История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Обладая уникальной памятью, Михаил Шолохов многое запоминал наизусть и впоследствии полюбившиеся книги мог цитировать целыми страницами. А оторвётся от книг, выйдет на улицу, и целый круговорот событий и лиц – на его глазах. Тоже происходила подспудная внутренняя работа: он моментально схватывал то, что удавалось узнать от сверстников, невольно подслушать то, что обсуждали взрослые, гуртуясь у мельницы, в госпитале, где он лечил глаза; подросток запоминал характерные лица, подробности быта, времени, обронённые словечки, прибаутки, пословицы. До поры до времени всё услышанное и увиденное несметными богатствами откладывалось в его душе.
Долгие месяцы юный Шолохов был свидетелем небывалых сражений на Дону, видел, как хозяйничали белые и красные, отступали, наступали, приходили со своими приказами и указами, одинаково ломая жизнь и быт казаков и иногородних, отбирая коней, фураж, продукты. Он видел Вёшенское восстание, приход белых, видел, как генерал Сидорин вручал награду жене убитого Павла Дроздова, видел и убитого Павла Дроздова, а рядом с ним плачущего младшего брата, от которого в будущем он взял некоторые черты и детали образа Григория Мелехова. Он не знал и не думал о «Тихом Доне», но душа его была готова к восприятию этой жизни во всех её подробностях, сложностях, со всеми необузданными противоречиями столкновений множества людей.
С наступлением мирной жизни талант Шолохова проявился во всём блеске, он был учителем, ярким рассказчиком и забавником, наконец стал артистом и до упаду веселил публику на спектаклях в станице Каргинской. А когда кончились подходящие пьесы, которые ставил учитель Тимофей Мрыхин, приносил свои, якобы найденные и переписанные им для сцены.
В конце февраля 1922 года Шолохов после собеседования с окружным продкомиссаром В.М. Богдановым был зачислен на курсы продработников, в здании Донпродкома слушал лекции ростовских профессоров и ответственных работников. Двухмесячные курсы продработников были успешно завершены, сданы экзамены, Шолохов получил диплом специалиста по продовольственной работе на селе – налогового инспектора. В составе группы инспекторов Михаил Шолохов прибыл в станицу Вёшенскую. У каждого инспектора был мандат, денежно-вещевые и продуктовые аттестаты.
Шолохов был назначен продкомиссаром в станицу Букановскую. Через месяц работы Шолохов написал доклад окрпродкомиссару Верхне-Донецкого округа тов. Шаповалову, в котором показал трудности работы по выявлению «правильного количества посева». Количество посева установлено, но «в настоящее время смертность, на почве голода и по станицам и хуторам, особенно поражённых прошлогодним недородом, доходит до колоссальных размеров. Ежедневно умирают десятки людей. Съедены все коренья, и единственным предметом питания является трава и древесная кора. Вот та причина, благодаря которой задание не сходится с цифрой фактического посева» (Шолохов М.А. Письма. 1924—1984. М., 2003. С. 557). Сначала Шолохов ретиво взялся за исполнение своих обязанностей, но при виде безмерных страданий, которые открывались перед ним в каждом курене, при виде голодных стариков и детей, при виде бессильных сделать что-либо для своей семьи взрослых казаков сердце юного Шолохова наполнялось трагическими переживаниями… С 25 июля 1922 года все продовольственные работники были объявлены военнослужащими, а вся продовольственная работа милитаризована. Шолохов получил военное обмундирование, вооружение, в станице была организована тройка с его участием… Вся эта система была выстроена для сбора Единого продовольственного налога… Помощницей Шолохова стала Мария Громославская, учительница местной школы.
За четыре месяца работы налоговым инспектором Шолохов увидел столько горя, злобы, боли, страданий, перед ним открылось столько душевных бездн и глубин человеческих переживаний, что душа его переполнилась чужими бедами и мучениями и просто требовала какого-то исхода… Можно пожар души заливать самогонкой, как это делали вернувшиеся с различных фронтов казаки, как это делал его отец, Александр Михайлович, тонкий, умный, легко ранимый, так и не сумевший приспособиться к новым порядкам; можно было найти утешение в жарких женских объятиях, столько молодых красивых вдов жадными глазами смотрели на его ладную, крепкую фигуру… Но ни стакан самогона, ни лёгкие свидания и увлечения не приносили Шолохову облегчения – душа по-прежнему стонала от боли при виде того, что творилось в донских хуторах и станицах…
А в это время Шолохов «за превышение власти» был отдан под суд и отстранён от должности. Он уменьшал налог потому, что хлебороб с семьёй в 6—8 человек не может выполнить продналог в полном объёме, даже если у него под метлу из амбара выгрести всё зерно. Об этом написали донос. По суду Шолохову дали год условно. И он вновь вернулся в родительский дом, пропадал на речке, что-то писал, а в октябре 1922 года Шолохов прибыл в Москву, которая давно манила своими литературными возможностями.
