История с продолжением
Шрифт:
– Да ладно, – махнула рукой та, – не драматизируй…
– Я серьёзно. Скажите, вы… уедете? Ну, потом, когда…
– Думаю, нет, – Валентина задумчиво покачала головой. – Мне сказали, что переводят сюда на постоянную работу. За вас двоих, кстати, обещали доплату. Да и сама я…
– Что?
– Не могу я смотреть, как кто-то мучается. Просто не могу. Я отсюда не уйду, обещаю. Только если силой поволокут…
– Спасибо вам, Валентина Николаевна. И за Пятого, и за себя… я вам очень обязан. Нет, правда. Я честно.
С этого всё и началось. Валентинина жизнь в корне изменилась, в ней появился
– Ты почему так делаешь, а? – в который уж раз спрашивала Валентина Пятого после его очередной стычки с Лином. – Он к тебе – со всей душой, а ты…
– А если его рядом не будет, как я, по вашему, должен справляться? Искать его, что ли?
– Тогда почему ты ему помогаешь?
– Потому, что я очень постараюсь быть рядом с ним, если что-нибудь произойдёт. Я за него в ответе. Это из-за меня мы здесь оказались и попали в такую… как бы это сказать?…
– Хреновую ситуацию, – подсказала Валентина.
– Совершенно верно, вы правы. К тому же мне и вправду пока помощь не требуется. Я и сам справляюсь.
– Я до сих пор не пойму, как ты выжил, – на лице Валентины появилось выражение полного замешательства, – ведь это просто невозможно было…
– Могу объяснить. Понимаете, мы с Лином можем немного помогать друг другу… чёрт, опять нет аналога. Бедный ваш русский язык, – сказал Пятый назидательно, – ищешь слово, ищешь… ну, можно попробовать так. Каждый человек обладает определённым запасом некой субстанции, назовём её пока жизненной энергией, хотя это не совсем верно, это, скорее, энергия в чистом виде, не активная… в пассиве. Вы её не ощущаете, это и не мудрено, ведь вы не обучались этому, да и вспомогательных приборов для этого у вас нет.
– А у тебя, никак, есть? – усмехнулась Валентина.
– Есть, – просто ответил Пятый.
– И где?
– А вот это вам знать не надо, опасно. Так вот, на чём я?… С помощью этого прибора и знаний, не самых сложных, впрочем, можно оперировать этой субстанцией. Таким образом Лин, к примеру, поделился жизнью со мной, для того, чтобы я мог быстрее набрать потенциал. Но это действительно далеко не всегда, в большем количестве случаев мы бессильны помочь друг другу. Это, конечно, снижает наши шансы.
– Не сгущай краски, всё не так плохо, – подбодрила его Валентина, которая не поняла и половины из того, что он говорил, – всё хорошо, что хорошо кончается. Ты только Лина зря не обижай, он расстраивается после ваших разговоров…
– Я тоже, – вздохнул
– Давно? – спросила Валентина с сочувствием.
– Десять лет назад. А у меня до сих пор это стоит перед глазами… самому не страшно, то есть за себя. А вот за Лина… камень на душе. Всё потом было – и в меня стреляли, и били, и… вспоминать даже не охота, тяжко, тем более, что всё это ждёт и дальше… А вот за Лина страшно. Он добрый, Лин. Я – злыдень, если сравнивать нас двоих, – на лице Пятого появилось выражение горечи и боли. – Вот, к примеру, ситуация. Зал, мы таскаем ящики. Всё, как всегда. Если падаю я, Лин чаще всего становится под удар и не даёт бить меня. В результате почти всегда избивают его.
– А ты? – спросила Валентина.
– Я тоже их к нему стараюсь не подпускать, если ему плохо. Только я обычно не жду, когда они начнут меня бить.
– “Нападение – лучшая защита”, – сказала Валентина.
– Ага, – в медпункт вошёл Лин и, обратившись к Валентине, спросил: – А он вам сказал, что происходит после того, как он становится рядом со мной в оборону?
– Нет… а что?
– Прибегают остальные, ещё человек десять, и бьют его до полусмерти… хотя ещё ни разу не убили, слава Богу. Так-то вот. Он не злой, Валентина Николаевна. Он добрый. Только он про это забыл. Или решил, что злым быть легче.
Валентина в один прекрасный день поняла, что Лин и Пятый – не просто пациенты, которых ей подкинула судьба. И она вдруг осознала, что торопится на предприятие номер три не из боязни опоздать на работу, а потому, что там её ждут эти двое. И что она сама ждёт встречи с ними.
Никто не имеет права
Это произошло случайно. Просто надсмотрщик был новый. Он ещё не знал, что можно, а что нельзя. Поэтому, когда Пятый упал, надсмотрщик решил его добить. Лина в то время в зале не было, и помешать было некому. Вместе с Пятым на пол свалилось по инерции ещё трое рабочих, двое поднялись, один остался лежать. Надсмотрщик застрелил его, а затем выстрелил Пятому в грудь. Тот мгновенно очнулся от боли, вскрикнул, попытался было отползти в сторону, но за первым выстрелом последовало ещё три, причем последний из них, контрольный, был произведен, как водится, в голову. На шум из соседнего тима прибежал Юра и в ужасе застыл на пороге.
– Мама родная… Кретин! – заорал он. – Что ты наделал!
Надсмотрщик, совсем ещё молодой парень, ничего не понимая, повернулся к Юре. Тот вылетел из тима и, не чуя под собой ног, рванул к медпункту.
– Валентина Николаевна! – крикнул он, – Пятого убили! Скорее!
– Что случилось?
– Идемте! Ну, быстрее же, пожалуйста!
В тиме они застали ещё двоих надсмотрщиков и того придурка, который стрелял. Валентина подбежала к Пятому и опустилась рядом с ним на колени. Он лежал лицом вниз на грязном полу, из-под простреленной головы медленно вытекала алая струйка, которую нехотя вбирал в себя цемент. На балахоне его проступали тут и там кровавые пятна. Валентина перевернула его к себе лицом. С правой стороны волосы были перепачканы кровью, сочившейся из раны расположенной на несколько сантиметров выше виска. Он с тихим всхлипом вздохнул и затих. Надсмотрщики подавленно молчали, всё было ясно без слов. Почти все они прошли Афган, и то, что предстало перед их глазами, говорило само за себя…