Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Юрий, подавшись вперёд, жадно прочёл Святославову грамоту, в которой тот рассказывал о начале войны за Киев, и поднял глаза на гонца.
– Истинно всё так, как в грамоте прописано?
– Побожусь, княже, - ответил гонец.
– Святослава Всеволодича брат твой Вячеслав усадил в Киеве дожидаться прихода Ростислава Мстиславича. А когда тот придёт, отдать ему великое княжение…
– Уже пришёл, видать, - Юрий посмотрел в окно. Снаружи шелестел весёлый летний дождь.
– Ну, а князь твой чего себе думает?
– Князь мой повелел на словах передать, что он свата своего как старейшего в роду чтит и готов встать под его стяги, когда нужда будет. И готов хоть сейчас полки собирать, чтоб идти и добывать тебе Киев.
– Добро, - усмехнулся Юрий.
– Тогда скачи назад и передай Святославу Ольжичу, чтоб готов был выступить в одно время со мной.
Сперва хотел Юрий пойти осенью, едва соберут смерды урожай и можно станет оторвать мужиков от земли, но тут пришло княгине время рожать. После двух сыновей все ждали, что Ирина и третьего родит также легко, но гречанка мучилась почти весь день. Она то стонала и корчилась в муках, то затихала и только слёзы струились у неё из глаз. Юрий ждал спокойно - много было у него сыновей, от иных уже подрастали внуки. А Андрей даже овдоветь успел и сызнова на молодых боярышень заглядывался. Не так уж и больно и терять жену - успел же он пережить половчанку, успел схоронить трёх сыновей. Но Юрий старел, и молодая жена приятно грела его сердце. Подле неё он сам себе казался молодым и сильным. Вот народит сыновей - всех надо будет сажать по уделам, как делал когда-то отец его Владимир Мономах. И худо ли жилось Руси, когда почти в каждом уделе сидел Мономашич? Ему, Юрию, Господь даровал большую семью - ему и повторять отцово дело.
На второй только день повитуха чуть ли не силком вытянула из обессилевшей княгини красный комочек. Спеленала и понесла князю:
– Радуйся, княже! Сын!
В добрый час появился на свет этот мальчишка - когда не только в мыслях, но и наяву замаячило перед глазами великое княжение. И Юрий назвал сына Всеволодом, заложив той же осенью город на реке Яхроме. Назвал его Дмитров - в честь сына Всеволода-Дмитрия. Лишь после этого поднял полки в поход.
Юрий выступил к Смоленску, ещё не ведая, что случилось в Киевской земле. Едва отбив нападение половцев у Переяславля, Ростислав собрался идти на Чернигов, усмирять Изяслава Давидича, но умер старый Вячеслав. Поход пришлось отложить и попытаться уладить дело миром. Но черниговские князья слишком долго ждали. Половцы, приведённые Глебом Юрьичем - его родня по матери-половчанке, - были ещё на Руси, и их-то двинули в поход союзные князья. Поднялась вся Черниговская земля, и Ростислав дрогнул. Поражённый его трусостью, Мстислав Изяславич бросил стрыя. Ростиславу пришлось уходить в Смоленск.
Долгими дорогами пробирался он в родной удел. На пути застала его распутица - шли проливные дожди, дороги раскисли и превратились в грязь. Вязли по ступицу подводы, гружённые княжьим добром и дорожным припасом. На привалах с трудом разжигали костры - дерево вокруг было пропитано водой и больше дымило и стреляло искрами, чем горело. Часто простые вой жевали всухомятку хлеб, запивая водой из колодцев. Мёрзли и мокли, но спешили, выбиваясь из сил, - опасались погони.
В пути свернули в болото - решили обойти разлившуюся от дождей реку и попали в низину. Кони чавкали копытами, спотыкались на кочках. Однажды чуть не потопили подводу - развалилась под колесом кочка, и подвода завалилась набок, съезжая с тропы в трясину. Два мешка зерна всё-таки потонули, пока спешно разгружались и помогали лошадям вытянуть на высокое место.
Хорошо ещё, на пути попадались деревни. Смерды селились здесь спокойно - так далеко вглубь Русских земель половцы не ходили уже давно, но всё равно мужики жили с оглядкой - помнили, как несколько лет назад тут проходили рати. Смоленск не оставался в стороне от великокняжеских усобиц, а дружинники - те же тати. Тащат, что под руку попадётся. Поэтому смерды пугливо прятались, заметив дружину и обоз.
