История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Толстой не раз просил направить его в действующую армию: «Как же я могу писать, не повидав все, что творится на фронте? – убеждал он руководителей «Правды» и других центральных газет. – А возраст не помеха. Я ведь не с автоматом пойду на немцев, а с писательским оружием. Мне нужны конкретные наблюдения, живые подробности… В Первую мировую войну я столько исколесил фронтовых дорог в качестве военного корреспондента… А в Испании совсем недавно был в окопах в пятидесяти метрах от фашистов…»
Но уговоры Толстого не помогали. Все знали о словах секретаря ЦК партии А.С. Щербакова на этот счёт: «Ни в коем случае. Беречь Толстого, на фронт не посылать».
И все-таки в середине августа Толстой вместе с корреспондентами «Красной звезды» побывал в подмосковном истребительном авиационном полку. Он всегда с восхищением говорил о воздушном таране, а лётчик этого полка только что протаранил фашистский бомбардировщик, и ему захотелось побеседовать с Виктором Киселёвым – героем этого воздушного боя.
14 августа Толстой вместе с женой Людмилой Ильиничной и корреспондентами «Красной звезды» приехал в полк. Боевая жизнь шла обычным ходом: взлетали и садились истребители. Но в этот день было относительно спокойно в небе и на земле, и Толстой смог детально познакомиться с боевой техникой и людьми. Лётчики его встретили очень радушно и даже разрешили посидеть в одной из боевых машин. А потом все собрались около истребителя, расселись прямо на земле и внимательно слушали удивительного рассказчика. Потом своими боевыми впечатлениями делились лётчики, а Толстой кое-что заносил в записную книжку, лежавшую у него на коленях.
Толстой долго беседовал с Виктором Киселёвым, стараясь постигнуть его характер, запомнить черты лица. Он уже решил, что непременно напишет об этом замечательном пареньке. Виктор Киселёв подарил ему портсигар-зажигалку, найденную в сбитом бомбардировщике, с надписью: «Вам, Алексей Николаевич, в мой знаменательный день. Л-т Киселёв». Вместе пообедали, торжественно распили фронтовые сто граммов, и только после этого отпустили гостей.
На следующий день «Красная звезда» дала подробную информацию о посещении Толстым истребительного полка. А 16 августа в «Красной звезде» Толстой напечатал очерк «Таран».
Публицистика в эти дни занимает особое место и в советской литературе, и в творчестве Алексея Толстого. В этом жанре он добился выдающихся результатов, постоянно находясь, можно сказать, на передовых рубежах идеологического фронта, сражаясь с вражеской идеологией и пропагандой и вдохновляя своих соотечественников живым и неотразимо действующим словом. Глубоко драматические события пробудили в сердце Алексея Толстого высокие патриотические чувства, тот небывалый душевный настрой, который действительно возникает в самые трагические мгновения человеческой жизни, когда все самое любимое с детства гибнет и разрушается под ударами злобного и безжалостного врага. Гибнет и разрушается Отечество, для славы и благоденствия которого столько уже сделано советскими людьми, познавшими во всей сладости свободу и независимость. Напал на Россию исконный враг, коварный и сильный, долго и исподволь готовившийся к захвату славянских земель. Во что бы то ни стало отстоять свои земли, отстоять свободу и независимость советских народов – вот что было главным идейным содержанием публицистики Алексея Толстого, как и всех советских литераторов. Высокий патриотизм, сознание справедливости начавшейся борьбы с ненавистным врагом, исторический оптимизм и вера в конечную победу над лютым врагом – все эти качества определяли сущность каждого настоящего человека, эти же качества определили небывалый подъём и яркую эмоциональность публицистических выступлений.
Уже 23 июня 1941 года «Правда» публикует стихи Николая Асеева и статью Леонида Соболева «Отстоять Родину». Затем со статьями выступают Всеволод Вишневский, Михаил Шолохов. Каждый писатель понимал, что настало время приравнять перо к штыку.
