История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Эту тему вслед за А. Солженицыным добросовестно развивает Виктор Чалмаев, действуя по привычной упрощённой схеме: он заносит Шолохова в разряд пролетарских писателей, «молодогвардейцев», писавших «о счастье идти вперёд «сквозь револьверный лай», «когда гремела атака и пули свистели», а герои не испытывали «никакой тоски, раздвоенности, красок сострадания». «Сострадание было областью невозможного, опасного, заранее осмеянного», – писал В. Чалмаев (Русская литература ХХ века: Очерки. Портреты. Эссе. М.: Просвещение, 1994. С. 190 и др.). «Образ и атмосфера жизни в «Донских рассказах», по мнению В. Чалмаева, в том, что Шолохов испытывал «комсомольский авангардизм», был одержим «свирепым классовым насилием, поисками врагов даже в родном доме»; «с каким-то азартом юности, со свирепой резвостью, провоцирующей революционную нетерпеливость, Шолохов раздувает угольки гаснущего костра…».
«То, что сделал молодой Шолохов, поражает до сегодняшнего дня глубиной и смелостью. Битву за обновление реализма он разыграл, как Наполеон Аустерлиц», – писал польский критик Р. Пшибыльский (Новая культура. Варшава, 1958. № 48). И большинство учёных согласны с этим.
Но публикация «Донских рассказов» ещё продолжалась, а Михаил Шолохов уже задумал масштабный роман, в котором бы воплотились все его помыслы о недавно минувшей схватке в период войны, о революции и Гражданской войне… Он вспомнил то, что слышал в московском госпитале от раненых солдат, озлобленных этой войной, разговоры на мельнице в Плешаках, вспомнил всю свою жизнь, встречи, беседы о революции, о войне, о Вёшенском восстании, о безобразном поведении красноармейцев на Дону, о сложных, малопонятных чужаку путях казачества – и осенью 1925 года начал писать роман о казачестве, начиная его действие с того, что казачий полк, в котором действует Абрам Ермаков, должен присоединиться к отряду генерала Корнилова и восстановить порядок в Петрограде: «Разнузданные рабочие и солдаты под влиянием большевистско-жидовской агитации угрожают спокойствию республики… Мы должны надеть узду на разнуздавшихся рабочих… – призывал командир полка. Мы должны довести войну до славного конца, а не поддаваться лживым нашёптываниям тех, кто куплен на германские деньги…» Абрам Ермаков – член полкового ревкома – выступил против этого решения, и полк его поддержал… Ни главный герой романа Абрам Ермаков, ни время действия, ни избранная тема не удовлетворили Михаила Шолохова, многого он просто не знал, получалось грубо, прямолинейно и примитивно, а задумывалось совсем другое. Герой задуманного романа должен быть тоньше, противоречивее, жизнь-то новая и во многом непонятная, он герой войны, полный кавалер Георгиевского креста, человек отважный, мощный, храбрый, честный и справедливый, воспитан в духе казачьей доблести и удали, но малограмотный, плохо разбирается в политической борьбе, сложные политические течения враждующих между собой сил непонятны ему, он мечется, то геройски сражается с немцами, то охладевает, чувствуя несправедливость этой войны, он метнулся к красным, но красные занимают Дон и устанавливают свои, во многом чуждые порядки, устанавливают насилием и несправедливостью… И не слишком ли фотографически переносит он своих героев из жизни в роман, оставляя даже фамилии своих героев – Ермаков, Сердинов, Чукарин… Нет, рано он взялся за такое полотно, столько ещё нужно узнать, столько ещё нужно изучить, побывать в архивах, столько ещё раз нужно встретиться с тем же Ермаковым, которого, кажется, изучил вдоль и поперёк… Надо вновь собирать материал: «Человек есть тайна. Её надо разгадать…» – сказал Достоевский. И разве только один Ермаков – тайна…
Лишь через год, осенью 1926-го, Михаил Шолохов приступил вновь к роману «Тихий Дон», начав его действие накануне Первой мировой войны, с молодости своих героев, которые занимаются мирными делами, работают в поле, устраивают скачки. Проходят военные сборы, а на этом фоне показана драматическая история грешной любви Григория Мелехова с замужней соседкой Аксиньей Астаховой, а потом свадьба главного героя…
В это время Шолохов написал своим издателям, Павлу Посвянскому и Алексею Стасевичу, о задуманном романе, о его объёме и сроках представления. 22 июля 1927 года Шолохов сообщил, что «с высылкой первых частей романа» запаздывает, задерживает машинистка, «раньше средины августа» прислать не может. В конце сентября – в начале октября 1927 года Шолохов приехал с рукописью в Москву и читал друзьям первые части своего романа. 13 октября 1927 года В.М. Кудашев писал В.Д. Ряховскому: «У меня сейчас живёт Шолохов. Он написал очень значительную вещь» (РГАЛИ. Ф. 422. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 13). По совету друзей Шолохов отнёс первые части романа в Гослитиздат, но там решительно отказались печатать: «Не проходит! Замахали руками, как черти на ладан: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» И всё в этом роде. Куда ещё тащить?» – сетовал Шолохов после посещения Гослитиздата (Тришин Н. У истоков. К 55-летию М.А. Шолохова // Комсомольская правда. 1960. 22 мая). Друзья передали роман А. Серафимовичу, который, прочитав, написал заключение: «Немедленно печатать роман без всяких сокращений» (Стасевич А. Так было // Комсомольская правда. 1980. 24 мая). И в журнале «Октябрь», где главным редактором был А.С. Серафимович, были опубликованы две книги романа «Тихий Дон», с первого номера по девятый-десятый за 1928 год. А 19 апреля 1928 года в «Правде» появились заметки А.С. Серафимовича, в которых он высоко оценил это произведение:
«Вспомнил я синеюще-далёкое, когда прочитал «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Молодой орёлик, желтоклювый, а крылья распахнул. И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернётся он.
