История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III
Шрифт:
Выпускники полного курса средней школы старались поступить в вузы. В 1961–1964 гг. студенты дневных отделений младших курсов технических вузов должны были совмещать учебу с работой на производстве. Правила о призыве на военную службу и отсрочке от нее несколько раз менялись. С половины 1960-х гг. при вузах создавались платные подготовительные курсы, а потом и бесплатные «подфаки» (подготовительные факультеты) для рабочих.
В вузе «промывание мозгов» продолжалось. Обязательному изучению подлежали: история КПСС, политэкономия, марксистско-ленинская философия, «научный» коммунизм, а со второй половины 1970-х гг. также и «научный» атеизм. Помимо изучения подобных дисциплин, около месяца ежегодно выпадало из учебного времени студентов на сельхозработы в колхозах, переборку картошки и капусты на овощных базах. Во время каникул многие по собственной инициативе работали в студенческих строительных отрядах, так как здесь можно было неплохо заработать.
Активных комсомольцев, особенно спортсменов, привлекали в оперативные отряды, чтобы содействовать КГБ, применяя грубую физическую силу, в борьбе с неформальными молодежными группами и с религией.
В большинстве вузов студенты-дневники, учившиеся без троек, а также спортсмены и комсомольские активисты, получали стипендию. До начала 1980-х она составляла 28–40 руб. в месяц. Затем ее повысили до 40–60 руб. В 1960–1970 гг. пара зимних женских сапог стоила 60–90 руб., а в 1980-х – до 130 руб.
Поисками работы выпускник вуза в советское время не занимался: защитившие диплом на дневном отделении подлежали распределению. Их могли направить на работу на 3–5 лет в любую точку СССР. При этом до 1956 г. не считались с семейным положением и уклонившимся от работы по распределению могли дать срок до 3 лет.
Основным удостоверением личности в СССР служил паспорт. Его получали в возрасте 16 лет. Паспорт давал относительную свободу передвижения. Его ввели в 1932 г. только для жителей городов, чтобы предотвратить бегство крестьян от коллективизации. С 1959 г. паспорт стали выдавать некоторым категориям крестьян. Они могли его получить и после службы в армии. Полностью крестьян уравняли с остальными гражданами лишь при выдаче паспортов нового образца в 1976–1981 гг.
Паспорт не давал свободы выбора места жительства. Существовала прописка. Каждый советский человек был прописан в определенном месте и постоянно проживать мог только в этом городе, в этом доме и квартире. Переезд на новое место жительства мог быть разрешен властью только по мотивированным обстоятельствам (брак, уход за больными родителями и т. п.). Переехав, следовало тут же прописаться. В крупных городах прописаться можно было лишь к родственникам, если у них были излишки площади свыше санитарной нормы. Свободно приобрести квартиру в СССР было нельзя. Нарушение правил прописки каралось тюремным заключением.
Прописка означала право на жильё. Осуждённые к лишению свободы через 6 месяцев теряли прописку, если на их жилплощади не были прописаны близкие родственники. Впрочем, местная практика позволяла лишить людей прописки и жилья без судебного приговора. Например, в 1970-х в Ленинграде лиц, рассказавших публично антисоветский анекдот, вызывали в райотдел КГБ для «профилактической» беседы, при этом паспорт они сдавали охраннику. По результатам беседы им выносилось предостережение, а паспорт могли вернуть с аннулированной ленинградской пропиской. Тогда в течение 30 суток человек подлежал принудительному выселению в назначенный ему пункт за 101-й километр от города.
Паспорта имели определенную систему нумерации, оговоренную в секретных инструкциях. По ней можно было определить, был ли судим владелец и по какой статье. Право проживания граждан, имевших судимости по политическим статьям, к которым относилась и религиозная деятельность, было ограничено. Такие люди не могли селиться в Москве, Ленинграде и их окрестностях.