Сидя в тесных полутёмных смердьих избах у стола и вяло жуя наспех приготовленную пищу, Ростислав терзал себя чёрными думами. Не так уж и долго пробыл он великим князем - несколько месяцев от силы. Нежданно-негаданно верх взял Изяслав Давидич. Ну кто бы мог подумать, что у этого старика столько сил! Ведь в домовину скоро, а туда же! Был Черниговский князь ненамного старше Ростислава, а смоленскому князю казалось, что между ними лет тридцать жизни. С ним Мстислав Изяславич, а кто встанет за него, Ростислава? Куда ему податься? Не к Юрию же Суздальскому в подручники?
А Юрьевы полки в ту пору пробирались болотистыми берегами рек в земле дреговичей [18] , спеша как можно быстрее добраться до Смоленска.
Городок Зарой на реке Ипути был пограничным городом Смоленских земель. Посадник, сидящий здесь, гордился своим местом и, памятуя, что вокруг враждебные земли - ибо как ещё считать князей, что день и ночь воюют друг с другом?
– держал большую дружину. Кормил её с тех даней, что собирал с купцов, въезжавших в Смоленские пределы. По Ипути можно было дойти до Днепра, а там - плыви, куда хошь. Хоть к прибалтам, хоть в Полоцкие земли, хоть в Новгород, хоть в Киев, хоть в Суздаль или Чернигов. Торговля - с неё земля богатеет, а с войны скудеет.
18
Дреговичи - союз восточно-славянских племён по р. Припяти и её левым притоком. С X в. в Киевской Руси.
Вот и забеспокоился посадник Никифор Одноок, когда заметил идущие берегом рати. То, что по виду были они русскими, его не больно обрадовало - раз рать, значит, новая война. А князь как раз ушёл в поход на Киев, оставил Смоленскую волость на подрастающих сыновей Романа и Рюрика.
Зима в тот год встала рано - Ипуть уже сковало льдом, но был он ещё тонок и бабы из посада боялись ходить к проруби за водой. Да и проруби самой пока ещё не было - вчера только последние промоины затянуло. Поэтому, к радости Никифора, чужая рать расположилась на том берегу, дожидаясь, пока река встанет совсем. Посадник поспешил послать в Смоленск верного человека - упредить княжичей, а сам велел дружине готовиться к сече. Рать пришла большая. Победить Никифор не надеялся, но хоть немного задержать врага считал нужным.
У Зароя были свои стены: не зря его назвали Зароем - глубоко рыли ров, высоко насыпали земляной вал, но сомнут дружину числом пришлые и оставят от города одни головешки. В молодости Никифор сам ходил в походы, сам зорил чужие города и знал, что иногда остаётся от города только пепелище. Шальная стрела выхлестнула ему глаз, уже когда стал тысяцким - вот и поставил его Ростислав Мстиславич посадником. Давно это было, а словно вчера. И, предвкушая рать, Никифор Одноок достал из заветного ларя кольчугу и шелом, развернул из тряпицы меч, снял со стены щит и копье. Примерил - ну, чем не богатырь Святогор из сказаний. Кажется, один бы разметал всю вражью рать.
Жена Потвора - Никифор женился уже тут, став посадником, - всхлипывала, вытирая слёзы.
– Ой, пришло по наши души лишенько!
– причитала она.
– Да за что же мы Бога-то прогневали? Сколь годов жили, не тужили! Пришёл наш последний час!
– Цыц, дура-баба!
– Никифор оглядывал себя, пробовал помахивать мечом - есть ли сила в руках?
– Однова на свете живём, а всего горя не избыть!
– То-то и оно, что не избыть! Вот падёшь ты в бою - чего я одна с детками делать буду?
– Дура, не каркай!
– Добром говорю - сходил бы да поклонился супротивнику. Ворота градские отворил - глядишь, не тронули бы нас!
– Чего ты мелешь?
– разозлился посадник на жену.
– Я князем тут поставлен Смоленскую землю беречь от всякого лиха!
– Ой, люди! Да что ж это деется!
– посадница принялась тихо голосить.
– Ой, да за что нам погибель такая? Из-за твоей гордыни всё пропадёт! А поклонишься в ножки - может, и помилуют! Чай, тамо не поганые, а свои, русские!