Алексей Толстой, как гражданин великой России, никогда не испытывал такого единства слова и мысли; всё, что с годами накопилось на душе: любовь к Родине, к людям, строителям нового общества, к великим традициям русской культуры, к великому прошлому России вообще, чувство национальной гордости, всё это с какой-то поразительной легкостью и искренностью гармонично укладывалось на листы бумаги.
Ещё за три месяца до войны Толстой признавался, что он наконец-то испытывает «полное счастье» от сознания целесообразности своей жизненной и творческой работы, «где общая цель – счастье твоей Родины». С радостью признавался он, что эту возможность полного счастья открыла перед ним революция и он почувствовал себя строителем единого и прекрасного мира, где не будет крови, грязи и страданий. И вот чудовищная машина, сметающая на своём пути великие человеческие завоевания, стремится растоптать Россию, всё Советское государство. И перед этой трагической опасностью как нечто мелкое, сиюминутное отошли на задний план тяжкие раздумья об арестах и расстрелах, творческие споры, разногласия, противоречия в душе, гнёт цензуры и отдельных партийных и государственных деятелей, требовавших от художников «прославления» существующего. Вот когда наступило время прославления, прославления без кавычек, прославления всего подлинно человеческого.
Теперь в советских людях надо поднять боевой дух, чтобы они не знали пощады врагу. А для этого необходимо рассказать, какие цели и задачи ставят Гитлер и его приспешники. Рабство, голод, одичание ожидают тех, кто смирится и откажется от борьбы. Гитлеровцы не щадят никого: ни стариков, ни детей, ни женщин. Они отбирают хлеб, сжигают дома, разрушают города и сёла, возведённые целыми поколениями русских людей. Они оскверняют святыни великого народа, внёсшего огромный вклад в сокровищницу мировой культуры. «В русском человеке есть черта: в трудные минуты жизни, в тяжёлые годины легко отрешаться от всего привычного, чем жил изо дня в день. Был человек – так себе, потребовали от него быть героем – герой… В старые времена рекрутского набора забритый мальчишечка гулял три дня – и плясал, и, подперев ладонью щёку, пел жалобные песни, прощался с отцом, матерью, и вот уже другим человеком – суровым, бесстрашным, оберегая честь отечества своего, шёл через альпийские ледники за конём Суворова, уперев штык, отражал под Москвой атаки кирасиров Мюрата, в чистой тельной рубахе стоял – ружьё к ноге – под губительными пулями Плевны, ожидая приказа идти на неприступные высоты…
Вот уже больше полвека я вижу мою родину в её борьбе за свободу, в её удивительных изменениях… Вглядываюсь в прошлое, и в памяти встают умные, чистые, неторопливые люди, берегущие своё достоинство…
Я помню четырнадцатый год, когда миллионы людей получили оружие в свои руки. Умный народ понимал, что первое и святое дело – изгнать врага со своей земли. Сибирские корпуса прямо из вагонов кидались в штыковой бой, и не было в ту войну ничего страшнее русских штыковых атак. Только из-за невежества, глупости, полнейшей бездарности царского высшего командования, из-за всеобщего хищения и воровства, спекуляции и предательства не была выиграна русским народом та война.
Прошло двадцать пять лет. От океана до океана зашумели золотом колхозные нивы, зацвели сады, и запушился хлопок там, где ещё недавно лишь веял мёртвый песок. Задымили десятки тысяч фабрик и заводов… Тысячетонные молоты, сотрясая землю, начали ковать оружие Красной армии – армии освобождённого народа, армии свободы, армии – защитнице на земле мира, высшей культуры, расцвета и счастья.
Это – моя родина, моя родная земля, моё отечество, и в жизни нет горячее, глубже и священнее чувства, чем любовь к тебе…» (Толстой А. Что мы защищаем. 1941. Июнь).