Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Лишь пройдя переходом, братья заметили идущего за ними Ивана.
– Берладник?
– Всеволод кликал Ивана Ростиславича только так, по-своему потешаясь над тем, откуда тот прибыл.
– Ты почто тут?
– Княже, - Иван прижал руку к сердцу, - мои вой давно к походу готовы. Хоть сейчас в седла и на бой!… Только обидно мне, что не со мной твои беседы. Аль я тут лишний?
– О чём ты?
– Всеволод нахмурил седеющие брови.
– В толк не возьму…
– Так ведь война, князь!
– А!
– Ольжич рассмеялся.
– Помстилось тебе, Берладник!
– А как же я?
– Ивану показалось, что он ослыдался. Виданное ли дело - ведь Всеволод Ольжич обещался!
Тот усмехнулся, видя затуманившееся Иваново лицо, потрепал его по плечу:
– Не бойся. Настанет и твой черёд. Слово великого князя в том!
Черёд настал скорее, чем Иван думал.
Поход в Польшу был короток и неудачен. Сперва Игорь Ольжич быстрым наскоком настиг четверых младших братьев Владислава Болеславича, сидевших вместе в маленьком городке недалеко от Кракова. Не ожидая увидеть под стенами огромного русского войска, младшие Болеславичи без лишних споров согласились уступить старшему брату королевство, и, воротив себе трон, Владислав немедленно пожаловал русским в вечное владение городок Визну.
Обрадованный Игорь воротился с победой. Его не огорчало даже то, что мало пришлось забрать полона - слишком спешили туда и обратно, хватали лишь то, что успевали на ходу. Город Визна был сам по себе достаточным приобретением.
С тем он воротился в Киев, принеся радостные вести брату Всеволоду. А вскорости по его следам, загоняя коней, прискакал вторично изгнанный Владислав. На сей раз восстал сам народ, и усмирить бунт черни и примкнувших к ней можновладцев ещё нетвёрдо сидевший на троне король не мог.
Он сидел в палатах великого князя, усталый с дороги и говорил хриплым голосом:
– Дай мне полков, Всеволод. Ещё полков дай! Нонче сам пойду да тех бисовых детей самолично наказую!
Всеволод сидел, развалясь. Ночью ему было худо, слабость ещё не прошла, и он был раздражителен. Скрывая недомогание и злость, покачал головой:
– Уж прости, дорогой сват, но ныне не о том думки мои. Спешу я собрать рати на Владимирку Володаревича Галицкого. Пойду у него воевать волости Звенигородские. А тамо, глядишь, и до тебя сызнова черёд дойдёт. Звенигород - он к Польше близок. Считай, самое приграничье…
Владислав выпрямился. Он понял князев намёк и кивнул головой:
– Добре. Нехай всё так будет!
Вот так и дошёл черёд до Ивана Ростиславича. Сам Всеволод, собирая рати, говорил: «Пошли Звенигород для Берлади добывать!» Решив в случае победы сразу, с пределов Звенигородских, заручившись поддержкой нового тамошнего князя и взяв его дружины, отправиться в Польшу, Всеволод собирал огромную рать. Шли почти все, кто два года назад ходил на Галич, - поднялись Киев, Чернигов, Переяславль, Смоленск,
Выступили ранней весной. Иван Ростиславич ехал, словно на горячих угольях - поминутно привставал на стременах, тянул шею вдаль и разве что не самолично скакал в дозор, который высылало войско впереди себя. Конь под ним тоже плясал, грыз удила и норовил пуститься вскачь.
Дружинники, ехавшие следом, видели нетерпение своего князя.
– Ишь ты, как домой-то спешит!
– переговаривались они.
– Ну чисто бы взял и полетел!
– А ты чо думаешь? Ему, что ль, охота чужой хлеб задарма есть? В чужом дому горек хлеб, а на родной земле и чёрствой корочке будешь рад!
– То-то и оно, что на чужой! А после чего?
– После? Он - князь, а мы при нём. Аль не мило?
– Эх, братцы, - воскликнул один из дружинников, звенигородец, - аж сердце заходится, как подумаю, что на родину ворочаюсь! У меня там лада оставалась в посаде. Дождалась бы…
– Дождётся, коли замуж не пошла, - охлаждали его пыл.
– Дождётся, - уверял звенигородец, - ежели муж не прибил за какую провинность…
Он замолчал, мечтая о запретных ласках чужой жены.
От Котельницы свернули чуть южнее, чтобы, пройдя через Межибожье, выйти к Звенигороду короткой дорогой. Дальше лежал Теребовль - город, в котором княжил, а позднее и умер Василько Ростиславич. При нём был Теребовль одним из набольших городов Червонной Руси - он да Перемышль, да Звенигород, да Дорогобуж. Галич поднялся позднее, когда из Перемышля туда переехал Владимирко Володаревич.
Вскоре ранняя весна проявила свой капризный норов. Стало быстро теплеть, зарядили проливные дожди. Они в три дни согнали весь снег, так что к берегу Серета, на котором стоял Теребовль, войска подходили с трудом. Вдоль обочины дороги тут и там торчали брошенные сани - одинокие, задравшие к небу оглобли. На них везли сено и зерно коням и еству для людей, брони и оружие для ополчения. Теперь всё это либо по-половецки вьючили на заводных Коней, либо тащили на себе. Кое-кто из бояр, посметливее, в деревнях отнимал у мужиков подводы, куда переваливал своё добро. Но большинство пешцев месили весеннюю грязь ногами. Часть сена и зерна пришлось-таки бросить и перебиваться тем, что грабила в деревнях.
Сам Серет переходили осторожно - весна и тут потрудилась. Лёд темнел, под ним собирались пузыри воздуха, порой опасно трещал под ногами. В конце концов река не выдержала - лёд треснул как раз на середине. Прежде, чем успели спасти, под лёд утянуло подводу с поклажей и троих мужиков.
Дожди продолжали идти, и дороги раскисали ещё пуще.
– Неласково встречает нас твоя вотчина, - усмехался Всеволод, поглядывая на Ивана. Тот не обращал внимания на дождь. Мокрые волосы прядями прилипли ко лбу, вода текла по лицу.