История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Большое место в романе отведено изображению Федота Кадушкина, разбогатевшего при советской власти крестьянина. Автор детально описывает его крестьянские будни, как начинаются его дни и как кончаются. В страдные дни он почти не спит, всё продумает, а утром он уже знает, что делать. Он строг, умён, обходителен, далеко смотрит вперёд, мечтает о том, чтобы похозяйствовать на большой земле. Все у него учатся. Он вовсе не враг советской власти. Сам послал служить своего сына в Красную армию. Он не держит камня за пазухой. Власть призывала больше сеять, больше вывозить хлеба на базар. Он и делает это – помогает советской власти. Потребуют от него ещё больше засевать, он и с этим вполне согласный. Искренне он признаётся о своей давней мечте – поработать на большой земле, с машинами, большими планами и размахом. Сколько хлеба он может дать государству! Но представитель Ирбитского округа предупреждает его – не мечтай об этом: жизнь начинается неустойчивая, всё громче говорят о разорении кулачества, напротив, нужно сворачивать свои хозяйства, чтобы не признали за кулака и не пустили по миру. Но даже Оглоблин не мог предвидеть, что с колхозами так будут торопиться.
Важное место в композиции романа занимает выступление И. Сталина на областном совещании партийных работников Сибири и Урала. Сталин обвинил сибиряков и уральцев в боязни чрезвычайных мер, в недобросовестном исполнении законов, в сердобольном отношении к кулакам: «Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем».
За три недели пребывания Сталина в Сибири он посетил Новосибирск, Барнаул, Рубцовск и Омск, провёл десятки встреч и заседаний с партийными и советскими работниками, нацеливая их на выполнение решений ХV съезда партии о начале сплошной коллективизации и об ускоренной изоляции кулака из хозяйственной жизни деревни. Из всех его выступлений следовало, что на кулака необходимо оказать давление, нужны были экстренные меры – в стране не хватает товарного хлеба, а кулак его не везёт, потому что на проданное зерно он не может купить то, что ему нужно для хозяйства: нет керосина, нет гвоздей, нет строительных материалов.
По-разному восприняли речь Сталина партийные работники, слушавшие его: одни, как Мошкин, радовались, видя в этой речи оправдание жестокости по отношению к деревне, враждебной, дескать, городу, рабочему классу; другие, как Семён Оглоблин, предчувствовали, что после этой речи возникнет новое озлобление, в деревне, и без того измученной неустойчивостью, начнётся новый раскол, ненависть и распри… Уполномоченный заготовитель Мошкин понял речь Сталина просто: ходи и выгребай, только так можно выполнить план заготовок. Другие, более трезвые и дальновидные, поняли, что многострадальная русская деревня снова будет раздираема противоречиями голодного и сытого.
Так оно и оказалось: эти речи Сталина сыграли большую роль в последующих исторических событиях; естественно, отразились и на судьбах героев романа Ивана Акулова. Потом-то чуточку отпустят, поймут, что наломали дров, поймут, что можно выгрести зерно вплоть до семенного, а что на будущий год? Кто будет сеять? Ведь не одним годом живёт народ, государство. Полегче нужно с крестьянством. Нашлись трезвые люди и подсказали Сталину и его единомышленникам, что необходимо изменить тактику разговора с крестьянином, помягче нужно, поклониться ему за хлебушек-то надо, а не выметать его из хлебного гнезда.