Неправда, люди у него не нарисованные, не выписанные, – это не на бумаге. А вывалились живой сверкающей толпой, и у каждого свой нос, свои морщины, свои глаза с лучиками в углах, свой говор. Каждый по-своему ходит, поворачивает голову. У каждого свой смех; каждый по-своему ненавидит, и любовь сверкает, искрится и несчастна у каждого по-своему.
Вот эта способность наделить каждого собственными чертами, создать неповторимое лицо, неповторимый внутренний человеческий строй, – это огромная способность сразу взмыла Шолохова, и его увидели…» (Правда. 1928. 19 апреля).
Огромный успех романа определился сразу. Не только Серафимович, Луначарский, но и Горький, живущий в Италии, в Сорренто, заметил, что Шолохов, «судя по первому тому, талантлив». Первые отклики на «Тихий Дон» появились в «Вечерней Москве», «Учительской газете», в журнале «На литературном посту». Однажды в Доме Герцена, куда Луначарский заходил, спросили его мнение о «Тихом Доне». Не задумываясь, он ответил: «Бриллиант» (см.: Комсомольская правда. 1960. 22 мая).
Книжная публикация обеих книг романа в «Московском рабочем» последовала тут же за журнальной. Особенно внимательна к молодому писателю была Евгения Григорьевна Левицкая, пообещавшая при знакомстве писать ему письма, помогая с подбором литературы, с отзывами критиков о романе (переписка между М.А. Шолоховым и Е.Г. Левицкой – ценнейший документ литературоведения. – В. П.). 4 июля 1928 года Шолохов писал Левицкой: «Прочтите в № 6 «Октября» продолжение «Тихого Дона» – черкните мне Ваше мнение. Там меня начинает душить история, и соответственно с этим меняется и характер» (Дон. 1989. № 7).
«Душить история» стала в четвёртой и пятой частях романа. Здесь появляются крупные исторические деятели, сыгравшие немалую роль в ходе недавних событий: Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции. И Шолохов сразу почувствовал, что его писательское воображение должно непременно опираться на документальные свидетельства. В изложении хроники событий должна быть точность, правдивость, живые детали и подробности, передающие дух времени. И, работая на этими частями, Шолохов постоянно вспоминал «Войну и мир» Льва Толстого, статьи и книги о его творчестве, в которых подробно излагалась творческая история романа, говорилось о том, с какой дотошностью он изучал документы того времени, письма современников, очевидцев тех лет. Конечно, современники Льва Толстого всё равно упрекали его за то, что он что-то не показал и что-то истолковал по-своему, но все говорили, что писателю удалось передать дух эпохи, нарисовать живые картины и резко индивидуальные характеры действующих лиц. К этому стремился и Михаил Шолохов в своём романе «Тихий Дон».
М.А. Шолохов вступил в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), принимал участие в совещаниях, съездах, заседаниях, но чаще сбегал с этих заседаний, ходил по редакциям журналов и издательств, встречался с друзьями, питаясь от них фактами литературной жизни, слухами, анекдотами… Во второй половине 20-х годов резко обострилась политическая и литературная борьба. Всё чаще одерживали верх те, кто призывал изображать классового человека, изображать своего героя как «продукт известной общественной среды».
Третью книгу романа Шолохов начал печатать в первых номерах журнала «Октябрь» за 1929 год, но было опубликовано только двенадцать глав… Затем должны были следовать главы о Вёшенском восстании казаков, но в «Октябре» сменилась редколегия, Серафимович ушёл из журнала, и писателю предложили коренным образом переделать эти главы, но Шолохов отказался.
В эти годы страна перестраивалась, переходила на путь коллективизации, крестьяне стонали от продовольственного налога. Шолохов в эти дни бывал в хуторах и станицах. И то, что он увидел, потрясло его душу. 500 вёрст Шолохов проехал на лошадях, две с лишним недели мотался в поездке, втянулся «в водоворот хлебозаготовок». То, что пишут в газетах, сплошная неправда. 18 июня 1929 года Шолохов в письме Левицкой дал оценку всего увиденного: «…А Вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хопёрском округе у самого истого середняка, зачастую даже самого маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится… Верно говорит Артём: «Взять бы их на густые решета…» Я тоже подписываюсь: надо на густые решета взять всех, вплоть до Калинина; всех, кто лицемерно, по-фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка… Не работаю. Уезжаю завтра в Ростов. Подавлен. Все опротивело…» (Знамя. 1987. № 10).
Утешает только то, что «Тихий Дон» стал одной из самых популярных книг, переводят на иностранные языки, пишутся рецензии, читательским письмам нет конца. Но вместе с тем в Москве и Ленинграде пошли слухи о том, что Шолохов не мог написать этот роман. Особенно яростно говорилось об этом в научной среде Ленинграда и среди московских писателей. Вызвали Шолохова с рукописью романа, подробно вчитались в беловики и черновики и пришли к выводу, что автор романа – Михаил Шолохов.
29 марта 1929 года «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», в котором Серафимович, Фадеев, Ставский, Авербах и другие начисто опровергли эту обывательскую клевету: