда снова был взят под караул и препровожден в Преображенский приказ. К этому времени двор переехал в Москву, где совершилась коронация Петра II Алексеевича, малолетнего и тяжело больного сына царевича Алексея, казненного Петром за измену. В 1730 г. пятнадцатилетний царь Петр II скончался, и на русский престол была призвана Анна Ивановна, которой Феофан пришелся по душе.

Здесь надо вернуться на несколько лет назад, ко времени правления Екатерины I, чтобы рассказать о новом учреждении, возникшем в России в 1726 г. Названо оно было Верховным Тайным Советом, а необходимость его учреждения Сенат мотивировал таким образом: «Старейшие и заслуженнейшие сенаторы и первые министры часто имеют тайные советы о политических и других важных государственных делах, поэтому за благо мы почитаем при Дворе нашем, как для внешних, так и для внутренних государственных дел, учредить Верховный Тайный Совет». Из сенаторов в этот совет вошли: князь Меньшиков, граф Апраксин, граф Толстой, граф Головнин, князь Голицын и барон Остерман. В документе об учреждении говорится, что созданный совет не является особой коллегией, а призван «служить только к облегчению Ее Величества в тяжком бремени правления». Синод сразу понял, что новый совет будет неизбежно посягать на его права, и потому протестовал против его учреждения. Однако в Тайном совете была большая группа противников церковных реформ Петра, поэтому его создание способствовало «одуховлению и оцерковлению» жизни Русской Церкви. Однако сделать что-нибудь существенное для русского Православия члены Тайного совета не смогли, хотя старались. Так, они отменили указ, по которому члены Синода должны были уйти из своих епархий, отменили унизительные титулы, присвоенные во время реформы епископам, – асессоры, президенты, советники, оставили в Синоде шесть членов: Феофана Прокоповича, псковского архиепископа Феодосия, новгородского митрополита Феофилакта, рязанского митрополита Георгия Дашкова, коломенского митрополита Игнатия и ростовского митрополита Феодосия.

С воцарением Анны петровские реформы продолжились, что воспел в высокопарной оде Феофан: «Прочь, уступай прочь, печальная ночь! Солнце восходит, свет возводит. Прочь, уступай прочь, печальная ночь. Коликий у нас мрак был и ужас! Солнце – Анна воссияла, светлый день нам даровала». В 1780 г. особым манифестом императрицы Верховный Тайный Совет был упразднен. Роль Синода и возглавлявшего его Феофана Прокоповича при Анне возросли. В 1732 г. Феофан заточил Маркелла Родышевского без объяснения причин в Кирилло-Белозерский монастырь, в том же году низложил своего злейшего врага митрополита Дашкова, активного защитника в Синоде православной старины, сослал в Свияжский монастырь другого члена Синода и противника церковных реформ коломенского митрополита Игнатия – после решительного отказа от своих взглядов Игнатий был отправлен в Никольский карельский монастырь под крепкую стражу. Вновь избранные члены Синода, не подчинявшиеся воле Феофана, беспощадно карались. Но доносы не прекращались – в одном из писем Феофан обвинялся в склонности к папизму, но автора письма найти не удалось.