Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Да ты что, княже?
– ахнул он.
– Ольгу Юрьевну сватать едешь?
– А то?
– усмехнулся в усы Андрей.
– Доколе ей в девках сидеть? Ещё чуть-чуть - и дорожка одна - в монастырь.
– Так ведь я… - начал было Иван и осёкся. Что скажет он Андрею? «Ведь я её люблю»? А что с того? Юрий Долгорукий далеко руки раскинул. Как паук, ведает, что Владимирко Галицкий строптив и своенравен - ни с одним великим князем ужиться не мог, вот и надумал привязать его сыновней женитьбой. Да и Владимирке то в радость - породниться с самим Мономашичем! Менее всего думали эти двое о своих детях и их судьбах. Русь важнее! И тем более не было им дела до звенигородского изгоя,
Суздаль встретил укутанный снегами. Самые лютые морозы уже миновали, всё чаще бывали оттепели, и в воздухе иной раз чувствовалась весна. Накануне выпал пушистый снег, ветки деревьев прогибались под его тяжестью, и время от времени с тихим шорохом срывался с еловых лап снежный ком. В разрывах туч мелькало солнце, и купола суздальских храмов поблескивали в его лучах, как маленькие солнца. Сам город был праздничным, люди - нарядны и румяны, и княгиня Ирина, вышедшая встречать гостей, была тоже хороша. Ольги не было, и Иван тоскливо перевёл дух. Уезжая, он не простился с девушкой путём, а возвращался с недоброй вестью.
Хуже этого мог быть только привальный разговор, когда к Ивану, отдыхавшему у костра, подошёл галицкий отрок и сказал, что боярин хочет говорить с ним.
Избигнев Ивачевич пытливо ощупал взглядом лицо Ивана.
– Видать, не врут мне очи-то, - молвил в светлые пушистые усы.
– Ты и есть Ростислава Володаревича сын, Иванка?
– Я и есть.
– Жив, стало быть?
– Жив.
– Князю суздальскому служишь?
– Служу.
– В Галич ворочаться думаешь?
– А чего мне там делать? Стрый, чай, на порог не пустит…
– Да, своенравен Владимирко Володаревич, - кивнул боярин Избигнев.
– И нравом бывает крут. Потому слушай, удалец берладский. Про дела твои князю кое-что ведомо. Пока я смолчу, что тебя видел, а только помни - ежели что, так лучше сам на меч кинься. Князь тебя помнит. И, кабы не дело, с которым я ныне послан, приказал бы я своим молодцам, скрутили бы они тебя - да в мешок. А там поминай, как звали!… Так что живи - пока князь про тебя не вспомнил!…
Сказав эти слова, Избигнев Ивачевич повернулся и ушёл, оставив Ивана стоять с горящими от гнева ушами.
…И вот теперь этот самый боярин приехал в Суздаль, чтоб увезти Ольгу к Ярославу, сыну Владимирка, в жены!
Пока шло сватовство, Иван не находил себе места. Девушку прятали не только от него - лишь раз или два казали её сватам, а после заперли в девичьей. Сидеть ей там, лить слёзы, пока не соберут приданое да не тронется в путь свадебный поезд, чтобы отвезти невесту в далёкий Галич.
Потом сваты уехали. Остался лишь боярин Избигнев - он должен был привезти молодую жену своему княжичу. В тереме шла суета - собирали приданое. Андрей с Иваном ездили в полюдье, собирали меха да воск. Шили платье, ковали трудились над обручами и кольцами. Невеста голосила в своей горенке.
Только один раз и удалось им повидаться. Ивана ноги сами вынесли в засыпанный снегом сад. Тут не было на сей раз даже тропинок - обычно обе княжны гуляли тут с мамками и дворовыми девушками, кидались снежками. Теперь Ольга сидела взаперти, за нею должна была покинуть терем и Софья. Без троп пробирался Иван по саду, отводя рукой ветви яблонь. Глаза сами нашли маленькое забранное цветной слюдой окошко. Он встал под ним, запрокинув голову, и окошко вдруг отворилось с лёгким стуком и выглянула Ольга…
– Олюшка, - он рванулся к стене терема.
– Иванушка, - она вытянула руку, надеясь коснуться его хоть кончиками пальцев. Но стена была слишком высока.
– Олюшка…
– Ой, Иване, на беду мы повстречались, - голос дрожал от слез.
– Увозят меня за тридевять земель, в жены.
– Ведаю. Ярослав двухродный брат мне. Наши отцы родными братьями были. Стрый мой, его родитель, меня из Червонной Руси выгнал.
– Ой, лихо-то какое!
– Ольга схватилась за голову.
– Ой, да за что же мне такая беда?
Она тихо заголосила. Иван, стоя под окном, не знал, чем утешить княжну. Сказать - увезу за тридевять земель, где никто нас не найдёт?… Но где жить? Да и куда бежать, если повсюду дотянется рука Долгорукого?
Ещё более в тот день возненавидел своё изгойство Иван. И когда увозили Ольгу в Галич, и вышла она на крыльцо, чтобы последний раз окинуть взглядом знакомый с детства двор, напрасно искали её глаза Иваново лицо. В ту пору он лежал в гриднице пластом, и берладники стояли вокруг, понурясь и не ведая, чем помочь своему князю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 6
– Прим. авт.) Один за другим ушли из жизни Святополк Мстиславич, великий князь Изяслав Мстиславич и, едва успев урядиться с Ростиславом Мстиславичем о великом княжении, старый Вячеслав Владимирич. Для старика было слишком большой радостью дождаться великого княжения. Был он, не в пример прочим сынам Мономаховым, слаб духом, на коня садился с большой неохотой, жизни не радовался и спокойно княжил в тех городах, где ему указывали. Будь жив единственный сын Михаил, по-иному сложилась бы его судьба. Но не было сына-наследника, а сыновцы, называясь «сынами», говорили так больше по обычаю. Тем более что нерадостно начиналось княжение - поднял голову Изяслав Давидич, последний князь среди многочисленного потомства Давида Святославича, князь Черниговский. А в Смоленске зашевелился Ростислав Мстиславич, брат Изяслава. Да и старший сын Изяслава, Мстислав, тоже не хотел так просто уступать отцово наследие.
Обо всём этом Юрий Владимирич Суздальский прослышал ещё летом от примчавшегося из Новгорода-Северского гонца. Верный старой клятве, Святослав Ольжич торопился упредить союзника о том, что затевается на Руси.
Юрий скучал в Суздале. От скуки он ввязывался во все свары, что случались в Русской земле, благо, сидел в Переяславле сын Глеб. После смерти Ростислава, оставившего сиротами двух малых сыновей, Глеб был единственной опорой Юрия. Даже Борис и Андрей и подросшие младшие не радовали так - Мстислав был отослан в Новгород князем, Василько после той болезни так и не оправился до конца, а Ярослав от рождения был слаб разумом и телом. Андрей - слишком своенравен и упрям. А прочие не унаследовали ни нрава, ни ухваток отца. Правда, были ещё княжата от Ирины, но Михалке со Святославом пока только в чурочки играть. Юрий маялся, от скуки рубил города. На Плещеевом озере поставил город Переяславль, названный Залесским, чтоб отличать от Переяславля-Рязанского и Переяславля-Русского. И речку возле него назвал Трубежем - как звались уже реки двух других Переяславлей. Обещался основать город, если Ирина родит ему третьего сына. Княгине уже подходил срок родин, и все повивальные бабки хором твердили, что будет мальчик…