Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Княгиня Рогнеда в те дни не отходила от мужа. Красавец Всеволод, бывший почти на двадцать годов её старше, любил женское естество. Пока была молода законная жена, гулял направо и налево, и, говорят, растут где-то его незаконные дети. Да и потом, чуть только княгиня затяжелеет - тянул жадные руки приласкать первую попавшуюся девку или молодуху. Много слез пролила Рогнеда, оплакивая неверность мужа, а вот сейчас всё забылось. При ком же, как не при нём, стала она великой княгиней? Что делать сейчас? Идти в монастырь, вечно
Скосив глаза, Всеволод посмотрел на замершую рядом жену. Проливая слёзы, Рогнеда подурнела и постарела. Как непохожа она на ту робкую девушку, что ластилась к нему на ложе двадцать лет назад! Сколько ей? Сорока ещё нет. А по виду не скажешь…
– Будя реветь-то, - промолвил он, глядя с неприязнью, как катятся по лицу жены слёзы.
– Сырость разводишь почто?
– Да как не плакать-то, - всхлипнула Рогнеда, - когда одну ты меня кидаешь на белом свете!
– Не хорони, пока в могилу не положила!
– оборвал Всеволод.
– И поди отсюда… Поди глянь - гонцы-те воротились?
Несколько дней назад, только-только обжившись в Вышгороде, послал Всеволод гонцов в разные концы Руси. Мирослав Андреич ездил с посольством на Волынь и в Смоленск, зять Всеволода Болеслав Владиславич Высокий - в Переяславль к Изяславу Мстиславичу, прочие навещали черниговских Давидичей и младших братьев Всеволода.
– Воротились, - ответила Рогнеда.
– Да братья твои прискакали - Игорь да Святослав. Вчера ещё…
– Зови!
– рявкнул Всеволод, приподымаясь на подушках.
– Вот дура-то баба! Вот дура-то, - прохрипел он, валясь обратно, когда Рогнеда выскочила вон.
Послы протопали в изложню, снимая на пороге шапки и крестясь. Братья Ольжичи вошли в числе первых, встали у самой постели. Игорь - у изголовья брата, Святослав рядом. С ними проскользнул Иван Ростиславич - хотя князь никуда его не посылал, он Всё равно день и ночь торчал на княжьем подворье, словно цепной пёс.
Всеволод ждал послов с нетерпением. Глаза его загорелись, бледные впалые щёки пошли алыми пятнами. Он приподнялся на локте - исхудалый, костлявый, резко постаревший за время болезни.
– Ну?
– вопросил, жадно перебегая глазами с одного на другого.
– Чего князья передать наказывали?
– Великий князь, - начал Болеслав Высокий, - родич твой, Изяслав Переяславльский, ещё раз повелел передать, что от данного слова не отступится и крестного целования не нарушит. Твоя воля, как великого князя, для него священна!
– Ростислав Мстиславич тоже согласен и клятве будет верен, - степенно молвил Мирослав Андреич.
Остальные послы повторили то же самое. Лишь ездивший к Давидичам боярин Данила Великий намекнул, что братья
– Про то пущай не со мной, а с наследником дел моих, Игорем Ольговичем, речи ведут, - отрезал Всеволод.
– Ишь, торговаться вздумали, будто не князья, а купцы!
– Ничо, мы им живо спесь-то собьём, - проворчал Игорь.
Всеволод поманил его рукой.
– Ныне, - заговорил он, - когда близок мой смертный час, хочу я ещё раз напомнить - вот наследник моей власти, мой брат Игорь Ольгович. Когда помру я, ему клятву давайте, ему служите!… Тебе, Игорь, передаю я Киев и всю Русь. Тебе княжить и дела мои завершать!
Бояре кланялись Игорю, бормотали слова клятвы и потихоньку пятились, уходя. Дошёл черёд и до Ивана. Он осторожно приблизился к изголовью великого князя, и Всеволод улыбнулся слабой улыбкой:
– Уж прости, Ростиславич. Служи Игорю верно - он тебя за службу вознаградит…
Снаружи ложницы все словно скидывали с плеч тяжкий груз. Старый боярин Пётр Ильич, служивший ещё Олегу, помнивший его отца Святослава и терпеливо ждавший возвращения Олега из византийского плена, уже за порогом прослезился старческой слезой:
– Да как же это? Да что же такое деется? За что мне на мои седины такой позор?
– Почто слёзы льёшь?
– невесело усмехнулся ему Иван.
– Ты-то, боярин, чай при своих остаёшься…
– При своих-то при своих, - вздохнул Пётр Ильич.
– А ведаешь ли, который мне год? Восемьдесят девятый уже! Четвёртого князя переживаю - сперва Святослава Ярославича, потом Олега Святославича, потом брата его Давида, теперь вот внука Святославова… И за что мне такая судьба? Неужто доведётся и прочих детей Святославова корня в могилу проводить? Позор это, когда слуга господина своего переживает! В прежние-то годы…
Иван задержал шаг, оборачиваясь на двери княжеской ложни. Резануло память, что ни один из бояр не испытывал похожих чувств. Более того - тот же Улеб тысяцкий ныне вовсе остался в Киеве, будто и не его князь помирает. А с ним - Иван Войтишич, Лазарь Саковский и Василь Полочанин. Да и Мирослав Андреевич, справив посольство, уже спешит куда-то, словно есть у него дела важнее, чем Князева кончина.
«Слуга господина своего переживает!» - вспомнились слова. И Иван тихо воротился к княжеской ложнице.
Дверь была приотворена. Встав на пороге, Ростиславич не решился сделать дальше ни шага - как раз в это время княгиня Рогнеда привела ко Всеволоду детей.
Три мальчика - старшему, Святославу, уже шестнадцать, недавно женился, среднему, Ярославу, семь, меньшому, Владимиру, нет и четырёх - молча стояли перед смертным одром отца. Рослый Святослав старался казаться взрослым, это получалось у него уже хорошо. Двое других мальчишек были просто напуганы необычным видом отца, слезами матери, всем происходящим.