Но пока пройдёт время, пока придут к верным решениям, судьбы отдельных крестьян успеют трагически закончиться. Особенно потрясает судьба Федота Кадушкина. Автор рисует его человеком сложным, противоречивым. Не раз высветлит в нём положительные черты трудового человека, который гордится тем, что он сдал государству тысячи пудов хлеба, сотни килограммов мяса и пр. и пр. Кадушкин гордится тем, что он полезный человек на земле. Но Иван Акулов с сожалением пишет и о том, что уж слишком человек затомил себя работой, накопительством. Были ли у него радости, кроме работы? Ведь даже не успевал порадоваться рождению детей, попестовать их от души, всё работа, всё работа. И вот расплата – бедняки из сельсовета всё отняли, всё разорили, всё вымели. И ладно уж бы досталось в трудовые руки, а то ведь пустят всё на распыл. Как вот этот Ванюшка Волк его добротные пимы…
Психологически тонко писатель раскрыл душевное состояние в драматический период жизни таких персонажей, как Дуняша и Харитон, Аркадий Оглоблин, Влас Зимогор, председатель округа Баландин. На наших глазах светлеет образ Якова Умнова, человека напористого, увлекающегося, но честного, прямого, совестливого. В конце концов он понимает, что как председатель сельсовета вместе с другими активистами они нанесли большой вред общему делу. «Вся жизнь пошла – узелок на узелке. Не раз разберёшься, кто прав, кто виноват. А Мошкин знает одно – брать через колено. Гнёт не паривши, сломав – не тужит. Души людские топчем… Всё переживём: и голод, и разорение, и пожары, и недороды, – только не озлобить бы ребячьей памяти, чтобы жевали они досыта хлеб из доброй и согласной руки».
Во второй части романа события становятся более острыми и драматическими. Кажется, не было ни одной семьи в Устойном, которая бы не пострадала в результате вмешательства в жизнь села уполномоченного Мошкина и активистов из сельской бедноты, почувствовавших, что пришёл их час торжества – торжества бедняков… А в Сибири, и это не раз подчеркнёт автор, только лодырь мог быть бедняком, стыдно быть бедняком. Бедулев, бедняк из бедняков, стал командовать на селе, это трагически отозвалось на всей жизни в Устойном.
Всё переживём, но лишь бы души людские не растоптать – к этому выводу приходят многие герои Ивана Акулова. И не раз промелькнёт глубокая философская мысль, которую высказывают и старая Кириллиха, и председатель окрика Баландин: «В мире, Яшенька, не разберёшь, кто праведник, а кто грешник. Бог велит себя казнить, а мы на людей кидаемся. О милости, Яшенька, не забыть бы. Ошибись, милуя, – вот как в Писании сказано…»
В конце второй книги автор приводит разговор между дедом Филиным и коммунистом Баландиным. Дед Филин осуждает таких, как Мошкин, которые, куда бы их ни направили на работу, «почнут над людьми изгаляться», у него «сердце злобой надсажено», и, «конешно, держать надо таких подале».
Баландин понял старика по-своему:
«Значит, по-твоему, упечатать за решётку? Успеется. Ошибись, говорят, милуя. В Библии-то как сказано?
– Жалью море не переедешь…»
И не случайно выдвигается на первый план коммунист Баландин, красный партизан Влас Зимогор. В словах и раздумьях этих замечательных людей слышится и голос самого автора, глубоко и точно проанализировавшего положение сибирского крестьянства накануне коллективизации. Партийные съезды принимают зачастую правильные решения, а практика-то оказывается куда сложнее и противоречивее. Вот на ходу и необходимо было что-то поправить в теории. А эти «поправки» больно отразились на судьбах отдельных людей, о чём с беспощадной силой и правдивостью поведал нам Иван Акулов.
Третья часть романа – главное звено в цепи событий, хотя из песни ни одного слова не выкинешь. И здесь чаще всего люди оказываются в сложном и драматическом положении. Малограмотный, невежественный, самодовольный лодырь новый председатель сельсовета Егор Бедулев возомнил себя главной фигурой в деревне, его неверные решения и действия, его распоряжения приводят к драматическим ситуациям, больно ударяющим по судьбам людей.
Полнее раскрывается внутренний мир бывшей батрачки Маши, Любы Кадушкиной, Харитона и Дуняши. Ничего нет привычного в их жизни, всё старое рухнуло, а новая жизнь раскрывает их стойкость, душевную твёрдость, любовь к жизни, тягу к счастью, а главное – их ненасытную жажду трудиться на земле. Вот эта влюблённость в труд, умение работать на земле, уже на колхозных полях как на собственном поле прекрасно показал Иван Акулов.