История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Наконец мечта её сбылась, Татьяна Аристархова организовала у себя в деревне комсомол, включилась в серьёзную, большую жизнь, полную опасностей и противоречий. «В Лаврове было недавно кулацкое восстание, было растерзано несколько коммунистов, девять комсомольцев». Война, жестокая, классовая, продолжается, и Таня полна твёрдости и уверенности продолжать эту борьбу. Тем более что при самых крутых житейских поворотах ей всегда светила большая круглая луна с правой стороны. А это, по народным поверьям, – к счастью. В её поступках, мыслях, чувствах Сергею Малашкину удалось передать образ деревенской девушки, без страха идущей в новую жизнь. Это действительно исключительная, «редкостная» девушка, «сильный,
Её брат глубоко сожалеет, что «она уехала из села и попала в такую отвратительную сроду».
«– Позволь, – перебивает его рассказчик, – это в какую же отвратительную среду? Что ты, всю нашу молодёжь считаешь отвратительной средой? А также и всё наше студенчество?..
– При чём тут «вся молодёжь» и «все студенчество». Я говорю не вся и не всё, а я говорю об отдельных группах, об отдельных личностях».
Из разговора автора с её братом Николаем мы узнаём о том, что Татьяна Аристархова, не выдержав искушений столичной жизни, совершила «неожиданный и достойный порицания поступок» – попытку самовольно уйти из жизни.
И вот С. Малашкин пытается объяснить все сложности, противоречия, в которых запуталась деревенская девушка Таня Аристархова. Для её брата всё ясно: она была так «сдавлена» обстоятельствами, в которых оказалась, что не смогла удержаться на уровне настоящей жизни и попала под влияние «типов, которые окружали её, втянули в пропасть, опутали колючей липкой травой – дерябкой, – эта трава больше всего растёт на огородах в нашей местности, размножается ужасно быстро, душит собой всё посеянное и другие травы. Вот и среди нашей молодёжи есть трава – дерябка, зелёная и липкая, похожая на плесень. Вот эта самая дерябка не только растёт вместе с нашей молодёжью, но и задаёт иногда тон, поднимается иногда на высоту, старается с этой высоты командовать и руководить… Ну, разве ты не видишь, сколько у нас в университетах мещан, ничего не имеющих общего с рабочим классом, абсолютно чуждых ему? Ну, скажи, разве тебе не показала наглядно партийная дискуссия с Троцким? Разве тебе не было видно, кто пошёл за ним во время этой пресловутой дискуссии?.. За Троцким пошла как раз та молодёжь, что нахлынула из окраин, из мещанских семей».
Автор повести создаёт глубокий и многогранный образ девушки душевно чистой, убеждённой в правоте революционных идеалов, активно их отстаивающей, но попавшей на какое-то время под дурное влияние, понявшей весь трагизм своего положения и обретшей своё подлинное лицо и счастье. Но сколько ей «пришлось пережить, проголодать, прохолодать, перестрадать» за четыре года учёбы в Москве. Сколько утрачено простого, человеческого в её душе: не влечёт её к себе жизнь простая, будничная, с чарующими запахами весны, лета.
Она утратила способность молодо плакать, молодо смеяться, как это было раньше, равнодушно смотрит она на окружающую жизнь, видя только перед собой серое, ничего не говорящее пространство, на котором стоят, движутся ничего не говорящие её зрению предметы, вещи, люди. «Почему это? Отчего?» – задаёт она себе вопросы. И не находит ответа. В таком драматическом положении она оказалась после четырёх лет учебы в университете. Вот принесут ребята анаши, накурится, тогда ей станет весело, будет бездумно покачиваться из стороны в сторону и безудержно хохотать.