Помимо паспорта для всех работающих была обязательна трудовая книжка. Ее выдавали на руки только при увольнении, и она была необходима для получения пенсии. Уйдя с работы, человек был обязан устроиться на другую в течение 3 месяцев, при этом через месяц терялся непрерывный стаж (т. е. право на прибавку 10 % к пенсии) и понижалась шкала оплаты больничных листов. А через 3 месяца не устроившегося на работу могли привлечь к уголовной ответственности за тунеядство. Эта норма действовала до 1988 г.
Существовал еще военный билет. Его обладателю надлежало в течение 3 суток по приезде (даже временном) в другую местность встать на воинский учет.
И, наконец, ссыльнопоселенцам полагались не паспорта, а специальные удостоверения, лишавшие их свободы передвижения. Но, отбыв ссылку, они всё же имели больше прав, чем колхозники.
На посетителей из-за границы самое удручающее впечатление в СССР производили магазины. Пустые полки, обсиженные мухами муляжи товаров, отсутствие упаковки, товар, отпущенный «в тару покупателя» или завернутый в оберточную бумагу (полиэтиленовые пакеты были такой редкостью, что их хранили и стирали), отсутствие холодильной техники, назойливый запах гнилой капусты и тройные очереди: сначала за тем, чтобы выбрать товар, потом для того, чтобы за него уплатить у кассы, наконец, за тем, чтобы его получить по кассовой квитанции. Систему эту придумали, чтобы продавцы не касались денег.
Свидетельство очевидца
6 января 1976 г. А. С. Черняев записывал в дневник: «На Новый год моя секретарша ездила в Кострому на свадьбу дочери своего мужа. Спрашиваю: Как там? – Плохо. – Что так? – В магазинах ничего нет. – Как нет? – Так вот. Ржавая селедка. Консервы – «борщ», «щи», знаете? У нас в Москве они годами на полках валяются. Там тоже их никто не берет. Никаких колбас, вообще ничего мясного. Когда мясо появляется – давка. Сыр – только костромской, но, говорят, не тот, что в Москве… За неделю мы обошли много домов и везде угощали солеными огурцами, квашеной капустой и грибами, т. е. тем, что летом запасли на огороде и в лесу… Меня этот рассказ поразил, – резюмирует ответственный сотрудник Международного отдела ЦК КПСС. – Ведь речь идет об областном центре с 600 000-м населением, в 400 км от Москвы! О каком энтузиазме может идти речь, о каких идеях?» – А. С. Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. М.: РОССПЭН, 2010. С. 203.
Выпускники вузов, техникумов или ПТУ при поступлении на работу в 1961–1970 гг. получали 60–110 руб. в месяц. Дешевый мужской костюм стоил 40–50 руб., приличный 160–220 руб. Дамское демисезонное пальто стоило 160–180 руб. Приличные мужские туфли стоили 35–45 руб., а в 1980-е гг. до 65–76 руб. Дамские туфли в 1960–1970-х стоили 35–50 руб., а 1980-е уже 80–100 руб. Дамская шуба из искусственного меха в 1970-е стоила 400 руб., в 1980-е – 1200 р.
Цены на одежду не означали, что ее можно было свободно купить. Про приличную одежду, продукты говорили не «купил», а «достал». Как правило, все субботы (в воскресенье промтоварные магазины не работали) люди проводили, бегая по магазинам и простаивая в очередях «за дефицитом», а последним было всё, начиная от импортного нижнего белья и кончая сосисками, колбасой, ветчиной и сливочным маслом.
Соответственно и граждан СССР за границей легко было определить по их внешнему виду: мужчин – по мешковатой одежде, дам – по резким оттенкам краски для волос. Те, кто мог, стремились за границей прежде всего «отовариться». Обычной реакцией простых людей, ставших попадать на Запад в 1970-е гг., были истерически-удивлённые слова: «Здесь всё есть».
В 1970-е гг. в провинции власти начали вводить талоны на многие продукты. Эта практика во второй половине 1980-х стала повсеместной. Трудно было купить не только шампунь, но и банное мыло. В очередях стояли и в рабочее время.