Первые месяцы Шолохов работал чернорабочим в артели каменщиков, потом получил должность счетовода в одном из жилищных управлений на Красной Пресне, а жил в квартире Ермоловых. В свободное от работы время ходил по молодёжным редакциям, познакомился с Георгием Шубиным, Василием Кудашевым, Марком Колосовым, Юрием Либединским, Михаилом Светловым, вошёл в литературную группу «Молодая гвардия», где господствовали Безыменский, Светлов, Голодный, Авербах… В конце 1923 года Шолохов вернулся в станицу Каргинскую, сделал предложение Марии Громославской, 11 января 1924 года состоялась свадьба, а вскоре молодожёны отправились в Москву. «Я буду писать, а ты будешь переписывать», – заявил Шолохов. Так и получилось… «Позднее Мария Петровна вспоминала, как работал молодой Шолохов: «Не знаю, был ли ещё такой человек, как он. Вот так сидишь – он всё работает, ляжешь уснуть – работает, работает, проснёшься – всё сидит… Лампа керосиновая, абажур из газеты – весь обуглится кругом, не успевала менять. Спрошу: «Будешь ложиться?» – «Подожди, ещё немножко». И это «немножко» у него было – пока свет за окнами не появится» (Дон. 1987. № 5). Один за одним стали выходить рассказы Михаила Шолохова в различных газетах и журналах, сначала в «Юношеской правде», потом в «Молодом ленинце», в «Журнале крестьянской молодёжи», «Огоньке», «Смене», «Прожекторе» – сплошной триумф молодого писателя в первой половине 1925 года. Одновременно с этим публикуются небольшими книжечками рассказы: «Пастух» (Библиотека батрака. М., 1925. № 12), «Алёшкино сердце» (М.: Госиздат, 1925), «Против чёрного знамени» (М.; Л., 1925), «Путь-дороженька» и «Нахалёнок» (М.; Л.: Госиздат, 1925), «Красногвардейцы» и «Коловерть» (М.; Л.: Госиздат, 1925), «Двухмужняя» (М.; Л.: Госиздат, 1925).
В эти дни Шолохов отошёл от «Молодой гвардии», где основным наставником был Лев Троцкий, а все «молодогвардейцы» ему поклонялись, и сблизился с редакцией «Журнала крестьянской молодёжи», с Николаем Тришиным, Иваном Молчановым, Андреем Платоновым, Николаем Стальским, Василием Кудашевым, Серафимом Огурцовым, Георгием Шубиным, Владимиром Ряховским…
Молодой Шолохов жадно следил за всеми бурными событиями партийной и литературной жизни. Авербах, Безыменский, Шкловский, Осип Брик, Юрий Либединский, Михаил Светлов, Михаил Голодный и многие другие знакомые писатели полностью на стороне Троцкого, Каменева, Зиновьева, Радека. Но такова была жизнь. И чуть ли не во всех издательствах, газетах и журналах очень много лиц нерусской национальности… Многие из них помогают Шолохову, хвалят его сочинения, печатают, но всё-таки их подсказки и редакционная правка вызывали у Шолохова протест: плохо знают русский язык во всём его объёме и многообразии словарного запаса.
По предложению Николая Тришина Шолохов собрал сборник «Донских рассказов», и в 1926 году они вышли в издательстве «Новая Москва» с предисловием А. Серафимовича. «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова, – писал Серафимович. – Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит… Все данные за то, что т. Шолохов развернётся в ценного писателя». Вскоре вышел и второй сборник «Лазоревая степь».
«Донские рассказы» и «Лазоревая степь» написаны по горячим следам событий и вполне заслуживают внимания как документы истории. Уже в этих рассказах можно угадать большого художника: его бесстрашие, смелость в разработке сложных тем, его мужество, с котором он рассказывает о самом ужасном, трагическом в жизни того времени – о кровавом столкновении двух борющихся национальных сил. В рассказах много смертей, много крови, страданий, нечеловеческих мук и горестей. Только что кончилась Гражданская война. Её участники не успели ещё снять шинели, пропахшие порохом и дымом, в их руках неуместно выглядит какой-нибудь мирный деревенский инструмент. А смерть всё ещё гуляет по хуторам и станицам, выбирая самых отважных, неустрашимых. Шолоховские персонажи – это люди норовистые, упрямые. Они не смолчат, когда увидят несправедливость, они встанут на защиту прав человека даже и тогда, когда смерть глядит им в лицо, когда они одиноки и бессильны что-либо изменить в привычном укладе казачьей жизни. Их характер, убеждения таковы, что они не могут равнодушно пройти мимо зла, грязи, неправды.
Великое, трагическое время не вытравило в человеке простых человеческих отношений с их простыми житейскими тревогами и волнениями. Живая, повседневная жизнь во всей её многогранности и противоречивости по-прежнему остаётся главной заботой писателя-реалиста. Уже в донских рассказах Михаил Шолохов ратовал за православный гуманизм, направленный против скудоумного гуманизма, который насаждался большевистской идеологией: «Если враг не сдаётся, его уничтожают».
Свои «Донские рассказы» с точки зрения художественного мастерства, накопления писательского опыта Шолохов назвал «пробой пера, пробой литературных сил» (Советский Казахстан. 1955. № 5). И в то же время много ли можно назвать произведений, где с таким высоким гуманизмом и теплотой был бы обрисован образ молодого современника, где человек с такой последовательностью боролся бы со злом, расчищал дорогу к свету, где люди были бы полны духовной силы, стойкости, энергии, душевной красоты, где любовь ко всему человеческому соединялась бы с жестокой правдой о низменных побуждениях людей, скованных путами прошлого.
За последние годы и «Донские рассказы» стали предметом спора, а порой и сознательного искажения их идейно-творческой сущности. И всё это во имя того, чтобы «доказать», что слабые «Донские рассказы» принадлежат действительно Михаилу Шолохову, а гениальный «Тихий Дон» мог написать кто-то другой, но только не автор «Донских рассказов», что между этими произведениями существует непроходимая пропасть: в «Тихом Доне» торжествует высокий гуманизм и запечатлены различные формы народолюбия, а в «Донских рассказах» воплотилась примитивная психология «чоновца».