Всё, кажется ей, кончилось, жизнь прошумела и ушла, ненужная и бесполезная. Её «зацеловали, захватали, замусолили». Она упала с «огненных крыльев времени» и спокойно лежит в «грязном болоте». Но спокойно ли? В мучительных раздумьях она провела всю ночь, то надеясь с помощью дурмана снова уйти в мир бесшабашного веселья, то со всей обнажённостью думая о том, что ведь не всё потеряно, ведь её только силой затянули в это болото, опутали паутиной плесени, стоит только встряхнуться, крепче упереться ногами в землю, взглянуть на небо, как сразу станет чище и радостнее на душе, вспомнятся сельские комсомольцы, их хорошее к ней отношение, вспомнятся ребята, которые добровольно ушли на фронт и сложили свои головы за пролетарскую революцию. Она была весёлой, озорной и целомудренной, а стала такая, что потеряла всякий вкус к красоте, молодости.
И только появление Петра, большого, сильного, чистого в своих поступках и желаниях, вернуло её к подлинной жизни – в её душу снова вошла способность радоваться необыкновенной весне и плакать счастливыми слезами. И вот этого в прошлом деревенского активиста-комсомольца, ныне крепкого и честного партийца жизнь сталкивает с Исайкой Чужачком: «Глядя и изучая Исайку Чужачка, трудно было пересчитать все цвета его замечательной фигуры, а также было совершенно невозможно понять логику его мыслей, так как в нём сочетались все чувства, все мысли, все темпераменты, как он любил всегда и весьма серьёзно выражаться, «интернационального свойства».
Именно Исайка Чужачок произносит здесь речи «о половом вопросе и о свободной любви». «Новая любовь, по его словам, – это свободная связь на основе экономической независимости и органического влечения индивидуумов противоположного пола». Собравшиеся здесь не очень-то поверили ему, отнеслись к его словам иронически. Но это ничуть не смущает оратора: «Я интернационален, а потому не только в любви, а в общих вопросах хорошо разбираюсь. А в городе Полтаве меня маленьким Троцким называли… Другие скажут, – продолжал оратор, – что новая любовь безнравственна, но ведь, как известно, всякая мораль классовая, а потому и безнравственна она только с буржуазной точки зрения…» Исайка Чужачок призывает отбросить старые формы любви – отбросить верность, чистоту. Только сиюминутное влечение должно определять отношение между мужчиной и женщиной – вот главное, к чему призывал «маленький Троцкий» из Полтавы.
И на какое-то время ему удалось внушить эти безнравственные взгляды на любовь и брак отдельным группам студенческой молодёжи, начавшим устраивать афинские ночи. На одной из таких гулянок и встретился Пётр с Чужачком.
Эту гулянку Татьяна устроила для того, чтобы показать Петру, какая она скверная и безвозвратно погибшая. Но ожидаемого веселья от этого она не получила. Страшная, мучительная тоска вошла в её сердце, и она почувствовала, что дальше так не может продолжаться, нужно снова попытаться выйти на твёрдую дорогу, на которую она вступила ещё в 17-м году и так счастливо шла до 23-го года.
И с этого началось прозрение. Она рассказала Петру о том счастье, которое она испытала в Москве, работая среди фабрично-заводской молодёжи («Пусть попробует кто-нибудь сказать мне скверное про деревенскую, про заводскую молодежь, что она развратна, распущенна, я ему собственными руками выдеру глаза»). Но вот её перевели работать в ячейку одного университета. Здесь-то она и столкнулась с чуждыми идеями, принципами, поступками. Она попала, по её словам, в обывательское болото, которое «сверху красно, как редиска, а внутри трухляво и вонюче». Её исключили из партии, как дочь деревенского кулака, после одного бурного собрания, где она оказалась «единственной защитницей старой ленинской гвардии». Правда, райком её восстановил, но с этого началось её падение, она надломилась в борьбе, не смогла противостоять тем насмешкам, которыми награждали её за целомудренное поведение с ребятами, стали публично называть её мещанкой. И настолько затравили, что пришлось ей принять предложение одного видного работника комсомола и она без любви сошлась с ним. Потом сошлась с другим, потом – с третьим.