Итальянская комедия Возрождения
Шрифт:
Испанец. Пошли, пошли.
Сгвацца. Будь неладна мона Пьера! Кажись, у них открыта дверь. Неужто не робеют? Хотите доброго совета?
Мессер Джаннино. Ну что еще?
Сгвацца. Отложим это дело до завтра. Утро вечера мудренее.
Испанец. Куда нам деть этого дуралея, мессер Джаннино? Не отправить ли его назад, на постоялый двор?
Немец. Он тошно спятить.
Сгвацца. Чтоб я сдох: там за дверью что-то блеснуло.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Латтанцио. Показался неприятель. Будьте наготове и выскакивайте по моей команде. Я же перемолвлюсь парой слов с мессером Джаннино; быть может, удастся отвратить его от этой гибельной затеи.
Верджилио. Вперед, хозяин. Ворвемся в дом.
Латтанцио. Какая муха вас укусила, мессер Джаннино, что так самонадеянно вы вознамерились лишить жизни беззащитного старика в его же собственном доме?
Мессер Джаннино. Вам-то что за дело? Этот выживший из ума никчемный старикашка хочет расправиться с нежнейшим созданием на всем белом свете!
Латтанцио. А вы-то здесь при чем? Кто позволил вам вмешиваться в чужие дела?
Мессер Джаннино. Неправедному деянию всяк должен противиться.
Латтанцио. Стало быть, вы явились вершить правосудие? По-вашему, коль стар он и немощен, так и защитить его некому?
Мессер Джаннино. Защитники нам не острастка. Тот, кто осмелится выступить против нас, пожалеет, что не обратился в бегство. Мы жизни наши положим, а девушку вызволим.
Испанец. Мессер Джаннино, не стоит понапрасну тратить время на разговоры с этим презренным трусом. Направимся к дому.
Немец. Я будет изрубить старик на кусок! Абракадабра!
Латтанцио. Знайте же, что вас самих изрежут на мелкие кусочки, коли не уберетесь восвояси.
Испанец. Черт бы побрал этого бездельника!
Немец. Я лишно сделать ломоть из он.
Латтанцио. Видать, полюбовно нам не столковаться. Эй, братья, выходи. Поглядим, кто кого!
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Капитан. Сколь любезен этот мессер Консальво! Помилуй Бог, что здесь за распря? Довольно, довольно! Чего вы не
Латтанцио. Выложу все без утайки, синьор капитан. Эти удальцы явились сюда прикончить несчастного старика Гульельмо. Мы же с братьями порешили из уважения и любви к Гульельмо вступиться за него и проучить лиходеев.
Мессер Джаннино. Дело обстоит совсем иначе, синьор капитан. Старый плут Гульельмо, видя, что девушка, живущая у него в доме, не поддается на его грязные уговоры, возвел на нее невесть какую напраслину и замыслил лишить жизни. Из сострадания к бедной сироте мы и пришли освободить ее.
Третий брат. Враки!
Испанец. Чтоб вам пусто было! Все это гнусная ложь. Кабы не присутствие сеньора капитана, я затолкал бы эти слова вам в глотки острием моей шпаги!
Первый брат. Ври, да не завирайся! Синьор капитан, ежели ваша милость дозволит, я в одиночку сражусь со всеми четырьмя мошенниками.
Немец. Их сей бахвал не спускать!
Второй брат. Ужо отойдем в сторонку, тогда я погляжу, как ты запоешь.
Испанец. Клянусь небом, свяжите меня по рукам и ногам, я все одно скрещу клинки с этими похвалебщиками.
Немец. Пустобрех. Их бин не их, коль не порешить всех, как один.
Капитан. Вижу, отваги вам не занимать. Жаль будет, если кто-то из вас падет в этой схватке.
Мессер Джаннино. Чему быть, того не миновать, синьор капитан! Позвольте нам проучить этих спесивых наглецов.
Латтанцио. Не будь здесь синьора капитана, вы бы давно прикусили языки!
Верджилио. Дьявол! Я вне себя от ярости.
Капитан. Черт возьми, да вы все не робкого десятка: в этой стычке покуда никто еще не взял верх.
Немец. Знать, почто никто не пересилить?
Капитан. Почему же?
Немец. Их не сражаться этакий оружье, не зналь, как подобать орудовать сей щит.
Второй брат. Ежели кому и сетовать на оружие, так только нам.
Капитан. Это еще почему?
Второй брат. Да потому, что в Испании, кто побоязливее, прикрывается для пущей верности щитом или тарчем.
Капитан. Как видно, и в Италии этот обычай в ходу. Впрочем, оставим эти пересуды. В благородных руках любое оружие неотразимо. Однако будьте благоразумны, подумайте о своих жизнях, отложите оружие и примиритесь по-братски.
Мессер Джаннино. Не раньше, чем они сойдут с нашего пути и мы освободим девушку.
Латтанцио. Этот спесивец молвит так, словно уже одолел нас.