Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Ярослав некоторое время был подле умирающего, потом, когда пришёл священник на исповедь, тихо вышел. На пороге попалась на глаза старая мамка - она смотрела на него так, словно знала, что на самом деле случилось со старым князем. Ярослав хотел было крикнуть людей, чтоб схватили старую ведьму за то, что погубила его отца, но опамятовал - для всех смерть Владимирки была наказанием за грех клятвопреступления. И, как знать, не явился ли он орудием Божественного провидения, покаравшего грешника? Что из того, что он - его отец? Ибо сказано в Писании: «Если соблазняет тебя твой правый
– Господи, - бегом бросился он в горенку и упал на колени перед иконами, - Господи, прости, ибо грешен аз есмь. Животом клянусь - отмолю грех невольный. Но не за себя, а для-ради спокойствия Галичины свершилось сие! Малой кровью откупился я от крови большой. Прости мя, Господи!
На рассвете Владимирки Володаревича не стало. Ярослав, узнав об этом, спешно велел воротить с полдороги великокняжеского посла. Ложные клятвы прежнего князя следовало отринуть с его смертью. Новый князь Галицкой земли хотел жить по-новому…
На всей Руси наступали новые времена. В Киеве сызнова сидел Мономашич - последний из сыновей Владимира Мономаха, Юрий Суздальский. Но такое пришлось по душе не всем - уже званый киевлянами, уже привыкший к мысли, что великий князь - он!
– победил же в битве самого Ростислава Мстиславича!
– поднял голову Изяслав Давидич Черниговский. И, только-только утвердившись на великокняжеском столе, Юрий Долгорукий вновь поспешил собрать войска.
Война закончилась быстро - союзники Изяслава Давидича, Мстислав Изяславич и брат его Ярослав - были разбиты, Ольжичи отказались вообще обнажать меч против войск Долгорукого. К нему же неожиданно примкнул из Смоленска Ростислав Мстиславич, старший из оставшихся братьев-Мстиславичей.
Зажатый врагами со всех сторон, нигде не находя поддержки, Изяслав Давидич запросил мира.
Осенью все князья съехались в Каневе на снем. Юрий прискакал с сыном Андреем, которого посадил подле себя в Вышгороде. Ростислав Мстиславич прибыл со старшим сыном Романом, женатым и уже имевшим маленького сына. Подрастал второй сын, Рюрик - парню уже шёл девятнадцатый год, пора искать невесту, и Ростислав придирчиво оглядывал остальных князей, ища, с кем породниться. Святослав Ольжич прислал вместо себя боярина. Изяслав Давидич прибыл один, оставив малолетнего сыновца в Березове под Черниговом.
Поросье было вотчиной младшего сына Долгорукого, Василька. Тот вместе с братом Глебом принимал гостей. Разговоров заводили мало - и без того было ясно, что сила одолела силу. Изяслав Давидич, скрепя сердце, поклялся не искать Киева под сыном Мономаха и жить с ним в любви и согласии. У него уже отняли много городов - последней потерей стал Мозырь, переданный Долгоруким Святославу Ольжичу в благодарность за верную службу. Сам Ольжич уже, не спросясь великого князя, отобрал у двухродного брата Сновск и Стародуб. Ещё прежде были отрезаны земли дреговичей… Черниговская земля таяла не по дням, а по часам. Что с нею будет? Неужто так и растащат по кусочкам? Эх, был бы жив его малый сынок Всеволод! Младенец умер в первую свою зиму. Ныне было бы ему восемнадцать лет. Он да Святослав Владимирич - какая была бы смена!…
Поражение согнуло Изяслава Давидича. Сидя в палате с прочими князьями, он просил мира и называл себя подручником великого князя. Готов был на многое - лишь бы не лишали его Черниговского стола.
У Долгорукого был свой расчёт. От Святослава Ольжича он знал, каковы дела в роду Черниговских князей. Святослав Владимирич мал и юн, Изяслав стар, сыновей у него нет. Долго он не протянет, а Святославом можно вертеть, как угодно. Но покамест старик жив, надо привязать его к себе покрепче. И, выслушав речи Изяслава, Юрий улыбнулся открыто и тепло, как часто улыбался, ежели надо было для дела:
– Что-то ты не весел сидишь, князь Черниговский, брат мой! И речи твои печальны, словно на суд тебя вызвали!
– Ас чего радоваться-то?
– вздохнул Изяслав.
– Ас того, что не держу я на тебя зла, - развёл руками Долгорукий, сразу став на вид вдвое толще.
– Вот, зри, Ростислав Мстиславич. Давно ли мы с ним ратились, о Киеве спорили? А ныне сидит он со мной вместе, не враг, а союзник. Отец мой, Владимир Мономах, говорил, что не токмо мечом, но и добрым делом надо крепить Русь. На что нам лишняя ссора? Ты уже поклялся не искать Киева подо мной, потому как сила на моей стороне, и хочу я показать, что принял твою клятву и готов скрепить её нерушимым союзом.
– О чём ты говоришь, Юрий Владимирич?
– нахмурился Изяслав.
– Слыхал я, что есть у тебя дочь Анастасия, - хитро прищурился Долгорукий.
– А у меня есть сын Глеб. Молодец хоть куда, а одинок. Как думаешь, не оженить ли его на твоей дочери?
Изяслав сразу понял, куда ветер дует, но заупрямился для вида:
– Так ведь дочь у меня млада, неразумна…
– То ещё лучше - мужниным умом будет жить. Ну, по рукам?
– По рукам, - вздохнул Изяслав.
На другой день пили, празднуя помолвку, а вскоре в Чернигов поспешили сваты - собирать Анастасию Изяславну замуж за Глеба Юрьича. Свадьбу сыграли удивительно быстро - на Покров уже свезли молодых в Переяславль-Русский.
Зима началась мирно и спокойно - усмирённые, князья сидели по волостям. Бояре затворились в своих вотчинах, смерды запёрлись в избах - все ждали тепла. Юрий тешился охотой, скакал с Андреем по полям и лесам - ловил туров, оленей и кабанов. Но с неудовольствием всё чаще стал замечать, что Андрей отдаляется от него. То на охоте мелькнёт его недовольное лицо, то откажется приехать в гости на пир, сославшись на неотложные дела, а то сам долго не зовёт к себе отца. Стал сторониться и всех дел великокняжеских.